Железный крест - Камилла Лэкберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказалось, это далеко не так просто, как он себе представлял, но Адаму в конце концов удалось ухватиться за подоконник, и Маттиас спрыгнул на пол, чтобы освободить ему место. Под ногами что-то тихо захрустело — в полутьме не разглядеть что. По звуку — засохшие цветочные лепестки.
— Что за черт! — У Адама тоже захрустело под ногами. — Боже, какая вонь!
— Я же говорил! — весело подтвердил Маттиас. Он уже немного принюхался и меньше замечал тяжелый запах в комнате. — Теперь посмотрим, чем старикан нас порадует.
— А если кто-то увидит?
— Ты что, сбрендил? Кто нас увидит? Подними же шторы наконец!
Адам поднял рулонные шторы — одну за другой. Труд невелик — нажал кнопку, и те с жужжанием улетают вверх. В комнате стало светло.
— Ничего комнатка! — Маттиас с восхищением огляделся.
Помещение и в самом деле показалось им огромным. Все стены заняты книжными шкафами и полками — от пола до потолка. В углу у небольшого журнального столика — два кожаных кресла. В дальнем конце — гигантский письменный стол, а около него — старинный вращающийся стул с высокой спинкой. Адам шагнул вперед, но хруст под ногами заставил его остановиться. На этот раз они поняли, в чем дело.
— Вот это да… — прошептал Адам в изумлении.
Весь пол был усеян дохлыми мухами. Мухи валялись и на подоконниках. Ребята невольно вытерли руки о штанины.
— Фу, какая мерзость! — Физиономию Маттиаса исказила гримаса отвращения.
— Откуда их столько? — Адам уставился на пол.
Он, разумеется, видел американский сериал о судебных медиках, и вывод напрашивался сам собой. Дохлые мухи, запах… Он отбросил эту дикую мысль, но не мог оторвать глаз от стула, развернутого к ним спинкой.
— Маттиас?
— Да? — Его приятель тщетно пытался найти в сугробах дохлых мух место, куда можно было бы поставить ногу.
Адам не ответил. Он медленно двинулся к столу. Что-то внутри его подсказывало — лучше повернуться и исчезнуть из этого дома. Выпрыгнуть из окна и бежать куда глаза глядят. Но любопытство пересилило — ноги сами несли его вперед.
— Чего тебе? — переспросил Маттиас, но тут же осекся, увидев напряженное, покрытое каплями пота лицо Адама.
Тот протянул дрожащую руку к стулу. Кожа обивки была прохладной на ощупь. Он толкнул спинку и отошел на шаг назад. Стул начал поворачиваться… За спиной Адам услышал странные звуки — у Маттиаса началась неудержимая рвота.
Внимательные карие глаза отслеживали каждое его движение. Мельберг пытался сделать вид, что этого не замечает, но успеха не достиг. Пес не отходил ни на шаг и не сводил с него обожающего взгляда. Наконец Мельберг сдался, достал из нижнего ящика письменного стола кокосовое печенье и кинул на пол. Через две секунды печенья как не бывало, и Мельбергу показалось, что пес ему улыбнулся. Конечно, показалось. Ладно, по крайней мере, чистенький. Анника постаралась на славу — часа полтора мыла его с шампунем. И все равно Бертилю не особенно понравилось, когда сегодня утром он обнаружил пса в постели. Прямо у себя под боком. Блох простым шампунем не выведешь. Мысль, что шерсть собаки кишит крошечными злобными насекомыми, которые только и ждут удобного момента, чтобы на него наброситься, выводила Мельберга из себя. Впрочем, Анника поклялась, что никаких нежелательных форм жизни у щенка она не обнаружила. Но спать в одной постели с собакой — уж извините. Больше он этого не допустит.
— И как же мы тебя назовем? — спросил он у пса, подумав при этом, каким идиотом выглядит со стороны: надо же, солидный человек, полицейский, в служебном кабинете всерьез беседует с четвероногой шавкой!
Но имя надо придумать. Он огляделся в надежде найти какую-нибудь подсказку. Но в голову лезли только глупые, банальные имена: Фидо, Лудде… Нет, это все не пойдет. Вдруг он хохотнул — его посетила блестящая мысль. Если говорить по совести, ему не хватало Лундгрена, не то чтобы очень, но так, самую малость. Он, конечно, вынужден был его уволить, но… почему бы не назвать пса Эрнстом? В этом есть определенный юмор… Он снова хохотнул.
— Эрнст… что скажешь, старина? Звучит неплохо, а? — Мельберг достал из ящика еще одно печенье.
Конечно же, став Эрнстом, псина заслужила поощрение. А если разжиреет… ладно, не его, Бертиля Мельберга, забота. Через пару дней Анника наверняка найдет желающих взять пса, и тогда не будет иметь ровно никакого значения, сожрал он одно печенье или два.
От резкого телефонного звонка щенок подпрыгнул, как показалось Бертилю, всеми четырьмя лапами, и даже он сам вздрогнул.
