Первая любовь (СИ) - Мари Князева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я стою на ногах крепко, но голова ужасно кружится и хочется присесть на землю.
— Угу… — жмурюсь и наклоняю голову, насколько это прилично, когда так близко к тебе стоит другой человек.
— Ты меня… не помнишь? — в голосе Глеба легкая грусть.
А я пока просто пытаюсь прогнать мушек, что мельтешат в глазах.
— Хм… не очень.
— Мы с тобой дружили когда-то… много лет назад.
Конечно, кто-то скажет, что восемь лет — это не так уж и много, но если это половина твоей жизни, то все представляется иначе.
— Глеб… — шепчу я ошарашенно, подняв глаза на молодого человека. Мушки умчались, даже не помахав на прощанье лапками.
Я смотрю-смотрю на него, как завороженная, и не могу узнать. Лицо своего детского деревенского друга я вообще помню смутно, но сейчас передо мной совсем другой человек. Взрослый, почти мужчина. Он смотрит на меня иначе, нежели тот мальчик в вечно драных штанах. Штаны, к слову, примерно те же самые, только немного отросли вместе с хозяином за 8 лет и потеряли половину, превратившись в шорты. Но они по-прежнему изношенные и грязные.
Глеб поймал мой взгляд на своем единственном предмете одежды и густо покраснел. Принялся вертеться и тараторить, чтобы отвлечь мое внимание:
— Вот уж не думал, что мы еще когда-нибудь встретимся. Куда ты пропала тогда? Я… — он запнулся, покраснел еще больше и принялся ходить туда-сюда.
— Мама в город переехала, — ответила я с сочувствием. — Мне тоже хотелось тебя увидеть, но… кто отпустит десятилетнюю девчонку одну за 500 км или повезет ее туда ради такого же мелкого приятеля?
— Жаль, что у нас тогда не было телефонов, да? — на лице Глеба расцвела широкая улыбка — даже не верилось, что ему жаль.
— Угу, — согласилась я. — Теперь все иначе. Наверное, даже у твоей младшей сестры есть свой телефон?
Он отрицательно покачал головой:
— Нет. Мелкая еще для такой роскоши.
— Но ведь она ходит в школу?
— Да, во второй класс перешла.
— Как же вы держите с ней связь?
— По старинке. Как мы с тобой держали во времена нашей дружбы.
Я смущенно улыбнулась, а потом стала оглядываться, чтобы узнать место. И действительно, пазл в голове начал складываться. Они перекрасили дом, но по форме он был все тот же: довольно большой и добротный, из тесаного бревна, обшитый тонкими досочками. Раньше он был желтовато-коричневым, но теперь стал синим, с яркими зелеными наличниками на окнах.
— А я не узнала… — пробормотала я. — Все так изменилось… У тебя не появилось еще братьев и сестер?
— Нет, — усмехнулся Глеб. — К счастью, нет.
— Почему к счастью?
— У нашей семьи закончились дырки на ремне.
Я непонимающе уставилась на него.
— С каждым ребенком мы затягивали пояс все туже, — пояснил Глеб.
Я подумала еще немного и наконец в голове у меня прояснилось. Эти идеи были чужды мне: я никогда не сталкивалась с настоящей нуждой. Меня всегда хорошо обеспечивали: родители, потом бабушка с дедушкой, потом дядя Сергей. Я никогда не выбирала между покупкой двух необходимых вещей — у меня всего было в достатке. И мне очень нравились братья и сестры Глеба, в детстве я иногда играла с ними — это было очень интересно, особенно с мелкими. Как будто у тебя кукла, только живая. Пищит, смеется, кушает… Мой маленький братик Кирилл тоже нравился мне, хотя я уже и вышла из возраста игры.
— А я хочу много детей, — в задумчивости пробормотала я.
— Тогда тебе нужно много денег, — насупился Глеб. — Или богатого мужа.
— Деньги — это ведь не самое главное, — возразила я не по существу вопроса, а скорее на эмоциях.
— Но это важно. Очень. Особенно когда их нет.
Я пожала плечами: в моем возвышенном воображаемом мире проблема денег не существовала. Она была слишком мелкой, низкой, неинтересной, чтобы брать ее туда. И теперь мне казалось, что мы с Глебом очень далеко разошлись, не только физически, но и морально.
— И что же? Ты планируешь посвятить жизнь деньгам?
— Уж точно не нищете.
— Звучит ужасно, — передернула я плечами. — Оскорбительно для твоих родителей и всего, что они дали тебе…
— Тебе легко рассуждать об этом, — голос Глеба едва заметно завибрировал, меж бровей залегла гневная складка.
Он, наверное, хотел сказать что-то еще, но вместо этого сжал губы и, развернувшись, пошел прочь. А я смотрела ему вслед, и мне было обидно, что мы вот так поспорили, едва встретившись через много лет. Я ощущала его почти родным человеком, только потерянным на время, а теперь найденным. Мне было больно оттого, что он так думает о жизни — именно близким людям такое прощать труднее всего. Но еще больнее было понимать, что он на меня обиделся.
Я вернулась в дом и стянула ненавистную кофту, которая уже почти приплавилась к телу.
— Ты познакомилась с соседом, малышка? — ласково спросила мама.
— Нет, мы давно знакомы. Мам, разве ты не знаешь, что это тот самый Глеб, с которым я дружила в детстве?
Она покачала головой:
— Откуда же мне было это знать? Он так изменился, вырос…
— Да, и не только в этом.
— А в чем еще?
— Что-то все про деньги говорит. Будто это самое главное в жизни.
— Не обращай внимания, это юношеский максимализм.
— А у меня он в чем проявляется?
— А ты уже взрослая. Серьезная и мудрая девица.
— Мам, мы же с ним одного возраста!
— Ну так известный факт, что девочки раньше взрослеют. Внутренне ты старше него года на три, а то и на пять.
— Значит, мне надо дружить с 21-летним молодым человеком? — сразу вспомнился Денис из автобуса.
— С кем это ты там дружить собралась?
— Я уже взрослая! 18 лет, и студентка…
— Самое время дров наломать!
— А когда время?
— Вот закончишь институт…
— Ты же сама сказала, что я взрослая и мудрая.
— Да. И в данный момент твоя мудрость в том, чтобы сосредоточить свои усилия на учебе.
— Я с ума сойду, если буду только над учебниками сидеть.
— Найди здесь подружку. И с Глебом дружи. Он хороший мальчик, из хорошей семьи.
— Из хорошей? Тебя не смущает, что они… ну, небогатые?
— Нисколько. А тебя?
— Меня тоже нет. Но Глеба, кажется, смущает.
— Это все тот же максимализм. Бедность — не порок, если люди порядочные. А они работают, не пьянствуют, много детей воспитывают. Очень хорошие люди. Верующие к тому же.
Я кивнула и обняла маму за талию. Мне стало намного спокойнее
