Коса с небес - Нина Горланова

северо-западный говорил,

что он выше,

юго-восточный,

что он духовнее.

И они разошлись

так бывает у треугольников.

Почему же их жалко?

Варя всегда дорожила замечаниями подруги, и Юля тотчас написала ей, что треугольники почему-то одного пола, а нужно, может, чтоб юго-восточный был женского рода? Смутно чувствовалось, что за этими стихами стоит какая-то неудачная личная жизнь, потому что в предыдущем письме Варя писала: познакомилась с москвичом (кандидат наук, при этом рисует, юморист, спортсмен, но главное - ценит Варины стихи)...

Вскоре пришел Сережа и сразу заворчал: Волчок такой старый, что не ест, пока ему не дашь пинка под зад! Юля с Арсиком переглянулись. Они не кормили пса пинками, а только уговаривали: "Ешь-ешь, ты у нас водку не пьешь, про баб не врешь, тебя любим".

От Сережи они то и дело перепрятывали водку, переговариваясь: "Чтоб не соблазнять малых сих" (при этом Юля показывала хохочущему сыну, какие плечи у "малых сих" - от стенки до стенки). Тем не менее он почти всякий раз находил бутылку и выпивал, но не всю, а стопку-другую. Мол, в Библии как говорится: "Дайте сикеру погибающему и вино - огорченному душой". Тут Юля качала головой: огорченному! А муж каждый день приглашает в себя стопку-две. Он же взглядом отвечал: а я каждый день огорчаюсь.

В детском комбинате, где работала Юля и куда она устроила сына, музработник Василь Василич пару раз уже говорил Юле, что видит ее мужа по вечерам далеко от улицы Стахановская, а если человек попадается поздно вечером далеко от дома, значит... Да и от добрых соседей, готовых информировать всех кого ни попадя, она слышала: видели в машине с Сергеем птицу белобрысую лет шестнадцати-двадцати восьми. В промежутках между словами билось соседское опасение: как бы та птица не растащила по прутику Юлино семейное гнездо.

Подозрительность - шепот дьявола. Кроме того, Юля видела, что сыну нужен отец! Они часто вместе возились в гараже, что-то ремонтировали... Мальчишек интересует мир минералов, токов, транзисторов, моторов, фотоаппаратов - все, чем мир можно измерить, пощупать, запечатлеть. Когда-то Юля случайно услышала разговор родителей перед сном: мол, Сережа, конечно, из детдома, а детдомовские не бывают хорошими мужьями, но - Бог даст - будет хорошим отцом. Да где Ему набраться хороших отцов. Уже в четыре года - в день рождения Арсика - Сережа забыл купить ему подарок. Зато с Юлей в сон-час отправился в магазин Василь Васильевич и... сделал ей предложение! Он и раньше выделял Юлю, читал ей свои стихи:

Я метался, я в угол забился,

я над пропастью даже стоял,

но всегда кто-то рядом таился

от падения тело спасал!

Юля удивлялась: все о теле, о теле, а душу твою этот таинственный КТО-То спас или нет? Но вслух не говорила такого: поэтические образы, ну и ладно.

И вдруг все метания и забивания в угол объяснились призрачно: жена Василь Василича увлеклась экстрасенсами, лечила наложением рук и вылечила своим биополем спину одного шестидесятивосьмилетнего старичка. Ей сорок, сын в армии, и она уходит к этому богатому коллекционеру, к тому же уже и разогнутому. А ему, Василь Васильевичу, куда?

- Но мне-то вы в отцы годитесь! - Юля брякнула и почувствовала в груди брусок сердца: "Это какая же я стала!"

- В отцы!.. Да я, Юля, так чисто бреюсь, что ты почувствуешь себя с семнадцатилетним юношей, когда... будем целоваться.

Она купила Арсику железную дорогу с паровозом и уехала с сыном по жестяным рельсам - подальше от предложения Василь Васильича, который без слов все понял.

В этот вечер Сергей впервые не пришел ночевать. Якобы в училище что-то прорвало, всех оставили на ремонтные работы. Но об этом Юля узнала только утром следующего дня. А всю черную часть суток мыкалась, включала свет, пила элениум, который нашла в аптечке родителей. Тут-то и вспомнилось предложение руки и сердца, полученное от чисто выбритого музработника. В глаза бросился заголовок непрочитанной "Звездочки": "Но разве от этого легче!"

Вот именно, поняла Юля. Под утро она решила спасти рябинку под окном, недавно расщепленную ветром. Как это делал отец? Слюну он смешивал с щепотью земли и замазывал. Она все так и сделала, когда крепко перевязывала деревце.

Явился муж, сыпал подробностями: столб воды из прорванной водной магистрали был выше здания, а когда звонили в аварийку, там меланхолично отвечали: "Продолжайте наблюдение".

