Светолов (Астриум 1-2) - Эл Лекс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бр-р-р, стоп, хватит. Как бы реалистично это ни выглядело, это все лишь сон, бред воспаленного разума, спровоцированный сотрясением мозга после падения. По крайней мере, судя по тому, что вокруг так тихо — я уже точно не на соревнованиях. Наверное, меня отправили в больницу и я нахожусь в палате, в тишине и спокойствии. Возможно, я даже какое-то время пролежал в коме, но теперь наконец я вернулся в сознание и даже сносно себя чувствую. Руки и ноги слушаются, сердце стучит ровно, даже голова не болит. Возможно, это лишь до тех пор, пока я лежу и не пытаюсь встать, но это уже хорошо.
Можно и открыть глаза и оглядеться.
Так.
Даже скорее «так, блэт».
Это совершенно точно не больничная палата. И даже вообще не больница. И даже не карета скорой помощи.
И даже не турнирная площадка, чего стоило бы ожидать в последнюю очередь.
Над головой был серый обшарпанный потолок, выглядящий так, словно его никогда и не приводили в состояние чистовой отделки. На нем висели две длинные лампы дневного света, источающие холодный, почти синий, свет, причем одну заметно лихорадило — она несколько раз в секунду моргала, успевая почти погаснуть и разгореться заново.
Стена напротив меня, которую можно было разглядеть из положения лежа, да еще и в неширокий дверной проес, оказалась чуть приличнее — тоже серая и невзрачная, но хотя бы не бугристые, а с претензий на ровность. Вдоль стены стояло несколько железных шкафчиков, покрашенных облупившейся на углах синей краской, а между ними висели крючки для одежды. На некоторых как раз и висела одежда, зацепленная за капюшоны.
За черные, с желто-розовыми пятнами, капюшоны.
Кажется, я дернулся.
Да, наверняка, я дернулся, потому что слева раздалось шуршание, а потом приятный тихий женский голос произнес:
— О, ты очнулся? Наконец-то.
Слева от меня прямо на полу лежало, или стояло, я так и не понял, как правильно про них говорить, серое кресло-мешок, в котором, как в кучевом облаке, сидя утопала молодая девушка, совершенно не похожая на санитарку или медсестру. Волосы у нее были черные, с заметным фиолетовым отливом, подстриженные и зачесанные несимметрично — густая длинная копна справа и половинка облегающего каре слева. У девушки были четко очерченные, выгнутые пологими дугами, словно крылья чайки, густые, как тушью нарисованные, брови, и глаза невозможного насыщенного-фиолетового цвета, идеально гармонирующего с ее волосами.
Одета девушка была в черную куртку с длинными рукавами, расстегнутую до половины, под которой виднелась белая майка-борцовка. Но самое странное — в руках, заложив страницы пальцем, девушка держала книгу. Простую бумажную книгу, шуршание которой я и отметил, когда она со мной заговорила.
Черт возьми, кучу времени уже не видел, что кто-то читал бумажные книги. Разве что пенсионеры какие-нибудь...
— Как себя чувствуешь? — миролюбиво спросила девушка.
— Сойдет. — ответил я, нисколько не кривя душой. — Я где?
— Дома.
Смешок вырвался из меня чуть ли раньше, чем я осознал сказанное.
«Дома».
— Так, ладно. Что со мной случилось?
— Если бы мы знали. — девушка пожала одним правым плечом. — Ты потерял сознание после эвакуации, тебя дотащили сюда Маркус и Кейра.
— Маркус и Кейра? Кто все эти люди? Впервые слышу.
— Да уж. — вздохнула девушка. — А говоришь, что нормально себя чувствуешь. Лайт, что с тобой творится?
Лайт...
Я уже слышал это слово — его произнесла одна из девушек там, в черном городе, и уже тогда мне показалось, что это она обращалась ко мне так.
Все бы хорошо, но меня зовут не так.
— Так. — как мог твердо, сказал я. — А ты кто?
— Кона. — одними губами улыбнулась девушка. — Кона Гарс.
Впервые слышу это имя. Точно так же, как и Маркус и Кейра.
— Ладно. А дома это где?
— На причальной мачте «Зефир», конечно. — снова пожала одним плечом Кона. — Мне не нравится, что с тобой происходит. Может, тебя пыхнуть?
Себя пыхни, блин...
Что ж, значит, все, что я принял за видения ушибленного и воспаленного мозга — было вовсе не видением. И сейчас вокруг меня творится какая-то чертовщина. И, так как объяснить все, что творится с помощью известных мне законов мироздания, я не в состоянии, придется обходиться без них.
Ничего не отвечая на предложение «пыхнуть», я слегка приподнялся на жестком лежбище, на котором лежал все это время, подвинулся и принял полу-сидячее положение, чтобы удобнее было осмотреться.
Впрочем, сильно лучше не стало. Справа от меня моя узкая шконка была отгорожена стеной — такой же серой и слегка шершавой на ощупь. Сзади так же была стена и получалось, что мы с Коной находились в небольшой комнате, в которой имелась только узкая доска, наверное, считаемая здесь за кровать, кресло-мешок, в котором расположилась девушка, и небольшая тумбочка рядом с ним. Дверной проем, в котором я заметил шкафчики и цветастую одежду, явно предполагал наличие двери, но ее почему-то не было.
Зеркало бы...
Хотя нет, лучше не стоит. Я уже успел посмотреть на свои руки, когда с их помощью садился на лежанке, и беглого осмотра хватило, чтобы понять — это не мои руки. И ноги, безостановочно мельтешащие в поле зрения — не мои, даром, что скрыты под белой простыней. Я чувствовал, что они не мои. Я со своими, блин, тридцать пять лет прожил!
Что ж, раз объяснить происходящее с точки зрения физики не выходит, будем объяснять с точки зрения фантастики.
Я попал в чужое тело.
А, может, даже и того хуже — в какой-то другой мир.
И почему-то эта мысль уже не казалась дикой или тупой — спасибо современным книгам и фильмам, которые приучили не удивляться и не такому повороту событий. Да еще и обстоятельства, при которых я сюда попал — как-никак втыкание головой в асфальт с трехметровой высоты вряд ли кому-то когда-то шло на пользу...
Ох, мать твою!.. Это что получается, если я упал максимально неудачно и умудрился умереть...
То, стало быть, этот мир — загробный?!
Я еще раз посмотрел на Кону и еще раз обвел глазами комнату.
Нет, это точно не загробный мир. Для загробного мира тут все слишком... Серое. Обычное. Я бы даже сказал «обыденное». Конечно, я никогда не верил во всякие там котлы и вилы, но чтобы окружение было настолько простым — это надо постараться.
Я поднял руки и снова осмотрел их, уже внимательнее. Исчезли с пальцев многочисленные ссадины, полученные на тренировках, пропал с правого запястья шрам от открытого перелома три года назад, да и в целом руки
