Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1 - Семен Бабаевский

Вглядимся в двух уже немолодых путников, братьев Холмовых, что шагают в романе «Белый свет» (1969) в сопровождении старого кавалерийского коня по кличке «Кузьма Крючков», который и заставил братьев предпринять столь необычное путешествие. Кузьма отказался сдать коня на мясокомбинат «за ненадобностью и под расписку», и дело о непокорном табунщике приняло такой оборот, что дядей Кузьмой всерьез занялся племянник, старшина милиции, а Кузьма, явившись к именитому брату, бывшему секретарю обкома Алексею Фомичу, так изложил суть дела: «Ить, коня я сам вынянчил и взрастил… Ить, силком отбирают у меня радость!.. Огради от Ивана… Подсоби, братуха!»

Знаменательно и во многом символично в романе С. Бабаевского это взаимодействие двух контрастных, но равновеликих по значению образов. Алексей Фомич Холмов — бывший секретарь обкома, подобно Ивану Лукичу Книге, но в иных обстоятельствах переживает глубокий духовный кризис, когда, отказавшись выполнить «руководящую директиву», вынужден был оставить работу, но не унизился до озлобления и брюзжания, а взял в руки ленинские тома и крепко задумался над прожитым и содеянным, испытывая мощное воздействие ленинской мысли. Кузьма Холмов, выращивая под открытым небом лошадей, «словно прирос к земле» и мало искушен в тонкостях правопорядка, но, как и Алексей Фомич, не намерен мириться с тупоумием, ложью и бюрократическим бездушием. Недаром ведь герои С. Бабаевского — люди стойкие, убежденные в правоте общего дела, способные подняться над личной обидой и продолжить борьбу.

Кузьма Холмов, обремененный заботой об участи старого кавалерийского коня по кличке «Кузьма Крючков», существует в романе нисколько обособленно, хотя легко вступает в насущный, по-крестьянски несуетный контакт с людьми, а все трагикомические перипетии Кузьмы и его тезки на пути из Весленеевской в Береговой — встреча с племянником в ущелье, киносъемки на городской площади, ночевка в степи — описаны С. Бабаевским не только со смешанным чувством боли и гнева, но и с какой-то озорной удалью и с той безусловной психологической точностью, что заставляет верить в условность гротеска. Здесь явственно ощутима стихия фольклора, символика народного сказа, привносимая в роман образом Кузьмы, ведь и притча о Каргине и приключившейся с ним «опасной болезни на почве лишения власти» — это талантливое создание ума и фантазии народа, — тоже рассказана Кузьмой, и рассказана со значением. Зловещая тень Каргина то и дело появляется в романе, на миг сливаясь с тем или иным персонажем, она вездесуща и неуловима, чем особенно опасна.

Кузьма верит в авторитет Алексея Фомича, находит у брата поддержку и защиту, но ведь и для Холмова неожиданное появление Кузьмы в уютном домике у моря спасительно хотя бы потому, что Кузьма уводит брата от бессонных ночей и вынужденного безделья в мир реальных и неотложных практических дел, «навстречу ушедшим дням». Пешее хождение Алексея Фомича с братом по землям Прикубанья приводит Холмова к большим и малым открытиям и несет в себе то заострение сюжета, необходимое допущение невероятного, которое сродни народной притче, оно и позволяет писателю реализовать свой замысел.

Путь Холмова в романе «Белый свет» пролегает через колхозные бахчи, охраняемые комсомольской дружиной, и поселок Ветку, там пустуют и зарастают бурьяном отрезанные приусадебные участки, через колхоз «Авангард» привычно и безропотно вытаскивающий «из прорыва» соседнее хозяйство, и через земли богатого «Рассвета», где уважают честный и добросовестный труд колхозников, подкрепляют его рублем и умеют постоять за себя, через станицу Камышинскую, которая прощается со Стрельцовым, душой болевшим за район, но верившим лишь в свое единоначалие, и, наконец, через станицу Ново-Троицкую, — в центре ее, над могилой коммунистов, братьев Климовых, убитых кулаками, живым обелиском высится могучий дуб, посаженный молодым тогда инструктором райкома Алешей Холмовым вместе со своими товарищами. Этот путь Холмова от станицы к станице, от проблемы к проблеме, каждая из которых выявляет талантливых, умных, дельных людей, — это и путь к своим истокам, к своей совести, к самому себе.

