Метка рода (СИ) - Богатова Властелина

В груди так и оборвалось сердце, запрыгало так горячо и гулко, что дышать трудно стало. В глазах потемнело.

— …Только смерти его я не увидела, но и скрыт он от глаз богов... что странно… — выдохнула волхва.

— Как скрыт? — прошептала Вейя, чувствуя на губах жар костра, как сушил он нещадно, только ей не до этого. — Не понимаю, что ты такое говоришь, Доброрада?

Женщина посмотрела на неё, и Вейя едва не отпрянула, настолько глаза волхвы были сейчас темны, что и правду в марь смотрели, в глубины сокрытые, куда простому смертному не добраться.

— Не спрашивай больше ничего, не отец твой важен сейчас для тебя, а судьба твоя...

Вейя так и задержала дыхание, бегло смотря на волхву, ещё больше не понимая её.

— …В острог свой дорогу забудь, не вернёшься ты домой более, всё дальше тебя от дома дорожка чужая будет уводить с человеком тебе чужим, сыном земли не нашей, с говором, тебе чуждым. Не по своей воле за ним пойдёшь. Метка, что на нём, будет тебя вести, связывая вас всё крепче. Настолько станет прочна, что ни одна кровь не разорвёт, ни одна сила не разрушит. И коли от князя Годуяра не уйдёшь, сегодня же найдёт тебя он, сразу... заметит.

— Что ты такое говоришь, Доброрада? — содрогнулась Вейя, повторяясь. Холод пронял от слов её.

— Говорю то, что боги показали, — устало ответила волхва, отвернулась, поднимая чару пустую с земли.

Вейя растерянно перед собой посмотрела, не зная, что и делать. Слова непонятные закручивались внутри в воронку, взбаламутили. Какой чужак? И что за метка? От князя Годуяра бежать… так куда? И с отцом ничего не ясно? Что с ним сталось? Глаза зажгло и хотелось плакать от непонимания. Но расспрашивать больше волхва запретила.

— Спасибо тебе, Доброрада, — едва слышно прошептала Вейя, губы разлепляя.

— Богов благодари, — глаза волхвицы светлеть стали, приобретая свой лазоревый цвет.

Вейя на лики взглянула сквозь дым, в глазницы глубокие, оглядывая ребро носа, высеченного грубо, и прорези рта. Не утешило её предсказание, только ещё больше темнее стало внутри.

— Пойду я... — бросила Вейя волхве, что наблюдала за ней да, не мешая сильно, знала, что слова её ещё больше только смятение нагонят, оттого и молчала, оттого и держать подле себя не стала, кивнула, позволяя Вейе идти.

— Ступай. А мне подумать нужно...

Вейя отступила, и ног не чувствовала. Жрецы расступились, провожая блеклыми взглядами. Она бы осталась, да страх гнал прочь от капища. Вейя шла, под ноги себе смотря, как быстро мелькали носки из-под подола, ощущая, как туман колени холодил и кисти рук, так, что пальцы зябли. Не заметила, как в лощину спустилась, в сосновый бор вновь погрузившись, пахнувший густо еловой смолой и прелью. Вейя остановилась, понимая, что, чуть ли не на бег перешла, плечом о ствол оперлась. Схватилась за тесьму на вороте пальцами, теребить принялась, беспокойство унимая.

Сомнение помалу в слова волхвы вкрадываться стали. Может, что не так растолковала, увидела? Далебор вчера упоминал о чужаках, что едут к Каручаю, уж не про хазар ли она толковала? Про них, верно. Вейя веки прикрыла, унимая поднявшуюся тошноту, качнула головой, только кольца на висках блеснули, попадая под лучи низкие, тянувшиеся из-за окоёма, через махровые кроны пробиваясь, золотя верхушки серых вековых стволов.

Путанно говорила волхва. Как она может сейчас собраться и покинуть Кряжич? Конечно, собраться со своими наперсницами да к родичам к Сосновым Острожкам нетрудно отправиться, но не может она, коли Годуяр уже в пути и на днях будет в Кряжиче. Так и не узнает с его уст вестей, уедет в неведении. Нет, нельзя так.

Глава 7

Вейя зябнуть начала, стынь так и поднималась с влажных лощин. Отлепившись от дерева, дальше пошла. Нужно подумать обо всём, а чуть позже к Доброраде возвратиться за советом. После обряда в себя нужно прийти.

Едва Вейя из-за чащи вышла, как льющееся тепло Дажьбога объяло, согрело, развеяло муть на немного. Вейя поторопилась до хоромин добежать, прислушиваясь да пряча глаза от гридней, что на воротах дозорными всю ночь стояли. Они проводили Вейю взглядами внимательными до тех пор, пока не скрылась за постройками, а как прошла по мощённую бревенчатую дорожку, ведущую к женскому стану, сбавила шаг — тут уж на взгляды мужицкие не наткнёшься.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Детинец уж пробудился, носились по двору челядинки, теперь расторопнее — верно, Любица разгону всем дала с утра, а отдыхать и нет времени — к другому пиршеству готовиться нужно: как-никак, а сам князь Годуяр скоро прибудет.

С Любицей сталкиваться не хотелось, казалось, посмотрит ей в глаза, да и выдаст себя тут же Вейя, и заподозрит княгиня ещё чего, а сейчас не до того. Хоть и жёг стыд, вспомнить только, как Любица сотнику отдавалось, а Вейя и думать о том не хотела — как княгиня теперь мужу в глаза смотреть будет, только, видно, не первый раз то было. Пусть она сама ответ перед ним держит да перед богами, которым клятвы и обещания давала, Вейе нет до того дела.

Хоромины сосновые могучие встретили Вейю прохладой, пряность свежих трав луговых, что уже нарвали с утра челядинки да по углам разложили, наполняли духом особым и силой бодрили. Хорошо было в Кряжиче у князя Годуяра гостить, жизнь здесь течёт, что речка проточная — вроде быстро, да ровно. В остроге родном всё же беспокойнее было.

Вейя едва о порог не споткнулась, увидев княгиню у окна, когда в горницу вошла, что Любица ей отрядила по приезду. Она повернулась, вцепившись в Вейю взглядом едким. Вейя так и замерла у порога, не в силах совладать с растерянностью и удивлением, жар предательски всё же пыхнул углями на щеках, разнёсся по телу дрожью. Вейя сбросила волнение тут же — ведь не видел её никто, чего так разволновалась? Да всё же княгиня никогда за эти дни, что прибывала Вейя в детинце, не заходила, не справлялась и не чаяла за неё. И слова её те ревнивые, брошенные сотнику, всколыхнулись в памяти. Не рада была княгиня Вейе, а как Далебор вернулся — и вовсе ощетинилась, будто Вейя ей дорогу в чём перешла.

— Ходила уж куда? — спросила, скользнув по девушке взглядом внимательным.

— На капище, — ответила, не выказывая своего волнения, что пуще разгуливало по телу, прошла к лавке и положила верхицу, что так в руках и несла.

И не ускользнуло от Вейи, как нынче хороша была собой княгиня, как светилась белая кожа в обрамлении льняной намитки, что волосы её покрывала, как проступал румянец на щеках и горели красным сердоликом — как дорогие бусы на её груди — губы. И платье, в которое обрядилась она в нынешнее утро, из шёлка алого дорогого из дальних земель привезённого. Богато одевал её князь Годуяр, жена — его гордость и отрада. Многие считали, что наряжается княгиня для князя своего от радости о скором его приезде — так бы и Вейя подумала, а теперь даже горечь взяла от понимания, для кого это так Любица старается.

Она покинула своё место прошла к Вейе, остановившись в шаге от неё, в лицо всматриваясь, выискивая что-то, раздумывая над чем-то.

— Отчего ты поникшая такая? Ещё вчера за пиршеством заметила. Не обижает кто тебя? — в голосе и правда забота послышалась, чёрные точки зрачков, будто углём нарисованные, дёргались, по лицу Вейи блуждали.

— Нет, не обижает, спасибо, что озаботилась, — ответила Вейя, ощущая, как в близости Любицы неуютно становилось.

— А на капище для чего ходила? — продолжила пытать, не выпуская Вейю из-под своего въедливого взгляда.

— Требу приносила, за отца просила, — сказала и сжала губы от того, что приврать немного пришлось. Лучше Любице не знать, что с волхвой Вейя сдружилась да поддержки во всём у неё искала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Любица помолчала, а потом выдохнула свободнее как-то, чуть дрогнули губы в улыбке, что ярким пятном на белом лице княгини выделялись.

— Мне сказали, вчера ты ушла быстро с пира, вот я и подумала, что кто обидел тебя.

— Плохо стало от шума, вернулась в хоромину да спать легла.

Любица посмотрела на Вейю, огладив ладонью стол и лежавшее на нём вчерашнее убранство праздничное да украшение. Вейю как ошпарило кипятком, когда под руку княгини поясок попался, которым была подвязана вчера. Золотистые брови Любицы чуть сошлись, как увидела, что Вейя побелела вдруг, опустила взгляд и застыла. Глаза княгини померкли, она сжала пальцы, убирая руку с пояска тканного. Но тут вдруг улыбнулась растерянно и в то же время напряжённо.