По ком звонит звонок - Грэм Грин

Фенвик. «Медовый хруст»! Мои любимые. Я собираю крышечки. За двадцать крышечек вы получаете коробку скрэббла по почте, но я нацелился на тридцать. Модель танка «Центурион» в наборе «Собери сам».

Мастерман. Тут сказано, что вы инспектор. Следак?

Фенвик. Следак?

Мастерман. Полицейский.

Фенвик. Боже упаси. Хотя охочусь за человеком. (Вертит в руках коробку.) Не знаете, мисс Хардвич собирает крышки? Если нет, может быть, позволит взять мне эту. Это будет двадцать пятая. Конечно, «Центурион» как танк — скорее историческая реликвия. Как «Спитфайр». Но для нас эти названия много значили. Я сам был на африканском фронте. В группе дальней разведки пустыни. Мы чуть не сцапали Роммеля.

Мастерман (подозрительно и нервно). А что это значит — «инспектор»?

Фенвик. Я работаю в «Походе против детского полио». Человек не может просто сидеть на пенсии.

Мастерман. Так за кем это вы охотитесь?

Фенвик. За одним мерзавцем. Конечно — мелкая дичь после Роммеля.

Мастерман. Что он натворил?

Фенвик. Хуже убийства, я скажу.

Мастерман. Хуже убийства?

Фенвик. Ходит с фальшивым документом и собирает деньги якобы на «Поход против детского полио». Но я иду по горячим следам.

Мастерман (изумленно). И говорите, это хуже убийства?

Фенвик. Много, много хуже. Обман доверия. Кража у несчастных детей, которым мы стараемся помочь. Люди очень отзывчивы. Пожилая дама внизу, мисс Барби, сказала мне, что дала ему пятьдесят фунтов — от себя оторвала.

Мастерман. Пятьдесят фунтов!

Фенвик. Попробую добиться от Комитета, чтобы ей возместили. Отличный отряд. Энергичные, изобретательные, смелые — не хуже наших молодцов в Западной пустыне. Среди наших патронов — принцесса Анна.

Мастерман. Но все-таки, сэр. Хуже убийства?

Фенвик. Конечно. Убийство, в конце концов, всего лишь форма умерщвления. За мною лично числятся две смерти.

Мастерман. Это было на войне.

Фенвик. Друг мой, а когда мы не на войне? Даже холодная война должна сопровождаться жертвами, если вести ее эффективно. К сожалению, это редко бывает.

Мастерман. Но этот бедолага, за которым вы охотитесь, — может, ему деньги нужны.

Фенвик. Так пусть убьет за них, как джентльмен. Я могу признать насильственное преступление, даже преступление страсти, но лгать, показывать фальшивый документ — это никуда не годится.

Мастерман. Вы поставили меня в тупик, сэр.

Фенвик. Конечно, мне жаль, что эти ребятки в парламенте — в большинстве профсоюзники, между прочим, — отменили смертную казнь. Смертная казнь делает убийство стоящим делом. Убивая, рискуешь жизнью.

Мастерман. Нет — если убивают бедную невинную девушку.

Фенвик. Не надо быть сентиментальным, друг мой. Невинные девушки — редкость. А убитые невинные девушки — тем более редкость. Тем более что они принадлежат к сильному полу. Знаете чудное стихотворение Киплинга: «Потому что женщины рода намного опасней мужчин». Я, конечно, целиком за раскрепощение женщин. Как думаете, мисс Хардвич не будет в претензии, если закурю?

Мастерман. Не будет. Там, где она сейчас, дым ей не помешает. То есть у «Маркса и Спенсера».

Фенвик вынимает портсигар.

Фенвик. Составите мне компанию?

Мастерман. Бросил. Эти страшилки о вреде курения меня и впрямь напугали.

Фенвик. А мне только добавили удовольствия. Всегда покупаю сигареты с наибольшим содержанием смол. Это вызов своего рода. Я или она. Война насмерть. (Пауза.) Кстати, у вас превосходная шевелюра. Увы! Моя на макушке капитулировала. Как вы ее поддерживаете?

Мастерман. Однажды я ее чуть не лишился.

Фенвик. Делали имплантацию? Читал я рекламу… но идея меня отвратила — что у меня на черепе будут прорастать такие маленькие саженцы. Наверно, их поливать надо каждый день.

Мастерман. У меня просто отросли.

Фенвик. Мои, думаю, были жертвой войны. В пустыне у тебя масса песка в голове. Иной раз полночи чешешься. Говорили, что на мили кругом ничего не слышалось, кроме этого звука.

