Дело о волхве Дорошке - Василий Щепетнёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так давай туда.
— Гнать?
— Только чтобы не забыли, как нужно бегать.
Фоб и Дейм не забыли. По счастью, снег еще лежал на мостовой, и обошлось без дикой тряски, только ветер свистел вслед, раздосадованный, что не угонится.
Славно ездить по ночной Москве: пара рысаков, пара «браунинг-спесиаль», да и у Трошина маузер и пара бомб. Народу никого, движения никакого, никто не мешает показать себя во всей красе. Не мешает, но и не видит, вот в чем особенная прелесть.
У госпиталя остановилсь.
— Еще бежать и бежать могут, — сказал Трошин, но начал обтирать коней, чтобы не простыли. — Вы надолго?
— Как получится. Вдруг вообще человека нет? Или спит?
Привратника ждать долго не пришлось. Тот выглянул в окошечко, побледнел и стал торопливо раскрывать ворота, не спрашивая ни кто, ни зачем.
— Доктор Пеев сейчас находится здесь? — счел необходимым уточнить Арехин.
— Да, да, здесь. Дежурят-с по госпиталю-с, — в речи появились словоерсы. — Прикажите доложить?
— Доложи. И проводи.
Привратник, не запирая ворот — потом, не убегут ворота, — подождал, пока Арехин неторопливо выберется из экипажа, и повел внутрь.
Хорошо, однако, поставил себя доктор Пеев. Или, вернее, помнят прошлый визит Арехина с последующим исчезновением вороватого хама-санитара. А теперь, когда еще и Фоб и Дейм во дворе… Чихнуть не успеешь, как пристрелит этот бешеный мусовец, пристрелит и оставит лежать в назидание медперсоналу и раненым красноармейцам, покуда собаки не растащат последние кусочки (см. «Дело о светящихся попрыгунчиках»). Еще и табличку рядом поставят для ознакомления пролетарских масс: «Он воровал у раненых».
А как не воровать, когда паек мизерный, а дома шесть ртов? Вот и приходится. По чуть-чуть, без наглости, а то ведь, если шлепнут, конец семье. Помрут с голодухи.
Доктор Пеев сидел в маленьком, но опрятном кабинетике, дверь держал открытой, читал толстую книгу и пил чай. Услышав шаги привратника (Арехин по привычке ступал мягко) он оторвался от книги.
— Что случилось?
— Вот к вам-с, Христофор Теодорович.
— А-а… — в возгласе Пеева радости не было. Да откуда ей взяться, все-таки не пиво пили вместе, а убийцу искали, причем Христофор Теодорович был за подозреваемого (см. «Дело о замоскворецком упыре»).
— И вам, доктор, доброго здравия, — ответил Арехин.
— Ох, конечно, добрый вечер, или, вернее, ночь.
— Я пришел к вам в надежде, что вы поможете разобраться в одном деликатном вопросе.
— Опять отрезанные головы?
— Нет, нет. Что это вы пьете?
— Это? А, чай. Морковный. Для зрения очень полезен. Желаете?
— Желаю.
— Не извольте беспокоиться, мигом, — засуетился привратник, и точно — мигом налил в кружку — большую, толстостенную, держащую тепло долго, — крутого кипятка из чайника, принесенного тоже мигом.
Доктор Пеев положил в кружку три чайных ложки сушеной моркови и накрыл блюдцем:
— Минут пять настоять нужно. А вы, Андрей Дмитриевич, можете идти.
— Уже иду доктор, уже иду, за воротами присмотрю, снег почищу…
Дождавшись, пока привратник уйдет, Арехин сказал:
— Вижу, порядок в госпитале на высоте.
— Благодаря вам. И еще — говорят, открывается новый институт, в котором и головы пересаживать будут, и прочее… Не слышали?
— Слышал, что собираются открыть лабораторию анабиоза, глубокого сна, и вас, доктор Пеев, прочат в руководство.
— Да, и это тоже говорят.
— Только говорят?
— Решится все в ближайшее время. Как раз этот госпиталь под лабораторию и должен отойти.
— И поэтому вам совершенно не нужны никакие новые неприятности.
— Признаюсь, да.
— Тогда я вас обрадую: мне требуется только научная консультация.
— Насколько это в моих силах — готов.
— Анабиоз ведь — это особый сон?
— Можно сказать и так.
— А что науке известно о снах простых? О снах и о сновидениях? И особенно любопытно, может ли один человек проникать в сон другого? Видеть чужой сон, участвовать в нем, навязывать свои сюжеты и персонажи? Могу ли я мучать соседку, насылая ей во сны драконов, пьявок и грозя концом света?
— Наука категорически отрицает подобную возможность, — без колебаний ответил доктор. — По этому вопросу и покойный профессор Бахметьев, и ваш покорный слуга могут считаться весьма квалифицированными экспертами.
