Назвать своей - Оливия Гейтс

– Но это уму непостижимо! Как можно так дурно относиться к тем, о ком обязан заботиться! Впрочем, он совершил в жизни и хорошее дело – помог появиться на свет тебе, твоим сестрам и братьям. Вы, ребята, классные.

Кали промолчала о том, что считала таковым только Леонидаса, а с недавнего времени еще и Аристидиса. Что же касается трех ее сестер, которых она очень любила, к сожалению, они в той или иной степени унаследовали от матери пассивность и непротивление угнетенному состоянию. Андреас, пятый из семи детей, был загадкой. Всю жизнь он неохотно общался с родными, и Кали была склонна думать о нем даже хуже, чем когда-то об Аристидисе.

Но как бы Калиопа ни считала, что не похожа характером на мать, кажется, она ошибается. Если не брать во внимание детали, у нее с Максимом все было так же, как и у матери с отцом. Но та была бедной женщиной, живущей изолированно на острове Крит без всякой возможности или надежды изменить свою жизнь. А она, Кали, образованная, независимая американка из двадцать первого столетия. Чем ей оправдать свои действия?

– Ты только взгляни, который час! – вскочила Кассандра. – Ведь тебе утром очень рано вставать из-за Лео.

Тоже поднимаясь, Кали запротестовала:

– С удовольствием проболтала бы с тобой всю ночь. Мне не с кем поговорить, кроме няни Лео, да и то лишь на темы ухода за ребенком.

– Можешь располагать мной в любое время, чтобы утолить свою жажду общения. – Кассандра рассмеялась и обняла подругу.

Они расстались, и квартира сразу наполнилась тишиной. Снова подступило знакомое уныние, которое всегда накрывало Калиопу, словно саваном, если ее ничто не отвлекало. Больше невозможно убеждать себя, что это – затянувшаяся послеродовая депрессия. Тяжело было признаваться себе, но причина всех ее страданий в течение прошедшего года была одна – Максим.

Кали на цыпочках вошла в комнату Лео. После шести бессонных месяцев она наконец начала высыпаться по ночам.

В детской было темно, лишь из коридора падало немного света, но Калиопа давно уже могла найти дорогу к детской кроватке с завязанными глазами.

От эмоций перехватило горло, как и всегда, когда Кали видела любимые черты Лео. И пусть сейчас толком не разглядеть его в темноте, каждая пора его кожи и каждая ресничка были запечатлены в ее памяти. Если бы хоть кто-нибудь заподозрил, что у нее был роман с Максимом, то сразу же стало бы понятно, что Лео – его сын. Ведь он – точная копия своего красивого отца. Его волосы такого же необычного оттенка – красного дерева, так же растут на лбу мыском и ложатся мягкими волнами. А на подбородке и на левой щеке – такие же ямочки. Правда, у Максима, который, похоже, не умеет улыбаться, они появляются только при гримасе удовольствия в минуты наивысшего наслаждения. А вот глаза отличаются. У Лео их разрез такой же волчий, как и у его отца, но они оливково-зеленые, словно цвет голубых глаз Кали смешали с желтым цветом глаз Максима.

Ощущая в сердце благодарность за это маленькое чудо, Кали наклонилась и прикоснулась губами к пухлой щечке Лео. Тот довольно гукнул, повернулся на бок, потянулся и заснул еще глубже. Поцеловав сына еще раз, Кали вышла из детской, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. На смену знакомому унынию пришло новое чувство – гнев. Почему она позволила Максиму бросить себя? Как могла быть такой слабой? Она должна была почувствовать его отстраненность. Так почему не сделала того, о чем условилась с самого начала – расстаться, если страсть остынет? Однако Калиопа надеялась, что ее сомнения, возможно, беспочвенны, ведь каждый раз Максим возвращался еще более жадным до ее тела, чем прежде. Впрочем, это поведение было странным и должно было убедить ее положить конец их отношениям, а она приняла его предложение, и в результате Максим внезапно исчез.

А ведь Калиопа тогда не поверила, что Максим ее бросил. Считая, что должно быть другое объяснение, она кинулась разыскивать его уже на следующий день после исчезновения. Однако оставленный Волковым телефонный номер был отключен, на электронные письма ответы не приходили. Никто из коллег Максима ничего о нем не знал. Единственным признаком того, что он жив, было продолжавшееся приобретение и поглощение различных компаний от его имени. Это подтверждало неоспоримую истину: он перестал появляться на публике, чтобы Калиопа не смогла с ним связаться.

И все же она еще долго не хотела в это верить. Какой наивной дурочкой она была! Прибегала к самообману, внушая себе, что с Максимом, должно быть, случилось что-то ужасное, иначе он никогда бы от нее не ушел. А когда все же пришлось признать его уход, возник вопрос: почему он так поступил?

Сначала Калиопа считала, что его отвратила от нее начинающая становиться заметной беременность. Но после, осознав, что любит Максима, она поняла, что он, вероятно, почувствовал эту перемену раньше, чем она сама, и решил, что пора рвать их отношения. Ведь сам он никогда не изменится.

Последние месяцы беременности были для Кали сложными, но куда тяжелее ей стало после рождения Лео. Со стороны казалось, что у нее все в порядке: замечательный ребенок, прекрасная карьера, отличное здоровье, любящая семья и финансовая стабильность. На самом деле она познала, что такое настоящее отчаяние. Ей мучительно хотелось, чтобы Максим был с ней рядом, помог советом, морально поддержал. Ей нужно было поделиться с ним тысячей мелочей, касающихся Лео: что тот сказал или что сделал. Когда она рассказывала об этом другим, ее тоска по Максиму лишь усиливалась. В конце концов начало казаться, что он рядом и, стоит обернуться, она обнаружит его смотрящим на нее с безудержной страстью в глазах. Много раз ей даже казалось, что она мельком видела любимого в толпе, – ее воображение играло злую шутку с разумом. И каждый раз, когда этот мираж исчезал, она словно заново переживала уход Максима.

Сейчас все это лишь подлило масла в огонь ее гнева. Но гнев – лучше, чем уныние, потому что впервые после его исчезновения Кали почувствовала себя живой. Она снова начнет жить по-настоящему, и к черту все, что…

В дверь позвонили.

Она посмотрела на часы. Десять вечера. Кто бы это мог быть в такой поздний час? Кроме того, любой гость сначала связался бы по интеркому или консьержка позвонила бы ей, прежде чем впустить посетителя. Так как же кто-то мог незамеченным подняться к ней на этаж?

Это могла быть только Кассандра. Возможно, она что-то забыла. Скорее всего, свой телефон, потому что предварительно не позвонила.

Калиопа поспешила к двери, открыла ее, не посмотрев в глазок, и все мгновенно замерло: ее дыхание, ее сердце, весь мир.

В приглушенном освещении просторного коридора он выглядел устрашающе, темный и большой, с блестящими глазами.