Воспоминания о Блэке Мэлсе - неизвестен Автор

Занимая свой номер в отеле, первым делом ставили антиподслушивающую защиту, которая блокировала микрофоны и кинокамеры, так как на их обнаружение просто не оставалось времени. Помнили, что, идя по улице, необходимо быть готовым к нападению отовсюду и в критической ситуации молниеносно открыть огонь по врагу из всего того, что удавалось разместить под строгим, деловым костюмом.

Бывало, я даже подумывал бросить этот адский труд, но мысль об обеспеченной старости согревала мою душу. Достаточно было вспомнить о регулярных вкладах в банк на мое имя, и свежие силы помогали мне двигаться дальше.

Времени для развлечений не было совсем. Целые дни напролет мы посещали различные точки Лондона, готовясь к крупной операции, сути которой пока точно не знали, и я частенько слышал вздохи Мэлса, когда за стеклами машины мелькали веселые красные фонарики. Порой, на некоторых центральных улицах они сливались в одну сплошную полосу, и тогда возбуждение моего друга росло, грозя перейти в ностальгический экстаз, проявиться в какой-нибудь дикой необузданной форме. Каждый раз Мэлсу большим усилием воли удавалось осадить себя. Его трезвый ум вновь укрощал строптивое естество. Но, становилось совершенно очевидным, что с каждым разом это удается благодаря все большим усилиям, и взрыв неминуем.

Честно говоря, я не понимал его. Моя женоненавистническая натура протестовала. Тем более, я отметил, что Блэк совсем не умеет правильно обращаться со слабым полом. В его сознании бытует старомодное представление о женщинах, как о наложницах гарема. Поэтому светский разговор с ним чреват выслушиванием вольных откровений.

Припоминаю один случай. В коммерческом офисе нашего Центра завязалась дисскусия о месте и роли женщин в военных силах. Среди спорщиков присутствовали я и Блэк, другие ребята и, естественно, много наших сотрудниц. Мэлс в спор не встревал, только глубокомысленно слушал, а потом, дождавшись паузы, веско выплюнул слова:

- Да-а... Армия - не аптека, ватой не напасешься!!!

Повисло тягостное молчание...

Сколько раз я, будто проповедник какой-то, говорил Мэлсу:

- Друг мой, женщины погубят тебя. Что может быть продажней и отвратительней дочери Евы. Эта напасть, как проказа, пожирает многих мужчин, и лишь немногим удается выстоять. Но если ты найдешь в себе силы для такого шага, то тогда твой ум не будет подвержен пагубному растлению. В противном случае, они, как ржавчина, будут разлагать твое мужское достоинство, пока не превратят его в тряпку.

Моя ненависть к женщинам в то время была особенно обострена, потому что в памяти еще кровоточил Сиэтл, где эти <...> покушались на мою жизнь. И в ночных грезах я уничтожал их десятками, сотнями, тысячами... К сожалению, на яву подобное делать не приходилось, так как задания подобного рода не входят в мою компетенцию.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я зашел в номер Блэка и увидел его сидящем за столом перед листом бумаги. В руке он держал ручку, в то же время буквально пожирая глазами висевший перед ним огромный буклет, изображавший обнаженную красавицу. Неслышно подойдя к нему, я заглянул через его плечо и увидел, что на листе бумаги, лежащем на столе, коряво написано:

"В молчаньи пред тобой сижу

Напрасно чувствую мученье,

Напрасно на тебя гляжу,

Того уж верно не скажу,

Что говорит воображенье..."

Первое, что пришло мне на ум после прочтения его писанины выражение, которое я где-то слышал, а именно - "не верь глазам своим". Это было несовместимо, это не укладывалось в голове. Как мог человек, работающий у нас столь малое время, но уже занесенный в список особо отличившихся, человек, постепенно становившийся почти легендарным разведчиком-шпионом, заниматься тако й... таким... Я не находил слов, поэтому просто дотронулся до него рукой:

- Блэк.

Что и говорить - реакция у него отменная. Моего прикосновения окозалось достаточным, чтобы листок испарился со стола, будто по мановению волшебной палочки.

Для того, чтобы сгладить создавшееся неловкое положение, я сразу перешел к делу:

- Блэк, сегодня мне наконец удалось получить подробную шифрограмму из Центра с полным планом операции. Вот посмотри.

