Компьютерная лингвистика для всех - Мифы, Алгоритмы, Язык - Анатолий Анисимов

Нидерландский философ Б. Спиноза еще в ХVII в. предпринял попытку в логической форме исследовать человеческую душу:

"…без сомнения, покажется удивительным, что я собираюсь исследовать человеческие пороки и глупости геометрическим путем и хочу ввести строгие доказательства в область таких вещей, которые они провозглашают противоразумными, пустыми, нелепыми и ужасными. Но мой принцип таков: в природе нет ничего, что можно было бы приписать ее недостатку, ибо природа всегда и везде остается одной и той же; ее сила и могущество действия, т. е. законы и правила природы, по которым все происходит и изменяется из одних форм в другие, везде и всегда одни и те же, а следовательно, и способ познания природы вещей, каковы бы они ни были, должен быть один и тот же, а именно — это должно быть познанием из универсальных законов и правил природы" (6).

Сейчас конец ХХ века. Неуклюжие роботы еще неумело, но упорно сочиняют стихи и музыку, пытаются понимать речь, распознавать предметы, читают тексты, рисуют картины, чертят сложные схемы. Пытаясь создавать системы с искусственным интеллектом, ученые все чаще задумываются над истоками разума. В передовых компьютерных лабораториях специалисты занялись необычным делом. Вместо руководств по программированию они внимательно изучают старые философские трактаты. В творческих спорах наряду с техническими терминами звучат слова «Кант», "Гегель", «Хайдеггер», "Конфуций", «Будда», "санскрит" и другие, привычные слуху гуманитария. Философы, строя системы понимания мира, и не подозревали, что их труды когда-нибудь смогут пригодиться практическим инженерам. Для установления эволюционных законов мышления нет другого пути, кроме изучения наследия далекого прошлого, данного нам в языке. Все тайны и разгадки бытия таятся в языке. Поэтому просыпается интерес к древним мифам, поэтому становятся возможными сиатемная мифология и мифическая логика систем искусственного интеллекта.

— ------------=

(5) Леви-Стросс К. Структурная антропология. — М.: Наука, 1983. — С. 206–207.

(6) Спиноза Б. О происхождении и природе аффектов //Психология эмоций. Тексты. — М.: Изд-во МГУ, 1984. — С. 29–46.

— ------------=

Мы пытаемся определить человека как логическое следствие общих законов природы. Само существование таких законов часто ставилось под сомнение и с негодованием отвергалось, а их поиск мог привести к трагическим последствиям. Еще тлеют костры инквизиции. И большинство все еще верит, что человек — великая, вечная тайна, непостижимое творение вселенских сил. Все это так. Просто кто-то хочет узнать — каких сил? И что это за сцена, на которой нам суждено промелькнуть, и кто зрители, неузнанные в темноте, и чей это хор все время звучит? И если кому-то когда-нибудь удастся услышать новый мотив, перевернуть еще одну страницу древней книги, то от этого звезды могут стать только ярче, а тайны еще притягательней.

ОХОТНИК И ЕГ

Комментарии к историям Борхеса

"Историй всего четыре. Одна, самая старая — об укрепленном городе, который штурмуют и обороняют герои. Защитники знают, что город обречен мечу и огню, а сопротивление бесполезно; самый прославленный из завоевателей, Ахилл, знает, что обречен погибнуть, не дожив до победы. Века привнесли в сюжет элементы волшебства. Так, стали считать, что Елена, ради которой погибли армии, 6ыла прекрасным облаком, видением; призраком был и громадный пустотелый конь, укрывший ахейцев. Гомеру доведется пересказать эту легенду не первым… Данте Габриэль Россетти, вероятно, представит, что судьба Трои решилась уже в тот миг, когда Парис воспылал страстью к Елене; Йитс предпочтет мгновение, когда Леда сплетается с богом, принявшим образ лебедя. Вторая история, связанная с первой, — о возвращении. Об Улиссе, после десяти лет скитаний по грозным морям и остановок на зачарованных островах приплывшем к родной Итаке, и о северных богах, вслед за уничтожением земли видящих, как она, зеленея и лучась, вновь восстает из моря, и находящих в траве шахматные фигуры, которыми сражались накануне. Третья история — о поиске. Можно считать ее вариантом предыдущей. Это Ясон, плывущий за золотым руном, и тридцать персидских птиц, пересекающих горы и моря, чтобы увидеть лик своего Бога — Симурга, который есть каждая из них и все они разом. В прошлом любое начинание завершалось удачей. Один герой похищал в итоге золотые яблоки, другому в итоге удавалось захватить Грааль. Теперь поиски обречены на провал. Капитан Ахав попадает в кита, но кит его все-таки уничтожает; героев Джеймса и Кафки может ждать только поражение. Мы так бедны отвагой и верой, что видим в счастливом конце лишь грубо сфабрикованное потворство массовым вкусам. Мы не способны верить в рай и еще меньше — в ад. Последняя история — о осамоубийстве бога. Атис во Фригии калечит и убивает себя; Один жертвует собой Одину, самому себе, девять ночей вися на дереве, пригвожденный копьем; Христа распинают римские легионеры. Историй всего четыре. И сколько бы времени нам ни осталось, мы будем пересказывать их — в том или ином виде" (7).

Это простая и вечная тема — охотник и его жертва. Древнее, пожалуй, и не бывает. С нее-то все и началось. В первом океане Земли простейшие протоорганизмы захватывали своих менее удачливых соседей, в темных лесах палеолита первобытные охотники в жестоких схватках добывали себе пропитание, в древних мифах первые герои не знали сомнений, поражая врагов. По мере эволюции жизни захват и насилие царили повсеместно. Схема "охотник и его жертва" была формулой существования. И только на этом хрупком разделе между жизнью и смертью, только в этой отчаянной дикой борьбе стала возможной мысль, стал возможен человек. До нас не дошли самые ранние литературные памятники. В песках египетских пустынь погребены древние храмы, сгорела Александрийская библиотека, разрушена Троя, где-то затерялась мифическая Атлантида. Остальное доделали орды диких племен, волнами прокатившиеся по центрам древних цивилизаций. Но нам необходимо заглянуть в еще более далекое, туманное прошлое, когда не было письменного слова, когда человек с трудом узнавал свои неясные отражения, а мифы еще ждали своего появления. Только тогда мы сможем выделить те архетипы мышления, которые на века определили развитие литературы. Задача, безусловно, трудная, и многие от нее отступились. Но в нашей охоте мы пробуем новое оружие, изобретение современной цивилизации, — алгоритмический анализ. Да и цель мы определяем достаточно четко: нас интересуют алгоритмы, а более точно — глобальные схемы алгоритмов мышления, в рамках которых шло развитие литературы. Прослеживая историю вплоть до истоков зарождения сознания человека, анализируя следы того времени, дошедшие до наших дней, приходим к выводу: в перврбытном сознании реализовалась однонаправленная схема мышления охотник> действие> жертва (рис. 1), Этому много свидетельств.

— ------------=

(7) Борхес Х. Л. Четыре цикла/Проза разных лет. — М.: Радуга, 1989. — С. 280–281.

— ------------=

В первых наскальных рисунках времен палеолита, обнаруженных в разных точках нашей планеты, изображены только животные — объекты охоты. Позднее появились сцены охоты — фигурки бегущих людей, стрелы, звери. В рисунках отсутствуют какие-либо композиционные сюжетные усложнения. В гораздо более поздних древнеегипетских изображениях находим отголоски рассматриваемой схемы: могучий правитель в битве или на охоте поражает противников. Более того, он всегда изображен в более крупном масштабе по сравнению с окружающими, он управляющая сила, ему посвящен и рисунок. Первые украшения относятся к периоду развития человека, называемому ориньякским и начавшемуся примерно 35 тыс. лет тому назад. Найдены многочисленные бусы и подвески из зубов животных того времени. По всей видимости, люди ориньякского периода пытались наделить себя особыми качествами животных, из зубов которых делались украшения. Предпочтение отдавалось в основном хищникам. Тем самым человек подчеркивал свой образ охотника. Можно с уверенностью предположить, что первые жестовые и звуковые рассказы в первобытные времена имели сюжет бесхитростой, но от этого не менее трагичной и величественной темы "охотник и его жертва". Человек, возбужденный после охоты или готовящийся к предстоящей битве, передразнивал всеми доступными ему выразительными средствами жестокую реальность. Такое стихийное копирование

*[Image] Рис. 1. Схема первобытного мышления: охотник>>действие> жертва

Рис. 1. Схема первобытного мышления: охотник>>действие> жертва

играло роль необходимой тренировки, но его можно рассматривать и как первое проявление творчества. И, конечно, при этом многократно закреплялись наиболее удачные, вначале случайно найденные приемы охоты, например, использование острых камней, палок и других орудий. Сохранившиеся наиболее древние ритуальные обряды африканских и южноамериканских племен в большинстве своем посвящены теме охоты. Формирование схемы мышления охотник>дейтвие> жертва исторически шло в обратном порядке. Сначала стало четко осознаваться абстрактное понятие объекта охоты, жертвы, затем в сознании начал фиксироваться сам акт охоты. Это еще фаза звериного мышления. Позже человек осознал себя охотником, увидел в других таких же охотников. Даже если охота была неудачной и охотник погибал, все равно