— Значит, категорически отвергает.
— Даже думать об этом не хочет, — подтвердил Пеев. — Вы попробуйте, попробуйте чаек. Острота глаза в вашем деле не помешает.
— Пробую.
Чай был морковный, и других определений просто не требовалось. Но Арехин пил, отчасти из вежливости, отчасти потому, что чувствовал жажду, а отчасти и потому, что морковь, действительно, улучшала и зрение, и слух. Вернее, не улучшала, а питала. А вовремя питаться глазам и ушам нужно столько же, сколько и желудку.
— С другой стороны, любой великий ученый поначалу напрочь отвергался, осмеивался и оплевывался этой самой наукой, — продолжил доктор Пеев. — Галилей, Левенгук или Дарвин могли бы много об этом рассказать, но их с нами уже нет. Целая академия наук просвещенной Франции в свое время считала бреднями сообщения о падении камней с неба. Беспроволочный телеграф не смогла вообразить даже фантазия Жюля Верна. Петенкофер отрицал микробы, как причину эпидемий. Сей профессор даже выхватил у профессора Коха колбу с культурой холеры и демонстративно выпил на глазах у академической публики — дело было во время заседания ученого общества.
— И что?
— И ничего. Холерой Петтенкофер не заболел. Однако холерные запятые Коха все-таки есть причина холеры.
— Любопытно… — протянул Арехин.
— Да уж. Ваши версии?
— Вероятно, Кох в целях безопасности принес с собою не натуральные холерные микробы, а что-нибудь на них похожее. Все-таки холера — она холера, фамильярностей не терпит. И оказался прав. Но Петенкофер-то хорош! А вдруг бы заболел? А вдруг бы еще сто человек за собой утащил? Или сто тысяч?
— Он, наверное, об этом не думал, поскольку не верил в микробную природу холеры, считал ее ошибочной. Все, мол, от миазмов. Но к чему я рассказал эту историю: наука не есть некое безошибочное божество. Она меняется, порой меняется стремительно, и то, что вчера считалось ересью и чушью, сегодня — общепринятый научный постулат.
— То есть проникновение в чужие сны… — Арехин замолк, отдавая должное морковному чаю.
— Сегодня это повод для помещение в психиатрическую клинику, а завтра — не знаю. Если угодно, я приведу десятки случаев, когда люди были уверены, что кто-то читает их мысли, навязывает им свою волю, насылает кошмары. Но все это описано в книгах по психиатрии и трактуется как безусловно болезненное расстройство рассудка. Трактуется — и все, никаких следственных мероприятий или систематических изыскании не проводилось. А кто и проводит, помалкивает, чтобы не прослыть среди коллег шарлатаном, поклонником шаманов. Научная среда страшно консервативна, профессор Бахмаетьев, а с ним и я это ощутили в полной мере. Известно, что во время сна активны иные участки коры головного мозга, подавленные в бодрствующем состоянии. Чем они занимаются, эти участки? Профессор Бахметьев считал, что они регулируют ремонт организма, и потому если поспать в анабиозе достаточно долго, можно проснуться молодым и здоровым. В свете последних событий, я думаю и о других возможностях. Так что сами решайте, без оглядки на науку. Один факт перевешивает амбар схоластических рассуждений. И если есть признаки того, что кто-то читает чужие сны, вы уж лучше положитесь на собственный разум. Скорее, сами поможете науке, раскрыв тайну подглядывателя снов.
— Ну что ж, утешили.
— Больше скажу — когда вы его поймаете, дайте знать. Мы его обследуем так, как нигде в мире обследовать не сумеют. Глядишь, и найдем мыслепередающую извилину.
— Почему это «нигде в мире не сумеют»?
— У них — буржуазный гуманизм, даже над собакой опыты ставить сложно. А мы за милую душу череп вскроем да и поглядим что и как — у живого.
— Разве так… Кстати, вы как будете подбирать людей для погружения в анабиоз?
— В первую очередь, конечно, пойдут здоровые добровольцы. А что?
— Нет, ничего. Может, и я вам сгожусь?
— Может, и сгодитесь. Лет через двадцать пять ляжете на профилактику, годик-другой поспите и проснетесь опять тридцатилетним.
— Через двадцать пять лет? Хорошо, наведаюсь, если раньше вам мыслевнушателя не приведу. Для опытов.
— Их еще телепатами называют.
— Кого, простите?
— Мыслевнушателей, сноподглядывателей. Тех, кто способен принимать и передавать мысли без аудиовизуального контакта с объектом.
— Аудиовизуального… Хорошее слово. Обязательно вставлю в отчет.
— И вы отчеты пишите?
— В отчетах, Христофор Теодорович, наша сила. Что ж, чай допит, вопросы заданы, ответы получены, пора и откланиваться.