Алекс и Алекс (СИ) - Афанасьев Семен

— Твою мать сбила машина в тот момент, когда она выходила от нас, — говорит доктор, бросая сумку мне на колени. — Сразу насмерть, мы ничего не смогли сделать. Это было с ней, передаю тебе, как наследнику. Больше ничего не осталось, это тебе просили передать из полиции.

— А полиция тут при чём? — у меня пусто и в голове, и в районе сердца.

Перед глазами вспыхивает ещё одна прозрачная «простыня» уведомления о коррекции чего-то там в крови, но я её смахиваю вниз уже знакомым приёмом.

— На время твоего пребывания в реанимации без сознания, твоим опекуном от муниципалитета является полицейский участок, — сообщает мне доктор. — Поскольку иных совершеннолетних, берущих за тебя ответственность, обнаружить не удалось.

— Нет никаких других, — бормочу, опуская взгляд.

— В общем, полицейские передали эту сумку и сообщение: дубликаты документов об изъятии у вас квартиры за просрочку платежа и ввиду смерти основного заёмщика по кредиту ты можешь получить в суде, напротив департамента полиции. Они хотели это оставить нам, но мы отказались, — любезно завершает информировать меня врач.

— А сколько же я у вас валялся?

— Две с лишним недели, почти три. Извини, я тороплюсь. Могу чем-то ещё помочь?

Отрицательно качаю головой и, тщательно глядя себе под ноги, направляюсь на выход.

Доктор Склютовски, узнав о смерти матери этого пацана без задержки (всё произошло, можно сказать, буквально на ступеньках клиники), утратил к пациенту интерес в тот же момент: благодарность за спасение получать было больше не от кого.

А ещё на «пустышку» был израсходован какой-никакой, а ресурс — всё тот же чип. Бл##ь. Что ни говори, но хоть Склютовски и не позволял себе открыто надеяться на дополнительные «субсидии» от этой некстати сиганувшей под грузовик мамаши, а всё же в глубине души их не исключал.

Впрочем, своё он всё равно поимел, уже от полицейского офицера, который появился в конце такой насыщенной смены.

Коп, сообщив об отсутствии у пацана родни и отдав сумку погибшей, отдельно оговорил срок, раньше которого пацан из клиники выйти не должен.

К устной договорённости прилагалось кое-что ещё, материальное; так что собственный, не высказанный вслух, финансовый «план» в адрес этого пациента можно было считать исполненным и закрытым.

А сам пацан пролежал в капсуле двадцать суток, именно столько просила полиция.

На улице некстати нападает дикий голод, хотя, казалось бы, это сейчас не самая главная моя проблема. Потому, хотя бы, что мне сейчас некуда идти.

И не к кому.

Второй «Алекс» тактично помалкивает (слава богу).

Я просто шагаю вперёд, куда глаза глядят. Выйду вначале, наверное, на берег речки — там хорошо и тихо. Это дорогой район, лично я в нём лишний раз стараюсь не появляться; но сегодня уже можно всё. Подарю себе хотя б пару часов покоя на ухоженном природном ландшафте.

У матери в сумке есть остатки мелочи, которые добываю на ходу.

В магазине по пути беру самый дешёвый рацион быстрого питания, который жую на ходу.

«Алекс» порывается что-то сказать, но я просто нахожу нужную строку в его «простыне» данных и отключаюсь от аудио канала с ним. А все всплывающие уведомления просто смахиваю вниз, не читая.

У речки какое-то время просто смотрю на закат, ощущая странную пустоту.

— Еле пробился, — сообщает чип Алекс на каком-то этапе.

Интересно, как ему удалось? Хотя, на самом деле, не интересно.

— Создал резервный канал. — Продолжает он. — Слушай, ты так больше не делай! Разрывать связь нельзя…

— Жаль, что не могу тебе по морде засветить, — перебиваю его.

— А что это решит? — кажется, он даже оторопевает. — В списке всех твоих проблем?

— Не решит ничего. — Соглашаюсь.

— Ну и ты меня извини. Я сейчас некоторым образом не то чтобы робот, но явно с ограниченным спектром эмоций. По техническим причинам. Сострадатель из меня в данный момент не особо хороший. Я, кстати, экстренно и планы все откорректировал, но к тебе с новостями, — помявшись, он таки говорит, что хотел. — Этот чип воспринимает всю твою только что съеденную лабуду, как отравление.

