Зеленая мумия - Фергюс Хьюм

Каменную насыпь железной дороги отделяло от двери дома пять шагов – узкий газон, засаженный тисами и аккуратно подстриженными кустами. Эти тисы были своего рода колдовским символом, значение которого профессор Браддок без стеснения объяснял случайным посетителям, заинтересовавшимся странной посадкой. Среди прочего египтолог верил в существование магии и пытался раскрыть тайны колдовства сыновей Кхема, считая, что в нем было больше правды, чем суеверий.

Ученый использовал все большие комнаты первого этажа под «музей» – хранил в них свою коллекцию древностей, которую собирал многие годы. Да и сам он буквально жил среди этих экспонатов – его спальня примыкала к кабинету, он часто обедал и ужинал среди саркофагов и полуразложившихся мумий. Забальзамированные мертвецы составляли основной круг его общения, и только время от времени, по настоянию Люси, профессор поднимался на второй этаж, где обитала его падчерица. Там у нее была гостиная, столовая и будуар, а также другие обставленные и пустующие комнаты. В одной из этих спален ночевала молодая хозяйка, а остальные стояли свободными, на тот случай, если кто-то приедет в гости, хотя гости этого семейства были, по большей части, из научного мира. На третьем этаже жили садовник и его жена – повариха, которая одновременно работала еще и горничной, с утра до поздней ночи следя за чистотой в этом большом доме. Целый день слуги были при деле. На заднем дворе особняка имелся небольшой огород, за которым ухаживал муж поварихи. Естественно, огород принадлежал хозяевам особняка: профессор не арендовал пахотные акры и прилегающие к дому земли.

Жизнь в «Пирамиде» шла гладко, потому что Люси была деловитой девушкой и не теряла времени зря. Браддок даже не подозревал, что своим комфортным существованием он обязан ее усилиям, потому что до того, как она вернулась, закончив школу, и взяла домашнее хозяйство в свои руки, ученый и вовсе им не занимался. Когда его падчерица приехала, профессор просто передал ей ключи и определенную сумму денег на хозяйство. После этого он дал девушке строгие инструкции не беспокоить его ни при каких обстоятельствах. Мисс Кендал старалась соблюдать этот запрет. К тому же ей нравилось чувствовать себя хозяйкой, и она знала, что пока у ее отчима есть пища, кровать, ванна и одежда, он не захочет видеть никого, разве что свои любимые мумии. Люси не смела вторгаться в его «музей», а если ей приходилось нарушать это правило, то профессор приходил в неописуемую ярость и не стеснялся в выражениях.

Вернувшись с прогулки, девушка уговорила отчима переодеться в потертый костюм, который тот носил уже много лет, и заставила его пообещать, что он будет присутствовать на ужине. Тем более что к ним собиралась зайти вдова Селина Джашер, а профессору эта женщина нравилась, так как она почитала его за одного из мудрейших людей на свете. Даже люди науки восприимчивы к лести, а госпожа Джашер никогда не лезла за словом в карман и всегда находила нужные эпитеты, чтобы выразить свое восхищение египтологом. По деревне ходили сплетни о том, что она собирается стать второй госпожой Браддок. Но если это было и так, то на самом деле у нее было очень мало шансов. Профессор однажды пожертвовал своей свободой, чтобы приобрести доход в пятьсот фунтов в год, и не был склонным к повторному браку. Если бы вдова имела состояние в несколько миллионов, то и в этом случае он бы сильно подумал, прежде чем вновь надеть на палец обручальное кольцо. И, конечно, сама Селина ничего не извлекла бы из такого брака. Ей пришлось бы в одиночку заниматься домашним хозяйством и жить в унылом загородном доме, расположенном в сельской местности, которая больше всего напоминала средневековую Саксонию.

Арчи Хоуп оставил свою невесту у дверей «Пирамиды» и отправился к себе домой, чтобы переодеться к ужину в вечерний костюм. А Люси, как хозяйке, пришлось помочь усталой горничной украсить стол перед визитом гостей. Поэтому когда госпожа Джашер пришла в особняк, ее никто не встретил, чтобы поприветствовать, но так как эта дама считалась другом дома, она не обиделась, а направилась на поиски профессора в его логово. В результате, когда Браддок оторвал взгляд от недавно купленного скарабея, он увидел тучную невысокую женщину, которая стояла в дверном проеме и с улыбкой наблюдала за ним. Он, казалось, рассердился на то, что гостья прервала его медитацию, но госпожу Джашер это, похоже, нисколько не тревожило. Она по природе своей любила рисковать. Кроме того, она видела, что ученый, как обычно, витает в облаках.