— Бертиль Мельберг.
Он сначала не понял, о чем речь, — голос в трубке был такой взвинченный, на грани истерики, что он смог различить только отдельные слова.
— Извините, но вам придется говорить помедленнее. Повторите еще раз, что вы сказали…
Наконец он понял, и брови сами собой поползли вверх.
— Труп? Где труп?
Мельберг выпрямился на стуле. Пес, которого теперь звали Эрнстом, подражая хозяину, тоже выпрямился и навострил уши. Мельберг быстро записал адрес в блокноте и закончил разговор, крикнув только:
— Оставайтесь на месте. Никуда ни шагу! — Он вскочил со стула.
Эрнст, словно передразнивая его, тоже вскочил и завилял хвостом.
— А ты побудешь дома! — В голосе Мельберга прозвучали несвойственные ему авторитарные нотки.
Пес, к его удивлению, послушался и замер, ожидая дальнейших инструкций.
— Место! — вспомнил Бертиль стандартную команду и показал щенку на принесенную Анникой огромную корзину в углу комнаты.
Новоиспеченный Эрнст неохотно поплелся в угол, улегся в корзину и, положив голову на лапы, грустно уставился на хозяина, чем немало польстил его самолюбию — хоть одна душа беспрекословно выполняет его распоряжения. Вдохновленный этим послушанием, Бертиль пошел по коридору, крича, как кондуктор в поезде, всем и никому:
— Поступило заявление — найден труп! Поступило заявление — найден труп!
Из трех дверей мгновенно высунулись головы — тоже три, по числу дверей: рыжая — Мартина Мулина, седая — Йосты Флюгаре и угольно-черная — Паулы Моралес.
Мартин среагировал быстрее всех.
— Труп? — переспросил он и вышел в коридор.
Из двери в приемную появилась Анника.
— Позвонил какой-то подросток. Они с другом валяли дурака и влезли в дом между Фьельбакой и Гамбургсундом. Думали, хозяин уехал. И наткнулись на труп.
— Владельца? — спросил Йоста.
Мельберг пожал плечами.
— Откуда мне знать? Я велел им оставаться на месте, так что надо выезжать сразу. Мартин! Ты с Паулой в первой машине, мы с Йостой во второй.
— А может быть, Патрику позвонить? — осторожно предложил Йоста.
— Кто это — Патрик? — Паула переводила взгляд с Йосты на Мельберга.
— Патрик Хедстрём, — пояснил Мартин. — Тоже наш, только сейчас он в отпуске по уходу за ребенком.
— Никакому Хедстрёму звонить не надо, — сказал Мельберг и презрительно хмыкнул. — Я же на месте, — важно добавил он и, стараясь выглядеть энергичным, быстрым шагом пошел в гараж.
— Буль-буль, — пробормотал Мартин и поймал на себе удивленный взгляд Паулы. — Ладно, забудь! — И, не удержавшись, добавил: — Придет время — поймешь.
Паула решила больше не спрашивать. И правда, подумала она, в свое время разберусь.
Эрика тяжело вздохнула. Теперь в доме было тихо. Даже слишком тихо. В течение года слух был настроен улавливать малейший писк, малейшее хныканье, а теперь царила полная, оглушительная, тревожная тишина. Курсор так и мигал на первой строчке не начатого, хотя уже озаглавленного и даже сохраненного документа. За полчаса она не напечатала ни одной буквы — в голове царила полная пустота. Эрика просмотрела свои заметки, потом начала перелистывать копии статей, сделанные за лето. После изнурительной переписки ей удалось наконец заказать свидание с главной героиней этого шумного дела, убийцей, но не раньше чем через три месяца. Пока придется исходить из архивных материалов. Беда в том, что у нее не было ни одной мысли, а если и были, то настолько смутные, что оформить их в слова не представлялось никакой возможности. Ею постепенно овладела паника, знакомая, наверное, всем пишущим. Куда подевались слова? Может, она написала уже все, что ей положено, выбрала свою квоту и больше ничего и никогда не сумеет создать? Логика подсказывала ей, что это не так, что похожее чувство она испытывала всякий раз, начиная новую книгу, но паника и логика несовместимы. Каждый раз одна и та же история. Что-то вроде родов, но сегодня дело шло особенно туго.
Она рассеянно сунула в рот ириску «Думле» и покосилась на синие общие тетради на краю стола рядом с компьютером. Записи матери… Эрика никак не могла решиться начать их читать, разрываясь между любопытством и страхом узнать что-то неприятное, что перевернет ее жизнь. Наконец она протянула руку, взяла первую тетрадь и взвесила на ладони. Тонкая и легкая… примерно такие же были у них в начальной школе. Она осторожно провела по тетради рукой. Фиолетовые чернила с годами выцвели, но характерный золотистый блеск сохранился. «Эльси Мустрём». Девичья фамилия матери. Потом она вышла замуж за отца Эрики и стала Фальк.