«Трудная, Алеша, должность — стоять над людьми», — говорит уже в родной Холмову станице ветеран партии Спиридон Ермаков, сорок лет назад поручившийся за Алексея, решившего стать коммунистом. Как раз об этом помнит и С. Бабаевский, когда в романе «Белый свет» ставит своего героя в обстоятельства особые, если не чрезвычайные, возвращая Холмова в его уже «ушедшие дни» и тем самым помогая взглянуть на себя, прежнего, как бы со стороны и заново прожить минувшее вместе и рядом с людьми, взвешивая и обдумывая каждый шаг, исправляя промахи и ошибки, потому что вне народного опыта и разумения нет и не может быть подлинного развития и обновления личности. И сделал это писатель не шутки и оригинальности ради, а пытаясь вникнуть в существо серьезнейших проблем советского и партийного строительства.

Проблема ответственности руководителя всегда волновала С. Бабаевского и возникала с самого начала в его произведениях разнообразно, остро, иногда неожиданно. «Ты ж председатель! Ты ж все можешь сделать! Заступись за меня! Разве я не людина?» — кричит Артамашову отчаявшийся удержать любимую жену Ефим Зарушайлов, встречая суровую отповедь председателя, а секретарь райкома Чердынцев взглянул на эту необычную просьбу колхозника иначе: «Надо пойти с ним и все уладить» («Яман-Джалга»). Вера людей в силу и справедливость народной власти велика и беспредельна, и нельзя ее ни нарушить, ни поколебать. Помнят об этом и Чердынцев, и председатель артели Уваров, помогая Захарке Шемяку («Захарка») из лодыря и бездельника превратиться в ударника и честного колхозника, и молодой инструктор Холмов, когда на взмокшем, загнанном коне прискакал в лагерь возле железной дороги, чтобы вызволить из беды семью Тихона Радченко, и бывший комиссар, секретарь райкома Светличный, спасший от выселения жителей чернодосочной станицы («Родимый край»). И Сергей Тутаринов тоже решает ту же, непреходящую, как сама жизнь, проблему, она — предмет напряженных раздумий Холмова, источник тревог и волнений Ивана Лукича.

Но, пожалуй, лишь Антон Щедров, новый секретарь Усть-Калитвинского райкома, бывший комсомольский вожак, ученый, сын героя двух войн, как никто другой озабочен утверждением морального и нравственного авторитета руководителя, подкрепленного трудовой и общественной активностью людей, что и делает эту проблему основной и сердцевинной романа С. Бабаевского «Современники» (1973) — о советских и партийных работниках.

Как и Сергей Тутаринов, Щедров, вернувшись работать в родную станицу, отвергает путь личного преуспеяния, предложенный здесь уже не Рубцовым-Емницким, а предкрайисполкома Калашником. Но Щедров, вопреки советам Калашника быть тихим и осторожным, принимает на себя весь груз ответственности и, опираясь на поддержку обкома, совершает рывок и выводит, наконец, район из отстающих. Он вмешивается в судьбы разных людей, начиная от предрайисполкома Рогова, молодого шофера «персональщика» Андрея Алферова до престарелого колхозника Петра Есаулова, — борется за каждого человека и всячески оздоровляет обстановку.

Сражаясь с теми или иными районными «деятелями», Щедров в скрытой или явной неприглядности того или иного лица всегда стремится разглядеть и породившее ее уродливое явление: в самодовольстве и бюрократической узости Рогова — разновидность неокарьеризма, в показном радушии и расчетливой изворотливости Логутенкова — грубый зажим критики, в ловкой демагогии и «улыбающемся спокойствии» Крахмалева — уверенность в безотказности слегка подновленных приемов угодничества и подхалимства, в неразлучности парочки «веселящихся колхозных вожаков» Черноусова и Ефименко — приятельство, удушение здоровой инициативы, ведущее к развалу работы.

Зоркость и проницательность Щедрова, способность угадывать и постигать сущность весьма пестрых и разнообразных фактов, объясняются в романе не сверхчутьем и сверхинтуицией, а талантом и опытом руководителя, помноженном на образованность, теоретическое знание, каким не мог обладать Тутаринов и в котором остро нуждался такой испытанный партийный боец, как Холмов. Должно быть, в этом и состоит принципиальная новизна образа Антона Щедрова, теоретика и практика партийного дела.

Писатель в романе «Современники» сурово себя самоограничивает, уходит от неспешного углубления в материальную среду, сочного ее воспроизведения, от обстоятельных описаний и лирических отступлений, дабы сразу сосредоточить внимание на взаимоотношениях, очищенных от ненужных и случайных подробностей, ибо здесь вся соль в споре и столкновении Щедрова и Рогова, Щедрова и Логутенкова, Щедрова и Калашникова, в исходе смелой и стремительной атаки на косность, рвачество, бюрократизм. Щедров при этом встречает нешуточное сопротивление, переносит весьма ощутимые удары, становится объектом открытых нападок и клеветы.