— А это ещё с чего? — удивляюсь. — Я это регулярно ем. Нормальная еда же.

— Не нормальная… но объясню потом. Я тут настройки поначалу выставил чувствительные, пардон. В больнице же питание было внутривенное, — он, кажется оправдывается. — Просто идеал для перестройки кое-чего в тебе. Был. Я и расслабился, — виновато завершает пояснение он. — У тебя рецепторы почистились, интоксикация снизилась, ну и временно…

А дальше его не слышу уже по чисто техническим причинам уже я, потому что меня начинает выворачивать наизнанку.

— Вон, глядите! — молодой патрульный с новым жетоном, в необмятой форме, явно недавно попавший на службу, кивнул старшим товарищам на противоположную сторону набережной.

— Что? Где? — раздалось от обоих коллег, дожёвывавших свои горячие бутерброды и оттого, прикрыв глаза, умиротворённо глядевших в сторону реки.

— Да вон же! За третьим от столба деревом! — на ровном месте загорячился молодой, имевший в тройке прозвище «Единичка» (из-за собственного невысокого личного уровня и из-за первого места службы после распределения).

— Не вижу ничего, — степенно отозвался Макс, старший тройки, примериваясь и откусывая сразу половину сэндвича.

— Да вон же, молодой прав, я его тоже вижу, — второй патрульный через секунду решил не терзать новичка. — Он просто за дерево наклонился, как будто рвёт его, что ли.

— Бля-я-я-я… ну вот какого…?! — старший обиженно поморщился в адрес второго. — Гилл, ну ты не видишь, что я жру? Ну нахера ты о говне, за едой, под руку?!

— Так я-то давно доел, — гыгыкнул Гилл. — И это… а как же «Когда я ем, я глух и нем»? Где твоя моща психики?

Второй откровенно развлекался, вымещая на старшем досаду из-за Единички.

Новый соратник, конечно, мало чем отличался от стажёра, хотя и окончил какой-то там курс в новомодной академии чуть не с отличием (что ни говори, но в патруле, на улице, теория и отличные отметки, полученные не важно где, не канают: опыт, только личный опыт. Причём, не абстрактный и вообще опыт, а наработанный исключительно в определённом районе, именно в том, в котором ты свой. Всем, мало-мальски пообтёршимся на улице, известно: опыт из других мест может быть не просто бесполезным, а даже вредным).

Новичок-Единичка, понятно, денег в свой первый день в кармане не имел: первое настоящее дежурство (стажировки не в счёт — кто и когда стажёров всерьёз куда-то выпустит). Когда настала пора перекуса, в кармане старшего уже лежали несколько десятков монет, собранных по ходу маршрута с доходных точек (понятно, что запрещено; но ежедневного плана взводному и, далее, — ротному и выше — никто не отменял). Старший почему-то занозился на новичка и еды купил только на себя и на второго:

— Первый день молодёжь отдыхает, — сказал он в ответ на вопросительный взгляд второго, протягивая Гиллу бумажный пакет с его порцией. — Не наработал ещё… авторитета. К тому же, в патруле есть запрещено.

Понятно, что Макс прямо сейчас словами противоречил собственным действиям, но кто с ним будет спорить? Гилл безразлично пожал плечами и, тут же распотрошив свой пакет, протянул молодому всю жареную картошку, кетчуп к ней и салат со словами:

— Я такого не ем.

Что частично было правдой, поскольку он, всё ещё посещая регулярные тренировки «искры», диету периодически держал.

Молодой же, обиженно скользнув взглядом по старшему, с благодарностью кивнул Гиллу и в мгновение ока уничтожил свою долю.

Гилл быстро дожевал сэндвич, выпил предлагавшуюся газировку и теперь, болтая на лавочке в воздухе ногой, с наслаждением троллил старшего, тем более что на той стороне набережной какой-то странный субъект действительно блевал в тени дерева, скрытый от этого берега растениями. И как молодой его только разглядел… Видимо, по зрению одни восклицательные знаки в медкарте.