Я достал из кармана значок с надписью "Margo and Ronni", "купленный" мною вчера на Фул-стрит. Честно говоря, слово "значок" было уже малоприменимо к тому, что я сейчас держал в руках. Чтобы выковырять текст из недр этой штуки, ее, для начала, пришлось сварить в однопроцентном растворе столового уксуса, затем обмазать пластилином, спрыснуть дезодорантом, потом наступить, поставить в духовку на медленный огонь и печь сутки при температуре 431 градус по Фаренгейту. Спустя 24 часа получившуюся гадость необходимо было выдержать при комнатной температуре 5-6 часов во избежании оседания конденсата влаги на шифрограмму. И только после этого я ударил по значку молотком, он раскрылся, и мне на ладонь выпал листок донесения.

Мэлс хмуро посмотрел на плоды моих стараний, затем попробывал прочитать шифрограмму, но не смог и отдал ее мне. (Кстати, по-моему, читать он вообще не любит).

- Все элементарно,- сказал я,- смотри. Вот эта кошка и есть банк. Она выпустила третий коготь. Надеюсь, ты помнишь - что сие означает?

- Номер подземного этажа.

- Верно. Полураспущенный клубок раскиданных в разные стороны ниток магистрали Лондона. В левом углу дохлая мышь. Ее хвост указывает...

- Направление отхода, в случае провала.

- Точно. А вот новые подробности. Кошку пытается дернуть за хвост младенец. У него на руке часы. На часах указано то время, когда нам уже там будет делать нечего... Ты чего, заснул?

Мэлс с трудом отдирает глаза от буклета с красавицей и тупо смотрит на меня.

- Идиот! Там она тебе не поможет!

- Извини, пожалуйста. Так чего ты сказал?

- Я сказал, что в 02.03 нам надо будет сматываться оттуда.

- А-а... Ну, так бы сразу и сказал...

- Слушай дальше. Кошка плешивая. Лысыми местами обозначены узлы сигнализации, которые нужно обезвредить в первую очередь и только потом доставать документы.

- Ясно. А вот это вот чего здесь? Тряпки какие-то.

- Какие тряпки! Это сосиски!!! Они лежат на тарелке определенным образом, показывая, тем самым, посты военизированной охраны, расположенные на третьем этаже. Часть сосисек уже обгрызана. Они обозначают места особой опасности. Блюдца с молоком в шифрограмме нет. Значит, мы должны убраться из Лондона в то же утро и только самолетом. Дошло?

- Угу...

- Ну, слава богу. Тогда все, отбой.

Я уже почти вышел из номера, когда меня догнал вопрос Мэлса:

- Слушай, я только не понял - для чего мы, вообще, должны залезть в банк?

У меня подкосились ноги.

ГЛАВА 7

ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЛО МЭЛСА

С тяжелыми мыслями я приступаю к написанию данных строк моих воспоминаний, повествующих о моем незаурядном друге, Блэке Мэлсе. В несколько сумбурной манере я попытался рассказать о наших с ним приключениях, начиная от встречи в Бостоне и вплоть до тяжелой лондонской работы. Можно бы было умолчать о том событии, которое оставило глубокий отпечаток в моей жизни, однако, негативные моменты, присутствующие в прессе, относительно нашей деятельности заставляют меня взяться за перо. Я являюсь единственным человеком, знающем все подробности дела и считаю, что уже нет причин скрывать их. Все события, о которых вы сейчас прочтете - не вымысел фантаста и не бред сумасшедшего. Я не сгустил краски и оставил все так, как было на самом деле.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Еще накануне мы обговорили мельчайшие подробности нашей вылазки. Ее конечная цель - получение сверхсекретных документов, содержащих в себе полную информацию о стратегической оборонной инициативе. Наша фирма хотела использовать их через третьи руки, надеясь при помощи шантажа заработать астрономическую сумму.

Перед тем как лечь спать, мы обсудили последний вопрос, касающийся средств передвижения. Мэлс убедил меня, что завтра, к вечеру, он достанет то, что надо.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Мысль о предстоящих крупных событиях не давала покоя. Хотя на моей совести накопилось порядочное количество похожих дел, я подозревал, что сейчас, похоже, намечается солидная заваруха.

С самого утра я мотался по Лондону, выполняя последние задания по подготовке, а Блэк искал машину. Лишь к одиннадцати вечера я вернулся в гостиницу и, подъезжая на лифте к нашему этажу, услышал раскаты громового хохота. Мэлс имел привычку смеяться очень громко и при этом биться головой о предметы, находящиеся поблизости. Зайдя в номер, я увидел ожидаемую картину. Как всегда, телевидение транслировало псевдокомические извращения: какой-то кретин залез в туалет и, когда хотел спустить воду, шнур у сливного бачка оборвался, кретин потерял равновесие и упал лицом прямо в... Короче, я не находил здесь ничего смешного, а Мэлс страшно ржал, не забывая колотить башкой в кинескоп. Наконец, он меня заметил, выключил телевизор и серьезным тоном отрапортовал: