В тени человека - Джейн Лавик-Гудолл

Лишь один ученый, продолжал Луис, сделал серьезную попытку проследить за поведением шимпанзе на воле. Это был профессор Генри Ниссен, который смог провести в джунглях Гвинеи два с половиной месяца. Этот срок был слишком малым, чтобы выполнить по-настоящему серьезное исследование, на которое едва ли хватит и двух лет. Луис еще многое рассказал мне во время этой первой беседы. Он объяснил, почему его особенно интересует поведение группы шимпанзе, живущей по берегам озера: костные остатки доисторического человека чаще всего находят именно на берегах озер, и Луис предполагал, что изучение поведения обезьян поможет понять особенности поведения наших далеких предков.

Я решила, что он шутит, когда после небольшой паузы он предложил мне взяться за эту работу. И хотя это было именно то дело, о котором я мечтала, у меня не было специальной подготовки для того, чтобы вести научное исследование поведения животных, о чем я и сказала Лики. Однако Луис, по-видимому, хорошо представлял, что делает. Он убедил меня, что университетское образование совсем не обязательно, оно может оказаться и в некотором роде неблагоприятным фактором. Он хотел выбрать человека с не предвзятым мнением, не связанного с той или иной теорией, человека, который предпринял бы подобное исследование исключительно ради любви к истине и который к тому же сочувственно относился бы к животным.

Поэтому я с большим восторгом и очень искренне приняла его предложение. Но где достать необходимые средства? Это была нелегкая задача. Луису пришлось доказать необходимость не только самого исследования, но и убедить всех, что он не ошибся в своем выборе, доверяя молодой и неопытной девушке столь сложную и ответственную задачу. Наконец нужная сумма была найдена: Фонд Уилки в Иллинойсе выделил средства, достаточные для приобретения небольшой лодки, палатки, авиабилетов и организации полугодовых полевых исследований. Я всегда буду благодарна Лейтону Уилки, который поверил в меня лишь по заочной рекомендации Луиса.

Тем временем я уже вернулась в Англию и, узнав об этой новости, начала вновь готовиться к поездке в Африку. Местные власти той территории, на которой мне предстояло работать, разрешили приступить к исследованию, но с одним условием: они и слышать не хотели, что английская девушка будет в полном одиночестве жить в джунглях, и требовали, чтобы меня сопровождал кто-нибудь из европейцев. И тогда моя мать, Вэнн Гудолл, которая уже бывала в Африке, вызвалась стать моим спутником в этом рискованном предприятии.

В I960 году мы приехали в Найроби. Вначале все складывалось как нельзя лучше. Заповедник Гомбе-Стрим (ныне Национальный парк Гомбе)[14], где жили мои шимпанзе, подчинялся Департаменту дичи Танганьики, и глава департамента Уорден без проволочек выдал необходимое разрешение для проведения исследований. Он был весьма любезен и сообщил нам много ценных сведений о климате и географических условиях заповедника: назвал высоту местности над уровнем моря, суточные и сезонные колебания температур, обрисовал характер почвы и ее растительного покрова, а также перечислил основные виды животных, с которыми мы могли встретиться. Наконец пришло известие, что небольшая алюминиевая лодка, которую купил для нас Луис, благополучно прибыла в Кигому. И доктор Бернар Веркур, директор Гербария Восточной Африки, вызвался отвезти меня и маму в Кигому; попутно он хотел собрать образцы местной флоры, так как растительный мир этого района был мало изучен.

Мы уже были готовы к отъезду, и вот тут-то и начались неприятности. Из Кигомы пришло известие о беспорядках среди африканских рыбаков в районе заповедника, наш выезд задерживался на неопределенное время.

К счастью, Луис тут же предложил мне заняться изучением поведения верветок[15] на одном из островов озера Виктория. Целую неделю мы пробирались на моторном катере к необитаемому острову Лолви. Нос лодки лениво разрезал грязную воду. С нами был Хассан, капитан маленького судна, и его помощник — африканцы из племени какамега[16]. Хассан, проработавший с Луисом около тридцати лет, был удивительным человеком. Всегда спокойный и выдержанный, он никогда не терял присутствия духа в критических ситуациях, к тому же обладал острым умом и чувством юмора. Все это делало его незаменимым товарищем, и я была счастлива, когда он впоследствии согласился поехать со мной в заповедник шимпанзе.

Мы провели на острове три недели. Жили прямо на катере, стоявшем на якоре в небольшой бухточке. Ночью нас убаюкивал мягкий шорох волн. По утрам еще до восхода солнца Хассан отвозил меня в лодке на берег, и я проводила там целый день, наблюдая за мартышками до наступления темноты. Если светила луна, я задерживалась и дольше, а потом возвращалась к лодке, и Хассан перевозил меня обратно. Наш скудный ужин обычно состоял из тушеных бобов, яиц или консервированных сосисок, но мы с Вэнн вовсе не замечали этого и, быстро поедая его, обменивались новостями.

Пребывание на острове многому научило меня. Я узнала, как нужно вести дневник, какая одежда наиболее пригодна для работы в поле, какие жесты и движения человека пугают обезьян, а какие — нет. И хотя поведение шимпанзе во многом отличалось от поведения мартышек, знания, которые я приобрела на острове Лолви, помогли мне начать работу в Гомбе-Стриме.

Меня даже слегка огорчило долгожданное известие из Найроби — ведь я должна была расстаться с мартышками как раз тогда, когда я стала различать отдельных членов стада и постигать их поведение. Всегда трудно бросить начатую работу. Но стоило нам приехать в Найроби, и я уже думала только о путешествии в Кигому и предстоящей встрече с шимпанзе. Поскольку почти все было готово еще до нашего отъезда на Лолви, мы с Бернаром Веркуром уже через несколько дней отправились в путь. Нам предстояло проехать более тысячи километров.

Само путешествие было небогато событиями — правда, наш лендровер трижды ломался и был так перегружен, что начинал угрожающе дрожать, едва мы прибавляли скорость. И вот после трехдневной дорожной пыли мы наконец очутились в Кигоме. Но тут мы столкнулись с непредвиденными обстоятельствами. Со времени нашего отъезда из Найроби изменилась политическая ситуация в Конго[17], расположенном в сорока километрах западнее Кигомы, на другом берегу озера Танганьика. Мы прибыли в воскресенье и, проехав по главной улице города, затененной манговыми деревьями, убедились, что все официальные учреждения закрыты.

Наконец мы разыскали представителя местной власти, и он, извиняясь, но вполне определенно объяснил, что в настоящее время я не смогу приступить к работе в заповеднике.

Все мы ходили в несколько подавленном настроении. Строго ограниченные средства не позволяли мне и Вэнн останавливаться в отеле, поэтому было решено разбить где-нибудь временный лагерь. Нам посоветовали расположиться на территории сада кигомской тюрьмы, и это оказалось совсем не так уж плохо, как может показаться на первый взгляд. Сад содержался в прекрасном состоянии, и ветви цитрусовых деревьев сгибались под тяжестью ароматных апельсинов и мандаринов. С места нашей стоянки открывался великолепный вид на озеро. Единственное, что омрачало наше существование, — это нашествие москитов по вечерам.

За время вынужденного безделья мы как следует изучили Кигому — маленький африканский городок, по европейским или американским меркам, пожалуй, даже деревеньку.

Центр активной жизни города сосредоточен на берегу озера возле естественной гавани, где причаливают лодки, курсирующие вдоль озера в Бурунди, Замбию и Малави, а также на противоположный берег — в Конго. Рядом с гаванью расположены административные учреждения, полицейский участок, железнодорожная станция и почтовое отделение.

Одна из основных достопримечательностей любого африканского городка — это ярко расцвеченный всеми красками рынок, где тщательно подобранные фрукты и овощи разложены для продажи небольшими кучками. Преуспевающие торговцы важно восседали под каменными навесами, а остальные сидели прямо на базарной площади, аккуратно разложив свои товары на мешковине или здесь же на красной пыли. Изобилие бананов, зеленых и оранжевых апельсинов, темно-пурпурных морщинистых плодов страстоцвета[18] создавало неповторимую цветовую гамму, которую оттеняли стоявшие рядом бутыли и кувшины ярко-красного растительного масла, приготовленного из плодов масличной пальмы.

Кигома гордится своей главной улицей, которая начинается от административного центра и поднимается вверх, проходя по основной части города. С обеих ее сторон посажены высокие тенистые манговые деревья, за которыми тянутся ряды бесчисленных мелких лавчонок, или дукасов, как их называют в Восточной Африке.