Литературная Газета 6495 ( № 5 2015) - Литературка Литературная Газета

Фото:

В Москве выясняют причины крупного пожара в библиотеке Института научной информации по общественным наукам. На Нахимовском проспекте более сотни спасателей не могли погасить огонь несколько часов. Выгорело около двух тысяч квадратных метров. Пожарным удалось спасти редчайшие книги, которые хранятся в библиотеке. Это лучшая библиотека в Европе по общественным наукам.

Изумление вызвал комментарий директора ИНИОНа РАН Ю. Пивоварова, который заявил о катастрофе, как будто к ней он отношение не имеет. Но ведь за сохранность фондов и противопожарную безопасность отвечает руководитель.

Как «Эхо» отзовётся?

Фото: РИА "Новости"

Голос Виктора Шендеровича сделался для меня непереносимым в тот зимний день, когда басаевские террористы устроили взрыв в московском метро. В утренний час пик. Целый вагон москвичей, ехавших на работу и на занятия, превратили в кровавое месиво.

Город был потрясён и подавлен, телеканалы и радиостанции опрашивали свидетелей, просили известных людей, так называемых медиаперсон поделиться эмоциями и соображениями ума. На "Эхе Москвы" такой знаковой фигурой был, разумеется, и Виктор Шендерович.

- Это всё Путин! Путин! Путин! – начал он свой комментарий с истерического вопля.

Поразил меня, однако, не этот приступ почти личной ненависти, а ка­кое-то воспалённое и одновременно каменное бесчувствие.

– Ты бы сначала оплакал безвинно убиенных! – буквально заорал я, обращаясь к приёмнику. – И подумал: «Уронил бы слезу, пусть лицемерную, выразил бы сочувствие всем пострадавшим, пусть чисто формальное, а уж потом сводил политические счёты, сильно подпорченные беспардонной злобой».

Пожелание было наивное. Все самые жуткие и циничные акции террористов ранних нулевых рассматривались нашими либеральными витиями исключительно с одной не подлежащей сомнению точки зрения: это всё власть виновата. И чувством какой-то особой радости, почти восторга: Мы говорили! Мы говорили!

Можно было взрывать поезда, захватывать заложников, убивать детей – любое злодейство рассматривалось исключительно под углом возбуждения «ярости масс» против неправедной власти, которая, во-первых, вынудила кротких ваххабитов беспощадно казнить, а во-вторых, на каждом шагу проявляет чудеса то ли нераспорядительности, то ли злодейства. Характерно, что страшная участь несчастных жертв слёз и вздохов не удостаивалась. Яростным обличителям, точно так же, как и хладнокровным убийцам, они были нужны исключительно в качестве фишек в своей игре. Не вызволят заложников, логично будет обвинить государство в преступном равнодушии к судьбам граждан, освободят заложников, следует тут же заклеймить его за то, что цена операции оказалась слишком велика. «Цена победы» – так называется на том же «Эхе Москвы» цикл передач, планомерно доказывающих, что цена эта непомерно завышена.

В том-то и дело, что с либеральной точки зрения никакой силовой операции и никакой победы быть не должно было вообще. Рекомендовалось принять все условия террористов – и в этот раз, и в последующий, и в другие неминуемые разы, вплоть до окончательного разрушения государства.

Увы, нельзя не признать: власть в лице своих силовых структур часто оказывалась не на высоте этих поистине роковых задач и несомненно страдала от того, что жертв не удалось избежать. Но здравый смысл требует признать главное – не случись захвата, зверского и циничного, потерь не было бы вообще. Как же можно было, критикуя руководство, одновременно обелять и возвышать настоящих палачей?!

Я помню, один мой коллега с искренней эстетической горечью описывал тело погибшей террористки-смертницы: точёный профиль, тонкая аристократическая рука, артистичные пальцы[?] Зрительницы, застреленные террористами, такого лермонтовского описания не удостоились. В качестве злого укора российскому руководству они были очень кстати, однако сами по себе особого сочувствия не вызывали.

Как писали в старых романах, прошли годы. Внезапный эксцесс терроризма потряс прекрасный ville-lumiere, город-светоч Париж. Кстати сказать, не впервые за последние двадцать лет, но, что называется, с особым цинизмом. И с особой жестокостью. Расстрелять в упор журналистов за то, что они занимались тем, что в этой непочтительной стране двести с лишним лет занимаются люди непочтительной профессии, а именно – издевательством над всеми на свете авторитетами, это всё равно, что на самих себя возложить миссию карающей десницы Всевышнего. Самим себе бестрепетно присвоить его высшую волю.

Понятно, что человечество ужаснулось. Если уж в городе-светоче возможно такое самовольное, идейное палачество, то чего же ждать всем прочим славным столицам, мегаполисам, а также промышленным и культурным центрам? В частности, Москве, соединившей в своих пределах все упомянутые качества и признаки?

Вот об этом и собрались поговорить в эфире всё того же «Эха Москвы» его главные персонажи. Пламенная ведущая, которая не устаёт оповещать аудиторию, что терпеть не может свою Родину, и бывший лидер всего нашего демократического эфира, которому хватает ума не снисходить до подобных признаний, но хватает и тонкого снобизма, чтобы дать понять слушателям, что в особо тёплых чувствах к оте­честву его тоже подозревать не стоит.

Едва заслышав по приёмнику их знакомые голоса, я тотчас догадался, к чему будет сведён этот разговор о событиях в просвещённой Франции. К тому же самому воплю, который издал некогда в том же самом эфире Шендерович, разве, может быть, в манере, более корректной и обдуманной.

Начали, понятно, с того, что выразили сочувствие французскому государству – это своей державе сострадать как-то не поворачивается язык, а родине «Марсельезы» отчего же нет? Святое дело. Бестрепетных воинов джихада тоже не остереглись назвать «отморозками», хотя недавно их братьев по вере, учившихся взрывать русские дома в тех же самых лагерях Аль-Каиды, уважительно именовали «борцами за независимость». Праведно и вполне искренне скорбели наши оппозиционеры по поводу гибели французских коллег, казнённых с леденящей кровь наглядностью. Однако преследовала мысль: почему же три-четыре месяца назад столь же наглядный расстрел российских журналистов в Донбассе не аукнулся на «Эхе Москвы» такой же скорбью? Там даже на обычное формальное сочувствие поскупились, высказавшись в том смысле, что нечего было телевизионщикам и фотокорреспондентам охотиться за «расчленёнкой».

Всё их демонстративное сострадание оскорблённому и униженному Парижу – это лишь повод в очередной раз оскорбить и унизить свою собственную страну. Вы спросите: теперь-то за что? А за то же самое, только приноровленное к остроте момента. За то, например, что в России никогда не было мультикультурализма, который блистательно провалился сейчас в Европе. Я не слишком большой культуролог и за точность терминов не ручаюсь, я лишь чешу в затылке, а разве грузинское кино советского периода, литовский театр, эстонская литература, украинские актёры, Фазиль Искандер, Олжас Сулейменов, братья Ибрагимбековы, блистательно пишущие по-русски, разве не свидетельствовали о многоликости творческого пространства, иными словами, о том же мультикультурализме? Признать его банкротом, я полагаю, не хватит духу ни у одного объективно мыслящего человека.

Кстати, о мыслящих людях. В России они, как выяснилось из учёного разговора на «Эхе», склонны к фундаментализму. К фундаментальному мышлению, от которого, как вы понимаете, до исламского фундаментализма один шаг. Иными словами, в некотором мировоззренческом смысле ответственной за кровь, пролитую на парижских улицах, следует признать-таки Россию. Или, выражаясь деликатнее, консервативный российский склад ума...

Приехали. Исповедовать вечные человеческие ценности, верить в простые вещи, на которых держится будничная жизнь: в дружбу, в любовь не по расчёту, в солидарность людей, которые сами себя кормят, – это всё, оказывается, признаки беспардонного консерватизма, препятствующего таким озарениям свободы, как однополые браки, кощунство в храмах и ненависть к собственной стране.

Помните, в середине 90-х годов Москва переживала обострение террористической активности. По улицам ходили омоновские патрули, проверяли документы, останавливали людей с характерной для боевиков внешностью. Демократическая пресса кипела от возмущения – где же права человека?

Как раз в то время мне, как писали советские публицисты, довелось побывать в городе-светоче Париже. Первое, что я увидел на Лионском вокзале, – парашютистов, ведущих закованного в наручники араба. Все урны на Елисейских Полях были запаяны, чтобы не возникало соблазна подбросить туда взрывчатку. Патрули – здоровенные омоновцы (по-французски СРС – роты республиканской безопасности), парашютисты и даже морские пехотинцы – несли службу по трое. Двое мужчин и одна женщина, на случай если обыскивать придётся даму в хиджабе. Как это происходит, я видел своими глазами у входа в универмаг «Галери Лафайет». Примечательно, что непочтительные парижане, всегда готовые покачать с полицией права, относились ко всей этой суровости с полным пониманием. Ибо Париж только что пережил серию джихадистских атак. Ибо Париж спасал себя и своих горожан.