Люди и драконы - Ольга Морозова

«Ну, — протянул Герман, — это не проблема. Скажем правду. Я приехал в ваш городок договариваться о раскопках, случайно встретил тебя, ты рассказала мне столько интересного об истории края, что я очень заинтересовался. Узнал, что ты поступала на исторический, и предложил тебе место лаборантки у себя на кафедре, так как я пишу диссертацию и твоя помощь для меня бесценна. Институт даст тебе общежитие, а отработав год, ты сможешь поступить на первый курс исторического. Нормальная версия? И, главное, недалека от истины. Кстати, как мать-то зовут?»

Василиса была в восторге: «Да ты просто молодец! Я бы никогда не додумалась! Это может проскочить! Но мама до вечера работает, еще полно времени, что будем делать? Может, сходим за ней? Пусть отпросится с работы, посидим, познакомитесь, а? Ее зовут Светлана Петровна».

«Хорошая идея, — Герман кивнул, — но сейчас ты пойдешь в магазин и уволишься там, я люблю, чтобы все было, как положено. Ты не должна исчезнуть, как Золушка с бала. Все будет официально. А потом мы пойдем в детский сад, за твоей мамой, и к вам домой. Я не скрываюсь». Так они и поступили. В магазине Василиса нашла заведующую, Нинку, ей повезло, и она была здесь. «Как специально, — подумала Василиса, — никогда ведь раньше двенадцати не появлялась, а тут на тебе! Значит, судьба благоприятствует этой поездке». Василиса изложила Нинке свою просьбу. Та начала было возмущаться, что Василиса дура, и на ее место уже метят три кандидата, но Василиса просто сказала ей, что уезжает навсегда, и челюсть Нинки при этих словах отпала сама собой: «Ну да! — только и нашлась сказать она, — врешь!» Но Василиса заставила ее выглянуть в окно, где в подтверждение ее слов стояла большая черная машина, возле которой прохаживался Герман, красивый и респектабельный. Рот у Нинки так и остался открытым. Василиса не стала вдаваться в подробности своего отъезда — мать потом всем все расскажет.

«Отдай мне трудовую, — сказала она, — потом все расскажу, обещаю. Или у матери спросишь, мы сейчас за ней, в садик. Просто времени мало, извини. Но за все спасибо», — неизвестно почему, Василисе вдруг захотелось поблагодарить Нинку, хотя ничего особенно хорошего та ей не сделала, впрочем, и плохого тоже. И на том спасибо. Нинка наконец выдохнула воздух: «Ну ты даешь, подруга! — восхищенно присвистнула она. — Кто бы мог подумать! Мышка, мышка, а вон как все обернулось! А он кто? — кивнула она в сторону окна. — Красавчик! Где взяла-то, расскажи».

«Потом, потом, некогда, я еще забегу», — Василиса поморщилась. Ей, конечно, было неприятно, что она назвала ее мышкой, но она и сама знала, что все ее таковой считают, так что незачем обижаться. Тем более что ей уже все равно, пусть думают, что хотят. И пусть такие красивые сидят в своем захолустье, а она, мышка, уедет. «Тоже мне, королева», — с неприязнью подумала Василиса, но через минуту, получив трудовую книжку, забыла о своей обиде. Победитель должен быть великодушен. Это его особая привилегия. И она будет такой. Она — победительница!

Василиса вышла на улицу, помахивая перед собой куском картона. Герман стоял около машины и курил. Когда она подошла, он открыл ей дверь и галантно подал руку, чтобы она села. Василиса подумал, что Нинка, наверное, пускает слюни возле окна.

Они подъехали к детскому саду и вышли из машины. Дети как раз гуляли. Мама была с ними, и зрелище выходящей из машины дочери поразило ее до самой глубины души. Василиса подбежала к забору: «Мама, мама, у меня для тебя новость! Я не могу здесь говорить, отпросись домой, там я все тебе расскажу!» Мама еще не оправилась от шока, поэтому застыла, как в столбняке: «Доченька, — только и смогла произнести она, — надеюсь, новость хорошая?»

«Просто отличная! Сама увидишь! Давай скорее домой, а я в магазин, и тоже приду, там и встретимся!» — Василиса оставила изумленную мать и побежала к машине. «Может, в магазин, возьмем чего-нибудь?» — она обратилась к Герману, сидящему на заднем сиденье. Тот призывно махнул рукой: «Залезай, поедем. Я, в общем-то, все взял с собой, но пойдем, сделаем напоследок приятное, поднимем выручку вашего магазина на недосягаемую высоту!» Василиса была ему очень признательна. Они сели в машину и, мягко шурша шинами по асфальту, поехали. «Может, она и старая, — подумала Василиса про машину, — но здесь производит убийственное впечатление».

А слухи неслись по городку со скоростью света. Они зашли в сельмаг, купили, чего только могли и чего не могли. Ей так и казалось, что все, кого она встретила, шепчутся за ее спиной: «Василиса уезжает, Василиса уезжает!» И, скорее всего, это было именно так.

