Музыка души - Бхагван Раджниш

С молитвой возможно лишь очень тонкое взаимодействие — в котором нет места словам, в котором нет ничего от философии, нет ничего от теологии. Лишь в молчании вашего сердца, в совершенном молчании сердца вы можете узнать ее проблеск — проблеск того, что такое молитва.

Обычно молитвой называют нечто, не имеющее с молитвой ничего общего; это замаскированное под молитву желание. Вы ходите в храм или в церковь и молитесь Богу — Богу, порожденному вашим же воображением. Ваш Бог — не настоящий Бог, это Бог христианский, Бог индуистский, Бог мусульманский. Как Бог может быть христианским, индуистским или мусульманским? Вы молитесь тому Богу, которого сами же и создали, — или которого по вашему заказу создали для вас священники. Это игрушка, не истина.

А что такое ваши молитвы? Те же самые желания. Вы хотите одного, другого, третьего; чтобы получить желаемое, вы пытаетесь использовать Бога. Вас с самого детства учили определенным молитвам, и вы вызубрили их наизусть; вас заставили их вызубрить. Молитва стала привычной, обыденной, машинальной; вы повторяете ее старательно, но без всякого сердца. Ваша молитва безжизненна, ваша молитва бездыханна, как труп.

Да, когда Иисус называл Бога «авва» — он в буквальном смысле называл его отцом. Когда же вы, обращаясь к Богу, говорите «отче», в ваших устах это ничего не значит. И разница между его «авва» и вашим «отче» огромна. Ваш «отче» — только узаконенная условность, принятая в обществе формальность; в «авва» сердце обращается к сердцу. Иисус относился к существованию как к источнику жизни.

— Что такое молитва? — спрашивает Иисуса ученик.

Иисус падает на колени и начинает молиться.

— Я спрашивал, что такое молитва! — говорит ученик. — Я не просил тебя молиться!

— Никак по-другому нельзя, — отвечает Иисус, — я могу молиться, и ты можешь участвовать. Я приглашаю тебя участвовать в моей молитве. Я не могу сказать, что такое молитва, могу только войти в молитву, — потому что молитва — это состояние бытия, не какое-то действие, которое ты совершаешь.

Лев Толстой написал замечательную историю…

Трое русских святых прославились на всю страну.

Сановник русской церкви, епископ, встревожился — и неудивительно: не к нему идут люди, а к трем святым. Он даже не слышал их имен: какие они святые? Ведь в христианстве святой становится святым, только когда его признает церковь. Английское слово saint происходит от слова sanction[1]: святой становится святым, когда церковь дает свою санкцию.

Какой вздор!.. Неужели святой должен получить о своей святости удостоверение, выданное церковью, организованной религией, священниками? — как будто святость можно «присудить», как будто она не связана с внутренним ростом; как будто это назначение на какую-то государственную должность или присвоение ученой степени — или, например, звания почетного профессора в университете!

Епископ был, разумеется, очень сердит. Он сел на корабль — эти трое святых жили на другом берегу озера, — и на корабле приплыл к ним. Трое святых сидели под деревом. Это были очень простые, необразованные люди, крестьяне. Они поклонились епископу в ноги, и он обрадовался. «Вот сейчас я их наставлю на путь истинный, — подумал он. — А они люди безобидные, не какие-нибудь мятежники, как я опасался». И он спросил:

— Как это вы стали святыми?

— Не знаем! — отвечали они. — Мы не знаем даже, что мы святые. Святыми нас прозвали люди, и сколько мы их ни разубеждаем, сколько ни говорим, что мы простые люди, они не слушают. Чем больше мы спорим и возражаем, тем больше нам поклоняются! Видно, мы и возразить толком не умеем.

Епископ обрадовался еще больше.

— А как вы молитесь Богу? — спросил он. — Знаете вы молитву Божию?

Они переглянулись, поглядели один на другого, другой — на третьего.

— Скажи ты.

— Нет, лучше ты.

— Да рассказывайте: как вы молитесь? — потребовал епископ. — Говорите «Отче наш» или нет?

— По правде сказать, — отвечали они, — мы и молитвы никакой не знаем. Мы сами придумали себе молитву, а теперь не решаемся тебе пересказывать. Но раз ты требуешь, нам ничего другого не остается. Мы слышали, что Бог есть троица: Отец, Сын и Святой Дух. Нас трое, их тоже трое, вот мы и придумали такую молитву: «Трое вас, трое нас — помилуй нас!»

— Что за ерунда! — сказал епископ. — Разве так молятся? Сейчас я вас, дураков, научу правильно молиться.

