Слава - Януш Корчак

Раньше ни Владек, ни Маня не хотели гулять с Абу; они считали, что им не пристало нянчиться с младенцем: ведь они в школу ходят. Но раньше Абу была только мамина, а теперь она общая.

Владек купил для нее настоящую швейцарскую шоколадку, от которой ее три раза рвало; Маня подарила ей свою куклу, ту, что поменьше, хотя было ясно, что Абу ее тут же разобьет; а Блошка с Вицусем плели и вышивали в очаге для Абу разные сюрпризы. (Заведующая все же приняла Вицуся в очаг, хотя он и слишком мал.)

День Владека проходит теперь так.

Утром Владек идет в лавочку за щепками на растопку, за хлебом и за керосином. Потом помогает убрать комнату, — вовсе у них не чисто, хотя они живут высоко. Потом Владек занимается с Маней, чтобы она не забывала того, чему ее научили в школе, и помогает маме.

Жалко, что он тогда не отдал и Манину метрику. Она бы тоже ходила в очаг и училась бы там шить. А теперь уже поздно.

Каждый день в четыре часа Владек отправляется в редакцию газеты. Там на стене здания вывешивают в это время свежие газеты с объявлениями о работе. Надо спешить, чтобы занять хорошее место и первым записать адреса лавок, где требуется посыльный.

Владек плохо знает Варшаву. Ему приходится то и дело спрашивать прохожих, как пройти на такую-то улицу, а когда, наконец, он добирается до места, всегда оказывается, что он уже опоздал или что он слишком мал и не умеет делать того, что требуется.

— Ну что? — спрашивала мама.

— Ничего, — отвечал Владек точно так же, как говорил отец, когда искал место.

Должно быть, очень много ребят искало работу, потому что Владеку часто приходилось слышать, что место уже занято. Мальчишки, девчонки и взрослые всегда толпились у стены, читая объявления. Эти мальчишки, девчонки и взрослые приходили сюда каждый день — всегда одни и те же, — значит, и они не могли найти работу.

Случалось, что шел дождь, но люди терпеливо стояли под дождем и ждали. Иногда газета запаздывала или приходило столько народу, что не протолкаешься, а издали прочесть нельзя — очень мелкие буквы.

Как-то раз, когда Владек искал мастерскую токаря, в одном дворе на него набросилась собака. Правда, не укусила, но штаны порвала.

Владек мог потребовать от хозяина собаки новые штаны. Но для этого нужен свидетель, а там только один дворник в воротах стоял, да и тот еще его же и обругал:

— Ишь ты, работы ищет. Знаем мы вас, шантрапу!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Было уже почти совсем темно. Владек торопился дочитать главу, пока еще видны буквы. Он как раз читал о том, как краснокожие хотели сжечь на костре путешественника, на помощь которому торопились товарищи. И вдруг кто-то потянул его за рукав.

— Кто это? Чего тебе? — испугался Владек.

Это была Блошка.

Веселая попрыгунья Блошка казалась теперь притихшей и грустной.

— Владечек!

— Что?

— Ты не будешь на меня сердиться?

В глазах у Блошки были слезы, большие, круглые слезы.

— Что ты там наделала, Блошка?

— А ты не будешь сердиться и никому не скажешь?

— Не скажу.

— Я нехорошая. Вицусь маленький и глупый, он не виноват, что я покупала конфеты.

Вицусь, услыхав свое имя, вылез из-за шкафа и медленно подошел к Владеку.

— Один раз я купила на грош, потом на два гроша. А потом еще я поспорила на два гроша и проспорила.

— А деньги у тебя откуда? — удивился Владек.

— А у меня их не было.

Владек понял: Блошка наделала долгов и теперь ее рвут на части кредиторы, как пана Витольда. Блошка поступила легкомысленно, жила не по средствам и теперь расплачивается.

— Сколько ты должна? — спросил Владек.

— Раньше надо отдать пять грошей: три в очаге и два во дворе.

Сегодня Блошка даже в очаг не пошла, потому что девочка, которой она должна деньги, сказала, что больше ждать не может и все скажет заведующей, а заведующая выгонит Блошку из очага. Это уж обязательно.

— Владек, Владечек, дорогой, только не говори маме. Я больше никогда не буду.

И Блошка мало-помалу все рассказала.

Началось с того, что она купила у Юзи за грош одно монпасье, в долг, — ведь в лавке за грош дают четыре монпасье. Потом у нее не было гроша, чтобы отдать Юзе, поэтому она поспорила с Юзей на грош и проиграла. Это уже два гроша. Тогда Юзя велела ей за эти два гроша принести Манин сервиз, но Блошка не захотела. А потом Вицусь сказал, что расскажет все маме, и ей пришлось купить ему карамельку, чтобы он ничего не говорил. Деньги она взяла в долг у другой девочки в очаге, а карамельку сама даже не попробовала. Владек ведь помнит ее стеклышко? Ну то, зеленое, через него, если смотреть, все-все зеленое? Так вот, и стеклышко, и печатку с ангелочками, и маленького фарфорового котенка без ноги — все она отдала. Ничего у нее больше нет!..

Владек совершенно забыл о путешественнике, которого собирались сжечь на костре.

Если бы, вместо того чтобы думать об индейцах и тиграх, он получше присматривал за Блошкой, то давно бы заметил, что она все время грустная, не смеется, не прыгает, как раньше, и в очаг ходит неохотно, и все о чем-то секретничает с Вицусем. Мама ведь просила Владека; чтобы он присматривал за Блошкой и Вицусем, а он что? И в ус не дует…

Владек обещал Блошке заплатить за нее одиннадцать грошей, а себе дал слово больше думать о младшей сестре и брате.

И вот Блошка снова звонко смеется и скачет, а Владек гордится тем, что это его заслуга.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Теперь наконец все узнали, где по целым дням пропадала мама. Оказывается, она ходила из одной кондитерской в другую, из одной пекарни в другую и искала для отца работы получше. По дороге она спрашивала во всех лавках, не нужен ли мальчик на посылки или девочка, то есть Маня.

Владек хорошо знал, как неприятно повсюду выслушивать, что ты не нужен, и теперь уже не удивлялся, что мама все время такая сердитая. В одном месте вежливо скажут, что работы нет, в другом крикнут, чтобы не приставали, в третьем велят убираться вон. Даже собаки бросаются на тех, кто ищет работу, уж это-то Владек знает.

И только сегодня мама рассказала все сразу.

У отца будет дневная работа, и платить ему будут больше, потому что его там знают еще с тех пор, когда он был молодым и у него не было ни жены, ни детей. Маня будет ходить в цветочную мастерскую, а Владек — в нефтелавку. Только он должен быть очень осторожен, чтобы не устроить пожара.

— Теперь не подохнем зимой с голоду, — весело сказала мама, но отец был мрачен и все вздыхал.

— Не о том я мечтал, — сказал отец.

— Послушай, Антоний, — убеждала его мама, — не будь ребенком. Знаешь, сколько у нас осталось от Витольдовых денег? Всего двенадцать злотых. Ведь зима на носу. Может, весной опять какие-нибудь деньжонки появятся, тогда придумаем что-нибудь получше.

— Знаю! Но гнать ребят на работу… Они и так не учатся. Кем они вырастут?

Впервые мама говорила с отцом о делах при Владеке и Мане; раньше их всегда высылали из комнаты.

Мама взяла карандаш и бумагу и стала подсчитывать, сколько стоит квартира, уголь, еда. Потом сосчитала, что надо купить из одежды. Где уж тут думать о школе и книжках! Даже если бы школа была бесплатной, и то ничего бы не вышло. Владек с Маней зарабатывают восемь злотых, без этих денег не обойтись.

— Я тебя не попрекаю, — сказала мама отцу, — но есть тут и твоя вина.

Тогда отец сорвался со стула, не говоря ни слова, надел шапку и вышел.

Владек много думал в этот вечер.

Уже давно Владек подозревал, что он «безнадзорный»: не ходит в школу, выбегает без шапки во двор, нянчит маленькую Абу… Но все-таки он не совсем «безнадзорный»: не курит папирос, не говорит нехороших слов, не прицепляется к саням, телегам и трамваям; и если видит ученика с ранцем, то, хотя и очень завидует, все же ведь не кричит ему вслед:

Первоклассник-колбаса

Купил лошадь без хвоста!

И Олек не «безнадзорный». Олек хочет быть великим полководцем, но не может, потому что должен сам зарабатывать себе на жизнь.

Вот во дворе многие ребята «безнадзорные», и не потому, что у них нет ранцев, пеналов и ремешков с блестящими пряжками, а потому, что ни у кого из взрослых нет времени ими заняться и объяснить им, что хорошо, что плохо.

И Владеку пришла в голову прекрасная мысль, только надо еще сначала посоветоваться с Олеком.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Три недели длилось совещание: ведь Владек теперь целый день был занят в нефтелавке, и ребята могли собираться на крыше погреба только по вечерам. Сначала Олек с Владеком совещались вдвоем, потом позвали Маню и Наталку. Приходила и глухонемая Михалинка; сядет и смотрит на них, — пусть сидит, ведь она не мешает.

Наконец устав общества был готов. Обществу дали название «Эсэлче» и так называли его, пока Владек не заметил, что «рыцарь» в книжке пишется через «р», а не через «л». После этого «Союз Рыцарей Чести» пришлось переименовать в «Эсэрче», а то было бы непонятно, почему «рыцарь» сокращенно называется «эл».