Когда они пришли, оживленно переговариваясь, мать уже была дома. Василиса познакомила ее с Германом, и они начали накрывать на стол. Герман выложил закуски, бутылку дорогого вина, конфеты. От изобилия у матери разбежались глаза. Нельзя сказать, чтобы они совсем ничего не видели, отец иногда привозил из поездок что-нибудь вкусненькое, но так как был прижимист, особенно много им не перепадало. Как только сели, мать вопросительно посмотрела на дочь: «Ну, мол, что скажешь? Что все это значит?» Василиса поняла ее и открыла рот, чтобы начать объяснение, но ее остановил Герман: «Разрешите мне, уважаемая Светлана Петровна, — начал он. — Я понимаю, что все это прозвучит очень необычно, но такова жизнь. Она, к счастью, или к несчастью, полна сюрпризов. Но не беспокойтесь, в данном случае сюрприз хороший», — и он изложил версию, накануне высказанную им Василисе. Мать молча слушала. Когда Герман закончил, она решилась спросить: «А вы, что же, только за ней приехали? В такую-то даль, за лаборанткой?» — в ее голосе сквозило недоверие.

Герман откашлялся: «Нет, что вы, у меня здесь были дела, и я сказал Василисе, что буду через неделю и заберу ее с собой. Она, что, вам ничего не говорила?» Мать покачала головой: «Нет, ничего». Но тут в разговор вступила сама Василиса: «Мама, прости, я не решилась тебя беспокоить раньше времени. Ничего было не ясно, я не думала, что Герман всерьез, да ты и сама удивилась, а представь, каково мне».

«Ну вот что, — мать Василисы поднялась со стула, — не могли бы вы, молодой человек, показать мне ваш паспорт? А тебя, Василиса, я не куда не отпускаю!» — мать сделала неумолимое лицо.

Герман порылся в сумке и протянул ей документ. Она принялась изучать его. Василиса не вытерпела: «Мама! Я уже все решила. Я еду, хочешь ты того или нет. Мне не пятнадцать лет. Я не намерена провести здесь всю свою жизнь! Неужели ты не понимаешь?!»

Мать устало опустилась на стул. Она чувствовала, что дочь права, и понимала, что та уедет, во что бы то ни стало. Но ей было хорошо здесь, хорошо и спокойно, она любила мужа и никогда не мечтала о чем-то большем, чем имела. Она наивно полагала, что и дочь сможет быть счастлива здесь, но, увы, дети думают иначе, чем родители. Еще некоторое время она молчала, а потом заговорила: «Я знаю, доченька, тебе всегда хотелось большего. Я тебя не осуждаю, это твоя жизнь. Я не смею тебя задерживать. Я просто очень боюсь за тебя. Ты же его совсем не знаешь!» — и она заплакала. Герман и Василиса принялись наперебой утешать ее.

«Ну хорошо, — сказал Герман, — пойдемте со мной». — Он взял Светлану за руку и потащил на улицу, оставив Василису одну за столом и кивнув ей, чтобы ждала и не нервничала. На улице он усадил Светлану в машину и через пару минут они припарковались возле здания местной администрации. Выйдя из машины, Герман повел удивленную женщину вовнутрь, прямо в кабинет председателя поселкового совета. Тот оказался на месте: «Привет, Петровна! Какие у тебя гости! Не знал, что вы знакомы. Ну, проходите, проходите, зачем пожаловали?»

Первым заговорил Герман: «Извините, что я вас беспокою, но объясните, пожалуйста, этой женщине, что я не проходимец. Что я ученый, археолог, хочу вести у вас раскопки».

Председатель закивал головой: «Истинная правда, Петровна! Его батя в городе большой человек. Меня просили встретить Германа Никитича и, по возможности, не отказать. Но, кажется, мы все обговорили?» — Он немного испуганно посмотрел на Германа, видимо, ожидая подвоха. Герман улыбнулся: «Все в порядке, — и, обращаясь к Светлане, — видите?» Светлана немного смутилась, посмотрела на председателя: «Извини, нам пора, я все поняла, идемте». — Она взяла Германа под руку и увлекла к выходу.

Они молча сели в машину, как верный пес поджидавшую их возле конторы, и поехали обратно. За столом их поджидала немного взволнованная Василиса: «И куда это вы ездили?» Мать загадочно улыбнулась: «Прости, доченька, наверное, тебе, и правда, счастье улыбнулось! Ты ведь так хотела поступить на исторический! Я помню, как ты расстроилась тогда, что провалилась. Но, видимо, Бог услышал тебя», — и Светлана снова заплакала.

«Господи, мама, Герман! Да что происходит?! Может, вы мне объясните, наконец?!» — Василиса начинала терять терпение. Герман положил руку ей на плечо: «Не волнуйся так, просто я предъявил твоей маме неопровержимые доказательства, что я и есть тот, за кого себя выдаю. Правда, Светлана Петровна?» Мать кивнула, молча вытирая слезы. Тушь с ее ресниц потекла, отчего лицо приобрело немного жуткий вид, как в дурном фильме ужасов.