По ту сторону неба. Сборник эссе - Федор Галич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, человек – самое разумное существо в этой пищевой цепочке. Спору нет. Но является ли человек ПОСЛЕДНИМ звеном той самой цепочки? Ведь те же коровы, свиньи, куры, глядя в наши честные, голодные глаза, наверняка считают себя более главными, чем люди? Ведь это же люди за ними ухаживают, моют их, кормят, лечат… Как бы работают на них. А потом раз, и предательски вонзают им нож «в спину».
А к вам никогда не приходила в голову мысль о том, что человек не крайнее звено этой цепи? А вдруг над нами, тоже, кто-то образно занёс «небесный нож», и мы, как куры, свиньи и коровы, тоже кого-нибудь «питаем»? Какое-нибудь непостижимо большее и развитое существо, такое же, как и мы для пчёл?
Возможно, живя в огромной Галактике, на одной из Планет мы, как муравьи в лесу, обживая свой огромный круглый муравейник, приносим Галактике некую пользу, как эти трудолюбивые насекомые. Или мы, подобно пчёлам, вырабатываем некий ОЧЕНЬ полезный продукт (наподобие мёда), поддерживающий здоровье и жизненные силы инопланетян из какой-нибудь более развитой цивилизации, который они забирают у нас в конце нашей жизни. А может мы не полезные пчёлы, а «вредные» осы? А наша Земля – не круглый улей, а осиное гнездо? Или Земля – это, вообще, медленно созревающий космический плод, а мы – вредители, которые, «вгрызаясь» вглубь этого плода, «высасывают» из него всё самое ценное и полезное?
Нет! Скорее всего, мы «продукты» космического питания представителей внеземной цивилизации, и хранят они нас (чтобы мы не так быстро портились) в некоем космическом «ХОЛОДИЛЬНИКЕ».
Когда холодильник закрыт – у нас ночь. Мы, съёжившись в одеяле, как сосиски в целлофане, спим. Но стоит холодильник открыть, вспыхивает лампа (которую мы принимаем за солнце), и у нас рассветает. Мы просыпаемся, оживляемся, харахоримся, пытаясь доказать и показать кому-то, что мы лучше, чем другие «сосиски». И мы так на этом заморачиваемся и зацикливаемся, что не успеваем замечать, как с соседних полок куда-то бесследно исчезают старые просроченные «продукты», когда-то лежавшие рядом с нами.
Кстати, «срок годности» «продуктов» во многом зависит и от самого «холодильника». Чем теплее в холодильнике, тем быстрее они «портятся». Идеальное место где-то посредине! А не в морозильнике и не там, где всё тает.
А может мы не «сосиски» и «пельмени», а космический «шашлык»? Солнце – вовсе не солнце, а горячий огонь, а мы – маленькие мясные кусочки, нанизанные на Землю, как на шарообразный колючий «шампур»? Потому-то Земля медленно и вращается, чтобы мы не «подгорели» на жарком огне, а основательно пропеклись до нужной кондиции. Причём, некоторые люди добровольно борются за свою «аппетитность» и специально «поджаривают» себя на солнце, поворачиваясь то одним, то другим боком своего сочного мяса. А кому не хватает естественной «поджарки», подвяливают себя дополнительно в «микроволновках», именуемых – СОЛЯРИЯМИ.
Это, конечно, слишком образное и, чересчур, шутливое сравнение. А если трезво и объективно посмотреть на эту ситуацию со стороны, то, судя по нашей физической хилости и уязвимости, а также по нашей гниловатой сущности, мы, скорее всего, являемся самыми обычными галактическими бактериями, которые выращивают более разумные существа на своём «подоконнике», как рассаду, в круглом горшочке с землёй, и используют в будущем для производства какого-нибудь космического «кефира» или космического плеснявого «сыра».
В заключении хочется сказать, что кем бы мы ни были и какую бы функцию мы не выполняли во Вселенной, в душе, мы всегда будем надеяться на то, что когда у космических «едоков» настанет время сбора «урожая», Галактика будет гуманной и отберёт у нас «мёд», не разрушая «улья».
КОМНАТА ЖЕЛАНИЙ
Как-то, блуждая по тёмным, отдалённым уголкам своей души, я случайно забрёл в невероятно светлую комнату, в которой складировались нереализованные мной большие и маленькие мечты.
Я не понимаю, почему я до сих пор не открыл в себе эту волшебную комнату, но обнаружив «тайник» с таким бесценным кладом несказанно обрадовался.
Эта комната была заполнена невероятными диковинными и дорогими для меня вещами. Все они как будто когда-то принадлежали мне, но в то же время, я их никогда до этого не видел.
Среди этих вещей сильнее всего бросалась в глаза новенькая хоккейная чемпионская форма сборной Страны с моей фамилией на спине. Под формой лежали золотые олимпийские медали, кубки и целая стопка грамот.
Неподалёку от хоккейной формы висел генеральский мундир лётчика-космонавта, усыпанный орденами.
А на противоположном стенде ярко искрилась карьера звёздного музыканта, украшенная многочисленными платиновыми дисками и историческим документом, красовавшимся под стеклянной рамочкой с моим именем, вписанным в историю шоу-бизнеса золотыми буквами.
Каждая несбывшаяся мечта рассказывала мне свою захватывающую историю стремительного взлёта, сопровождающегося счастливым семейным благополучием. Карьеру хоккеиста украшала эффектная блондинка, родившая мне такую же светленькую, как и она, дочку.
Генеральская жена была жгучей брюнеткой и домовитой хранительницей домашнего очага, подарившая мне семерых сыновей, будущих защитников Родины.
А Музой моего звёздного артистического сияния была рыжая фанатка, вынесшая со мной все тяготы гастрольной жизни и выносившая от меня очаровательную двойню с ярко-рыжими волосами и абсолютным слухом.
Особое, почётное место в этой комнате было отведено под фотогалерею.
На цветных фотоснимках я с гордостью обнаружил себя ещё и в других образах успешных профессионалов: водителя большого автобуса (сидящего в просторной кабине), капитана дальнего плавания (стоящего за штурвалом в белоснежном костюме и морской фуражке), учёного (получавшего Нобелевскую премию), актёра и режиссёра (держащего в руках статуэтку «Оскара») и во многих-многих других ипостасях.
Я, как в легендарном «Музее Славы» великих, несуществующих (но, до боли знакомых) людей, бродил по этой «комнате», рассматривая экспонаты, своих несостоявшихся карьер.
У меня складывалось впечатление, будто я успел прожить в параллельных мирах одновременно несколько жизней. А всё это время невидимый летописец, некий «архивариус», следил за моими успехами и добросовестно собирал всё самое лучшее и ценное (из всех этих разных, прожитых мною жизней) в одно памятное место.
Меня огорчал только тот факт, что я отчётливо помнил себя лишь в этой жизни. Я корил себя за то, что из всех возможных, многочисленных и ярких дорог, я выбрал именно ту, по которой
