Не здесь и не сейчас - Сергей Новиков

Максим опоздал на несколько минут. Марат с Юджином уже сидели на лавочке. Рядом с ними, спиной к Максу стояла девушка – видимо, та самая сестрёнка. Он ожидал увидеть скучную отличницу (на РГФ был очень большой конкурс), однако фигура, осанка, пластика и тёмно-рыжие волосы девушки совсем не вписывались в придуманный им образ юной зубрилы. А когда девушка повернулась, он был сражён, очарован, убит, повержен, но все эти бурные переживания мозг выразил двумя короткими фразами: «Не может быть» и «Слишком хорошо для меня».

Взглянув на него, девушка улыбнулась. Макс и глазом моргнуть не успел, как лицо стало расползаться в ответной улыбке. Он попытался превратить улыбку в усмешку, добавив во взгляд умудрённости со скептицизмом, но это не вышло, и ему пришлось смущённо отвести глаза. Второй раз Макс взглянул на девушку через несколько секунд, когда они произносили «Максим» и «Станислава» (кажется, Юджин одновременно с ними говорил что-то похожее). Девушка опять ему улыбнулась, Макс снова попытался казаться сдержанным, снова у него ничего не получилось, и тогда они оба фыркнули, а потом протянули друг другу руки.

В этот момент Юджин воскликнул:

– Да вы, кажется, глухие! – и, докричавшись, продолжил на тон ниже.

– Для глухих повторяю: вот моя сестрёнка, которая любит слова и пишет стихи, но тс-с – это тайна; а это Макс, он тоже интересный. А теперь, Макс, когда я так замечательно вас познакомил, покажи Стасе центр.

Почти всю прогулку Станислава молчала. Макс, который решил, что неприлично разыгрывать роман, имея такие дивные финансовые обстоятельства и армейские перспективы, – тоже. За час они обменялись всего несколькими фразами. Поэтому быстрота, с которой они при прощании договорились встретиться снова, удивила Макса. Правда, встреча предстояла сугубо деловая – через три недели, когда Станислава приедет на экзамены, они планировали начать готовиться к экзаменам вместе, практикуясь в разговорном английском.

До вечера Макс не находил себе места – не мог спокойно стоять, сидеть, лежать и ещё не мог думать о чём-то, кроме её первого взгляда. Ближе к ночи, после того, как тонны железа в спортзале не вызвали усталости, а литры пива в «Кенгуру» – опьянения, он решился. Плюнул на данный относительно романов зарок, занял тридцать рублей, и, купив букетик ландышей у старух, которые круглосуточно торговали около центрального овощного водкой, сигаретами, носками, презервативами и прочим ходовым товаром, отправился к Юджину. В квартире на девятом этаже, где Юджин жил совершенно по-царски, то есть без единого соседа, помимо брата с сестрой Макс застал несколько знатных медиков-старшекурсников, которые либо отслужили, либо отучились на военной кафедре. Его появление Юджин встретил словами: «Клянусь моим талантом – знать бы ещё, каким – если б не сестра, я бы в жизни не собрал столь изысканного общества!». Макс примерно с полчаса бледной молью посидел на кухне, думая про призыв и про то, что через месяц-другой у всех остальных членов «изысканного общества» будет настоящая работа плюс очередь на отдельную квартиру и не будет никаких конфликтов с государством. Он изругал себя за то, что припёрся, а ещё зачем-то разозлился на Станиславу, чьё присутствие превращало эти неприятные, но уже привычные ему ощущения, в ощущения невыносимые. В прихожей, перед тем, как уйти, он зачем-то сунул Станиславе вызывающую записку с цитатой из «Hotel California» (на днях кто-то из зависавших в «Кенгуру» англичан наконец-то продиктовал ему текст):

«Her mind is Tiffany-twistedShe’s got the Mercedes BenzShe’s got a lot of pretty, pretty boysThat she calls friends9».

Выходя от Юджина, Максим твёрдо решил забыть про это рыжее наваждение. «Сначала разобраться со всем своим дерьмом, а сейчас ни на кого не заглядываться. Ведь если что с кем получится, потом, в армии, ещё хуже будет», – думал он.

Однако с выполнением обещания не задалось: дня через два Юджин вручил ему ответ, сказав: «просила передать, как уедет». В ответе было четверостишие её сочинения, оценивать которое Макс, поэзии не любивший, не рискнул, и приписка на английском: «It’s specially for you. Thanks for the flowers. I think you have much in common10». Перечитав записку много раз, он так и не понял, может ли надеяться на взаимность, но отметил, что волнение, вызванное запиской, было очень приятным.

                                   5

Увидев, что кавказцы отвернулись, Макс с места нырнул в ложбину, делившую пляж на две части. В полёте ему пришлось перегруппироваться – иначе бы он приземлился на расположившуюся в укромном месте девушку с книгой. «Очень кстати, – подумал Макс, – изображу молодую семью», и, мягко упав рядом, непринуждённо спросил:

– Что читаем?

– Гюго, – флегматично ответила читательница, не отрываясь от книги.

– «Отверженные»? – не задумываясь, выдал Макс, с той же нехарактерной для него степенью автоматизма фиксируя, что фигура хорошая, а верх купальника надет наизнанку.

Девушка повернулась в его сторону:

– Что-то я вас у нас на филфаке не видела.

– Ну, был бы я на филфаке, так что другое из Гюго назвал бы. А это ж общая эрудиция, я ведь и «Отверженных» не читал.

– Ну, хорошая такая эрудиция, поздравляю. Да ещё скромный – не иначе мне сегодня везёт, – усмехнулась студентка с филфака.

– Мерси, мне, видимо, тоже… Кстати, полотенце, прикрыться, не позволите? Первый раз в этом году на солнце, спина горит…

Макс успел накинуть на голову и плечи полотенце до того, как с ложбиной поравнялась толпа агрессивно настроенных кавказцев. Они искали славян спортивного вида – часа полтора-два назад спортсмены обидели их соплеменников, а Макс пришёл сегодня на пляж в компании тех самых спортсменов, которых в зале называли основными. У основных была традиция: собираться по выходным на пляже большой толпой и козырять фигурами. Массовое скопление молодых аполлонов привлекало внимание всех без исключения смазливых купальщиц, и повышала шансы каждого отдельного физкультурника на приятный вечер.

– Пресс, конечно, без кубиков, и вообще рельефа особо нет, – сказал, глядя на Макса, самый основной, который, судя по обрывкам разговоров, работал бандитом на центральном рынке. – Вот рука вроде ничего, да и грудь с ногами потянут. Давай, короче, подтягивайся завтра к десяти на пляж, мы там у лодочной станции тусуемся.

На следующий день на пляже случился межнациональный конфликт. Основному показалось, что два горца слишком уж заглядываются на русских девушек. Он в грубой форме сделал им замечание. Оппоненты ответили не менее резко. Спортсмен, за спиной которого с решительным видом стояли коллеги, заткнул оппонентов двумя молниеносными боксёрскими выпадами, а потом зашвырнул в реку их вещи. Горцы отступили, пообещав вернуться с подкреплением.

Полчаса спортсмены возбуждённо кучковались в ожидании грандиозной битвы, но через некоторое время стали вразнобой покидать пляж в обществе снятых на вечер девиц. Максу же спешить было некуда – ни одна из красавиц, слетевшихся на спортсменов, ему не понравилась, да и своего безденежья в такой специфической среде он стеснялся сильнее, чем где-либо. Он остался поплавать, и в результате дождался появления мстителей. Опасаясь, что те запомнили его в компании обидчиков, Макс постарался незаметно исчезнуть. Когда горцы стали высматривать в противоположной стороне другого товарища с подозрительным телосложением, он и прыгнул в ложбину, занятую читающей девушкой.

Проходя мимо, мстители бегло осмотрели непринуждённо беседующую пару, и двинулись дальше. Увидев, что опасность миновала, Макс сказал:

– Ещё раз большое спасибо. С вами интересно, правда. Если вам тоже, давайте продолжим.

– За что спасибо? И что продолжим? – ехидно прищурившись, спросила девушка с книгой.

Утром Макс сидел у неё на кухне, потрясённый случившимся. Точнее, не случившимся, а лёгкостью, с которой всё произошло. Никакой очередной главной в жизни влюблённости, никаких терзаний «а вдруг я ей не нравлюсь», никаких разговоров о чувствах. Привлекательная и приличная девушка; его предложение проводить до дома, принятое с явной неохотой; по пути – ничего не значащие ироничные подколки и экспромты; около её подъезда (Макса позабавило, что новая знакомая живёт в пятидесяти метрах от общаги медиков) – ничуть не удивившее его сообщение о женихе из другого города; и внезапно, перед самым прощанием, как гром среди ясного июньского неба, – приглашение зайти поесть, пока родители на даче. Дальше – прекрасная квартира с набитым колбасой и сыром холодильником (отец – главный инженер крупного завода, а в стране – свобода торговли и начало приватизации), снова болтовня ни о чём и быстрые насмешливые взгляды с обеих сторон.

Незаметно в разговор просочилась тема секса – сначала секса вообще, а потом и возможности секса между ними. Эту тему молодые люди стали развивать в заданной с самого начала беседы иронической и несколько провокативной тональности. Только когда они, не меняя тональности, добрались до спальни с неубранной с утра постелью, Макс, чей сексуальный опыт ограничивался отношениями с женой, понял, что шутки кончились, и впервые за вечер растерялся. Эта растерянность сильно смазала первый час; вся история могла бы превратиться в фарс и катастрофу для самолюбия, но девушка отреагировала на фиаско кавалера так, что за остававшиеся до рассвета часы он полностью реабилитировался.