Вторжение в Персей - Е. Брандис

Да, утверждение идеалов — вот, пожалуй, самое высокое, самое непосредственное, самое важное назначение литературы о будущем!

Если говорить о современной западной фантастике в ее массовых проявлениях, то это — вопль отчаяния: как непознаваем и ужасен в своей непознаваемости мир. И попытки самоутешения: уж коли мне суждено исчезнуть, пусть исчезнет вместе со мной и все человечество, и чем скорее, тем лучше. И холодный расчет: если электрические и природные ресурсы будут уничтожаться пропорционально росту народонаселения, то к такому-то году люди превратятся в „робинзонов“. И прокламация бессмысленности любого прогресса: рано или поздно все должно якобы кончиться самоуничтожением…

А если и оставляются крохотные островки надежды, то это извечная любовь к женщине, мужская дружба или подвиги одиночек во имя внесоциальных этических принципов…

Уэллс, создавший фантастику „предупреждения“, не отделял ее от антиутопии. Водораздел обозначился позднее. Он проходит по мировоззренческой линии. Антиутопии пишутся с завуалированно реакционных или откровенно антикоммунистических позиций, и отпочковались они от фантастики Уэллса не как прямое ее продолжение, а как боковая ветвь. Задачи, которые ставил перед собой Уэллс даже в первых, пессимистических романах, отделяют его от авторов позднейших антиутопий. Тема „предупреждения“ может преломляться в разных аспектах. Но как только исчезают или теряются из виду гуманные стимулы, „предупреждение“ сливается с антиутопией.

В современной западной фантастике антиутопия стала модным жанром, вытеснившим из литературы утопию, объявленную архаическим пережитком. В противоположность этому утопический жанр, и это вполне закономерно, успешно развивается в социалистической научной фантастике.

В 1957 году вышел в свет научно-фантастический и социально-философский роман И. Ефремова „Туманность Андромеды“. Он переведен на двадцать три европейских и азиатских языка, а тираж его уже исчисляется несколькими миллионами.

Продолжая традицию великих утопических произведений прошлого, утверждавших конечное торжество разума и гуманности, Ефремов в то же время выступил и как подлинный новатор. Он всецело подчинил замысел своего произведения научно-материалистическим философским представлениям о законах природы и общества. Он поставил величайшие завоевания науки и техники будущего в прямую зависимость от социального прогресса. Он, наконец, впервые попытался нарисовать широкую и разностороннюю панораму высокоразвитого коммунистического общества, объединившего все человечество и установившего связь с инопланетными цивилизациями.

Почти одновременно с „Туманностью Андромеды“ вышел в свет и роман польского писателя Станислава Лема „Магелланово облако“, а несколькими годами позже „Возвращение (Полдень. 22-й век)“ Аркадия и Бориса Стругацких, романы Георгия Мартынова „Каллисто“ и „Гость из бездны“, Георгия Гуревича „Мы — из Солнечной системы“, повесть П. Аматуни „Парадокс Глебова“ и некоторые другие научно-фантастические произведения, подчиненные все той же благородной задаче — изобразить грядущий мир таким, каким мы хотели бы его видеть.

Минувшее пятидесятилетие не было прогулкой по широкой, хорошо утрамбованной дороге. Мы прошли сквозь эти годы в беспрерывных тяжких боях, ломая сопротивление старого, яростно оборонявшегося мира. На нашем пути были и армии интервентов, и голодная блокада, и чудовищная разруха и бесчисленные заговоры, организованные империалистами, и невиданное единоборство с фашизмом, и длительная, изнуряющая силы „холодная война“. Наши победы и успехи перемежались с поражениями, неудачами и ошибками, неизбежными в процессе становления новых общественных отношений. Вся наша страна являла собой гигантскую лабораторию, в которой на основании теоретической разработки, сделанной основоположниками научного коммунизма, ставился фантастический по своей грандиозной дерзновенности и новизне социальный эксперимент.

Конечная цель этого эксперимента была много лет назад сформулирована Марксом. „На высшей фазе коммунистического общества, — писал он, — после того, как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством к жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям“[5].

Так разве же не справедливо, не естественно наше желание представить себе цель, к которой мы стремимся, заглянуть в отдаленное будущее глазами тех, кто владеет даром облекать свои представления в художественные образы, пленяющие наше воображение и волнующие чувства!?

Нас не может не радовать, что советская научно-фантастическая литература в основном своем потоке жизнеутверждающа и оптимистична. Ей чужды страх и неуверенность перед наступающим будущим. Она не декларирует бессилие человека в его извечной борьбе с природой, общественным неустройством и с самим собой. Она не теряет веры в Разум и Добрую волю, которые в конце концов помогут людям навести порядок в их собственном „Вселенском доме“. Источник ее вдохновения не отрицание во имя отрицания, но утверждение или же отрицание во имя утверждения.

В одной из своих ранних работ Маркс писал, что „Коммунизм есть положительное утверждение, как отрицание отрицания, и потому он является действительным, для ближайшего этапа исторического развития необходимым моментом человеческой эмансипации и обратного отвоевания человека. Коммунизм есть необходимая форма и энергический принцип ближайшего будущего“[6].

Но при этом наши писатели, исходя из современного понимания непрерывности исторического развития, представляют себе коммунизм как общественную формацию, пребывающую в постоянном поступательном движении, как смену фаз в дальнейшем совершенствовании человеческого общества и человеческой личности.

В то же время все это вовсе не означает, что мир будущего, создаваемый воображением наших фантастов, являет собой некий застывший образец совершенства — „рай. на Земле“, лишенный каких бы то ни было недостатков, бесконфликтный, втиснутый в узкие рамки заранее заданной схемы.

Ведь даже генеральные закономерности, открытые как в сфере естественных наук, так и в области социологии, в некоторых своих конкретных проявлениях дают непредвиденные всплески и зигзаги.