– Уф! Какой ужасный запах! – воскликнула вдова, поднеся к лицу надушенный носовой платок. – Тут воняет камфарой. Запах словно в морге. Как вы тут не задохнулись? Фу! Тьфу! Бр-р-р!

Профессор уставился на нее холодным, равнодушным взглядом:

– Что вы говорите?

– Именно это. И вы даже не предложите мне присесть? Если бы я была одной из ваших чудовищных мумий, вы бы обращали на меня много больше внимания. Разве вам не сказали, что я зайду на ужин? – и она игриво посмотрела на него.

– Я обедал, – фыркнул Браддок, как всегда, эгоистичный.

– Нет. Вы не обедали, – спокойно возразила ему госпожа Джашер и указала на маленький поднос на краю стола, где лежала нетронутой его утренняя трапеза. – Вы даже завтрак есть не стали. Должно быть, питаетесь воздухом… Или любовью? – закончила она очень ласково. Но с тем же успехом она могла бы говорить с гранитной статуэткой Гора[4]. Профессор просто потер подбородок и уставился на нее.

– Вот это да! – сказал он с самым невинным видом. – Должно быть, я и в самом деле забыл поесть. А всему виной это искусственное освещение! – он огляделся. – Конечно, лампы-то зажечь я не забыл. Но как быстро летит время! Я ведь и в самом деле хочу есть. – Он выдержал паузу, а потом повторил собственное замечание: – Да, госпожа Джашер, я действительно голоден. – И тут он взглянул на даму так, словно она только что вошла. – Конечно, мэм. А вы зашли сюда, чтобы сообщить мне нечто важное?

Селина нахмурилась, в очередной раз натолкнувшись на его невнимание. Однако сердиться на этого мечтателя было невозможно.

– Я пришла поужинать с вами, профессор, – сказала она. – Попробуйте проснуться. Вы словно спите на ходу и, судя по всему, очень голодны, как я понимаю.

– А ведь и в самом деле я на удивление проголодался, – неуверенно признался Джулиан.

– Чему же тут удивляться, если вы ничего не ели со вчерашнего дня. Вы невероятный человек… Иногда мне начинает казаться, что вы сами – мумия.

Но вместо того, чтобы отправиться на кухню, в столовую или продолжить разговор с гостьей, ученый вновь принялся изучать скарабея, рассматривая его через огромную лупу.

– Без сомнения, это скульптура двадцатой династии, – пробормотал он, хмуря брови.

Миссис Джашер продолжала внимательно рассматривать профессора. А потом неожиданно для себя она решила, что в теле этого человека в данный момент нет души, и пока та не вернется, он и дальше станет игнорировать своих гостей. Переполненная раздражением, как женщина, которая не получила того, чего желала, она устроилась на одном из удобных стульев Браддока и продолжила сверлить его глазами. Возможно, ходившие о ней сплетни были правдивы, и она попробовала вообразить, каким мужем он будет. Во всяком случае, теперь Селина смотрела на египтолога с такой же искренней любовью, с какой сам он разглядывал скарабея.

Внешне профессор ничуть не походил на великого ученого, которым, судя по всему, был. Невысокого роста, пухленький, розовощекий, словно купидон, он не выглядел на свои пятьдесят. С гладким, чисто выбритым лицом и белыми шелковистыми волосами, он казался намного моложе. Мечтательному взгляду его маленьких синих глаз совершенно противоречил твердо очерченный рот с тонкими губами и вызывающе выпяченный подбородок. Глубоко посаженные глаза и куполообразный лоб намекали на развитый интеллект, однако в целом этот человек выглядел скорее как упрямец, чем как интеллектуал. А его полнота нисколько не соответствовала агрессивному взгляду. Однако воинственность египтолога вылезала на поверхность, только когда он вступал с кем-нибудь из своих коллег в спор, например, об экспонате из могилы, расположенной в Фивах. В такие минуты в мягком искусственном свете своего «музея» профессор Браддок больше напоминал распалившегося херувима, и порой становилось жаль, что за спиной у него нет пары крылышек, пробившихся через потертый костюм.

«Выглядит как истинный горец – мудрый и обремененный заботами, – решила про себя госпожа Джашер, которая в глубине души была шотландкой, хотя и утверждала, что придерживается космополитических взглядов. – Он так хорош, когда возится со своими мумиями, но, похоже, в жизни с ним будет трудно справиться. И весь этот антураж… – Она еще раз оглядела темную комнату со всеми экспонатами, извлеченными из могил. – Похоже, выйти за него замуж – все равно что выйти за Британский музей. Слишком много тяжелой работы, а я не столь уж молода».