И тут вдруг Сергея вырвало. Наверное, чем-то отравился, объяснил он. А был на самом деле очень здоровый! Еще во время учебы рассказывал, как на вечерней поверке вокруг него все вдруг стали падать, как листья осенние. Отравились ужином. Так он вспотел всех оттаскивать в медпункт - один он устоял, очень уж крепок...

- Выпил, видимо, вчера как следует, - спокойно сказала Юля. - Будешь опохмеляться?

- Ну мы знаешь как угвоздались, выпили потом. - он налил стопку:- Пять, четыре, три, два, один - старт!

- Чего это вдруг закашлялся ты?

- Это взгляд жены у меня в горле застрял... Тебе кажется, что я спиваюсь? А я просто говорю-говорю на лекциях, челюсть вечером в руках приношу. Я понимаю: весь быт на тебе, но я уже купил эпоксидку! Склею Арсику сапоги. Этот клей, как самурай, - отчаянно выполняет свой долг.- и он через стол распластался к жене: - Где моя станция любимая: "Ресницы"? Далее везде...

Быт - это воплощение духа в плоть, и поэтому часто бывало, что сила какая-то носила Юлю с края на край домашнего хозяйства, ей легко было теперь, что муж не догадывался ей помогать, нельзя же от детдомовского питомца ждать, что он каждую минуту будет замечать отставшую половицу или подгнивший конек. Но сына-то он раньше каждую минуту замечал! Почему... вчера сыну четыре года исполнилось, а Сергей как-то проехал эту станцию.

- Еще Арсик меня вчера утешал: папа вспомнит, папа вспомнит! Так ты ему скажи, что вспомнил.

- Юля, так я ради кого хлопочу, тебя уговариваю! Ради сына! Мне капитана не видать, сказал начальник училища. Ты только скажи им, что больше не веришь! Если б был я какой-нибудь плотник, а я офицер. Они думают, что в случае войны на меня нельзя положиться...

Корни этого разговора таились в том, что на Стахановской уже начали сносить дома. Если мы весь длительный процесс переселения сожмем до мига, то мы увидим, как лопаются дома, лопаются и рассыпаются, как старые хитиновые панцири куколок, а люди, как бабочки, летят с захваченным дыханием в новые жилища на Нагорном. Если Юля откажется идти к генералу... то что: он получит отдельную квартиру. Но сначала нужно развестись, решил Сергей.

- Ты хочешь... все расколоть? - Юля поняла: чтобы утонуть, можно не искать воды, она уже начала тонуть, не сходя с места. Она схватилась за бутылку... угловатый кусок водки разодрал у нее все внутри, она склонилась к новехонькому белому столу (бреду местной промышленности) и прошептала нелепо, с точки зрения Сергея: - Надо было нам повенчаться.

- Не-ет, это ты семью раскалываешь, - с водочно-мягкой укоризной сказал Сергей. - У вас ведь черным по белому написано: послушание! Жена да убоится мужа своего.

Юля схватила бутылку и разбила ее о череп, но не мужа, а о череп гири в углу.

Он изобразил испуг, переплел пальцы, посмотрел на нее сквозь них, а про себя подумал: это все хорошо, пускай побуйствует.

- Ты помнишь, Юля, подполковника Арочко - ездил с нами за грибами в прошлом году? Так вот, его заставили развестись с верующей женой. И получил полковника!

- Значит, и ты променяешь жену на звездочку? Да, Сереж?

- Не на звезду, а на судьбу.

- А ты не горячись, ты подумай... с одной стороны, звание, с другой семья. В какой стороне больше судьбы? - жалким голосом спрашивала Юля, наливая мужу еще одну стопку (может, он просто недопил).

И в самом деле, после очередной стопки Сергей стал мягче, наступил многозначительно ей под столом на ногу, стал уговаривать тоскующим голосом: мол, что - пойдешь к генералу, скажешь все, что надо?!

Чтобы заткнуть наступившую тишину какой-то звуковой затычкой, она стала "громко" бросать осколки бутылки в эмалированное ведро для мусора. Затем пошла в детскую будить сына: пора в детсад. Сергей пошел следом и все нудил: что внутри - никто не проверит, ты на словах скажи, что отказываешься от всех икон и свечек...

Он это говорил вечер за вечером, а в голове у него уже так и сяк расставлялась мебель в отдельно взятой однокомнатной квартире. Независимо от жены и сына.

Юле приснилось, что ее вера - это голубая пунктирная линия со стрелкой - она движется. А Сергей пытается остановить движение, но стрелка обходит его и продолжает лететь дальше.

В душе Юли отпросилась отдельная выгородка, где все металось: надо пустить все на самотек, выждать, может, обойдется, нет, не обходится, муж снова за свое, ну, святый отче Сергие Радонежский, пропустил ты моего Сережу, а я каждое утро молюсь тебе, но на самом-то деле не мог ты ничего пропустить. Каждый сам выбирает.