И он сказал им «Отче наш». Бедняги попросили:

— Сделай милость, повтори еще разок: мы ведь люди необразованные, можем перепутать.

Он повторил, но они говорят снова:

— И еще разок, ради троицы: ведь нас тоже трое. Повтори хотя бы трижды.

Он повторил еще и вернулся на корабль довольный.

Корабль давно уже снялся с якоря и поплыл, как вдруг… епископ изумился, изумился кормчий корабля: эти трое святых бежали по воде за ними следом!

— Обожди! — просили они. — Повтори молитву еще раз: мы забыли твое ученье!

Теперь настала очередь епископа кланяться им в ноги. Он поклонился им и сказал:

— Забудьте все мое ученье. Вашу молитву слышит Бог; моя же еще не услышана. Не мне учить вас молиться. Простите меня, дурака, и продолжайте все по-прежнему!

Молитва — это состояние простоты. Она принадлежит не словам, но молчанию.

Великий еврейский философ Мартин Бубер говорит, что молитва — это отношения между «я» и «ты». Он неправ. Он ничего не знает о молитве. Отношения между «я» и «ты»? В молитве нет никакого «я», в молитве нет никакого «ты». Молитва — не диалог между «я» и «ты»; молитва — это слияние. «Я» исчезает в «ты», «ты» исчезает в «я». Нет никого, и некому обращаться, и обращаться не к кому.

Молитва — это река, исчезающая в океане. Молитва — это капля росы, скользящая в озеро с листа лотоса. Когда ранним утром вы видите восход солнца, смотрите в молчании, и внутри вас тоже начинается восход, — это молитва. Когда птица парит в небе, и вы парите в небе; и вы забыли, что вы отдельны, — это молитва. Везде, где исчезает разделенность, возникает молитва. Когда вы становитесь едины с существованием, с вселенским целым, — это молитва.

Быть в эго значит быть без молитвы; быть без эго значит быть в молитве. Это не диалог и даже не монолог. Это несказанное молчание, где нет места словам. Это бескрайнее безмолвное небо, без облаков, без мыслей. В молитве вы не индуисты, не христианине, не мусульмане. В молитве вас нет — в молитве есть Бог.

Спонтанное движение сердца

Молитва — это не техника, не церемония, не формальность. В молитве нет никаких образцов. Это спонтанное движение сердца, так что не спрашивайте, «как…» — в молитве нет и не может быть никаких «как…» Все, что бы ни происходило в нынешний миг, правильно. Если приходят слезы — хорошо. Если вы поете — хорошо. Если вы танцуете — хорошо. Если ничего не происходит, и вы просто остаетесь в молчании — хорошо. Потому что молитва состоит не в способе выражения; она не в форме, она в содержании. Иногда молитвенно молчание, иногда молитвенно пение. Все зависит от вас, все зависит от сердца. И если я скажу вам петь, и вы станете петь только потому, что это сказал я, молитва с самого начала будет фальшивой. Слушайте свое сердце, чувствуйте свое мгновение; дайте ему решать и не вмешивайтесь. И, что бы ни случилось, все будет хорошо.

Иногда не происходит никаких событий, — но в отсутствии событий как раз и состоит происходящее с вами событие. Вы позволяете, вы не навязываете своей воли. Когда вы спрашиваете, «как…», вы пытаетесь навязать свою волю, пытаетесь планировать. Именно так молитва упускается. Именно так все церкви и религии превратились в церемонии. Они приняли определенную молитву, установили определенную форму — официальную версию, утвержденную. Но как можно утвердить молитву? Как кто-нибудь может дать вам официальную версию?

Молитва должна возникнуть в вас, она должна расцвести изнутри. И у каждого мгновения — собственная молитва, и у каждого настроения — собственная молитва. Никто не знает, что случится в глубине вашего внутреннего мира завтра утром. Как можно знать заранее? Заготовленная молитва фальшива: это по крайней мере можно сказать точно. Ритуализированная молитва — уже не молитва: это можно сказать с абсолютной определенностью. Неритуализированное, спонтанное движение, спонтанный жест — вот что такое молитва.

Иногда, может быть, вам станет очень грустно, — потому что грусть тоже принадлежит Богу, грусть тоже божественна. Необязательно быть всегда счастливым. Тогда ваша молитва — грусть. Тогда пусть сердце плачет, и пусть из глаз текут слезы. Тогда пусть грусть будет вашим приношением Богу. Что бы вы ни нашли в своем сердце, возложите это на алтарь божественного — радость или грусть, иногда даже гнев.