Мастерман. У меня однажды была сыпь. Но нервного происхождения.

Фенвик. Э, война — чудесное средство от нервов.

Мастерман. Не хотите ли чаю? Пока ждете.

Фенвик. Нет, нет, благодарю. Мой обычай — виски в шесть.

Мастерман. Медового хруста?

Фенвик. Нет-нет. Я этого не ем. Только крышки собираю.

Мастерман. А с хлопьями что делаете?

Фенвик. Отдаю их моим пернатым друзьям.

Мастерман. Они им по вкусу?

Фенвик. Сметают в секунду. Я их сыплю в купальню для птиц. У меня садик в Уимблдоне, и там купальня. Вот чего мне в пустыне не хватало. Птиц. Такая обида. Мог бы там наблюдать за их жизнью в бинокль. Вот что еще на войне замечательно. Убиваешь, и притом остается свободное время наблюдать. И болтать с товарищами, пока ждешь. Как мы сейчас болтаем. Дожидаясь мисс Хардвич.

Мастерман. Как вы Роммеля дожидались.

Фенвик. Так точно.

Мастерман. А в Уимблдоне удается видеть интересных птиц?

Фенвик. У меня хороший старый армейский бинокль. И однажды мне удалось определить издали длиннохвостую синицу. Думаю, из наблюдения за птицами у меня и родилась мысль стать добровольцем-инспектором «Похода». И вот я перед вами… Снова в поиске.

Мастерман. По горячим следам.

Фенвик. Конечно, у меня нет полномочий на арест, но этого мерзавца я без колебаний задушил бы голыми руками. Как в добрые старые дни. (Показывает руками, скрючивая пальцы. Мастерман опасливо наблюдает за этой демонстрацией.) К несчастью, я сейчас страдаю подагрой, и большие пальцы могут подвести. Когда душишь, самая трудная работа достается большим пальцам. У нас был курс — бесшумного убийства, понимаете? Навыки остаются навечно, как езда на велосипеде. Конечно, когда бесшумности не требуется, большой урон можешь нанести обычным коленом. Очень болезненно, хоть и не убьешь. И эффект может быть длительным. К несчастью, у меня и в правом колене теперь подагра. Принимаю бутазолидин — но в критической ситуации мерзавец легко может удрать. Столько чудесных способов убийства — я помню все, но теперь от них мало толку. Я старик, осталось полагаться только на полицейский свисток. (Шарит в карманах.) Для самой-то интересной работы приходится констебля вызывать. (Пауза.) Господи. Я его не взял. Наверное, в пижаме оставил.

Мастерман. Вы его в пижаме носите?

Фенвик. Я с ним не расстаюсь. И надо же — забыть его, когда он так нужен, когда я чую свежий след. (Гасит сигарету.)

Мастерман. Чуете? (Обнюхивает себя и опасливо оглядывается на спрятанную кровать.)

Фенвик. Сколько, вы говорите, тут находитесь?

Мастерман. С полчаса.

Фенвик. Никто не заходил? Лысый урод в обтрепанном костюме, в очках и с дипломатом? Якобы продает наш журнал. Туфли почти развалились. Я протелефонировал в полицию словесный портрет. Далеко не мог уйти. Мисс Барби описала его на редкость хорошо для дамы ее возраста. Говорит, сразу поняла: что-то тут не то.

Мастерман. Почему же отвалила ему пятьдесят хрустов?

Фенвик. Хрустов?

Мастерман. В смысле, фунтов.

Фенвик. А, взял ее на жалость. Знаете, как работают эти типы. Слезу выжмут. Сказал, что фонд его уволит за слабые результаты.

Мастерман. Бесстыжее вранье.

Фенвик. Вранье, конечно. Такой ни перед чем не остановится. Она сказала, что слышала скрытые нотки угрозы в его жалобах.

Мастерман. Зарезать надо было старую перечницу.

Фенвик. Конечно, зарезать, если бы в мозгах было две извилины. Я бы уважал его за это. Она говорит, он стал подниматься по лестнице в этом направлении.

Мастерман. Минут двадцать назад кто-то действительно звонил в дверь.

Фенвик. Что?

Мастерман. Но я принимал ванну.

Фенвик. Он вошел?

Мастерман. Он только дверь открыл, и я велел ему уйти.

Фенвик. Но вы видели его?

Мастерман. Глаза были в мыле. Толком не разглядел.

Фенвик. А не мог он войти и прошмыгнуть в другую комнату? Когда я пришел, у вас тоже было не заперто.

Мастерман. Тут нет другой комнаты. Вот это все, что есть.