Камень судьбы - Тимур Туров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До этого момента Глеб никогда не увлекался компьютерными играми. Нет, в соответствующем возрасте он, конечно же, отдал дань и «Думу», и «Фоллауту», и «Хай-лайфу», и «Контрстрайку», и второму «Варкрафту», и третьим «Героям», но потом как-то охладел к виртуальным мирам, а после смерти родителей и брата за компьютер садился только по необходимости – списаться с нужным человеком или найти какую-либо информацию.
Лениво гоняя мышкой своего героя, Глеб постреливал в коварных агентов абвера, спускался в подвалы, бегал по улицам и откровенно скучал. Никаких ошибок, или, говоря сленгом программистов, багов, в игре он не замечал, впрочем, как и большинство соискателей, сидевших по обе стороны от Погодина.
И вдруг что-то произошло. «Что-то» – потому что Глеб до сих пор не придумал, как называть это состояние погружения, вхождения в игру, когда то, что происходит на мониторе, становится вдруг для тебя реальностью. Еще несколько секунд назад он сидел на довольно неудобном офисном стуле, двигая мышкой, – и вот уже нет ни компьютера, ни клавиатуры, ни людей вокруг, а сам Глеб в диагоналевой гимнастерке защитного цвета крадется по коридору обшарпанной коммуналки с верным «ТТ» наготове к двери, за которой радист Штольц передает в Берлин данные о минных полях на западных рубежах Москвы, и счет идет на секунды. Глеб успел прервать передачу и понесся дальше, преследуя коварного Штольца – по крышам, чердакам, подвалам, пустырям, складам угрюмого прифронтового города. Все казалось абсолютно настоящим, реальным – запахи, звуки, предметы. Персонажи игры превратились в людей, обычных живых людей с родинками, небритостью, с разным цветом глаз. Но при этом сразу же стали видны баги и недочеты программеров, делавших игру. Не прописанные детали зияли как чернильные кляксы, иногда у персонажей не хватало конечностей, то и дело вылезали пикселеватые текстуры, заедали двери, не давалось в руки найденное оружие, сбоил звук. Тем не менее Глеб уверенно прошел уровень до конца, захватил резидента абвера барона Геммеля, сдал его во внутреннюю тюрьму НКВД и получил заслуженный орден Красной Звезды.
Выход из игрового состояния оказался куда тяжелее. Несколько минут Глеб сидел перед монитором, очумело вертя головой, и не мог понять, где он и что тут делает. Постепенно его отпустило, все встало на свои места, память прояснилась. Быстро заполнив карточку, Глеб поднял руку, подзывая лысоватого менеджера, который раздавал геймерам задания.
– Вы решили не участвовать? – сухо осведомился тот.
– Почему? – не понял Глеб. – Просто я уже все. Вот результаты. Одиннадцать ошибок, тридцать шесть замечаний.
– Сколько?! – Менеджер снял очки и близоруко поднес лист к глазам. – Невероятно! Ну-ка, посмотрим…
Он достал из папки другой лист и принялся сличать два документа, бормоча:
– За четырнадцать минут… И это, и это… Ого, даже прилипающие к стенам стреляные гильзы…
Наконец он закончил и посмотрел на Глеба с плохо скрываемым удивлением.
– У вас талант, молодой человек. Будьте добры, пройдите со мной к руководству.
Так Глеб Погодин нашел себя. Он перестал быть вечно кайфанутым отморозком, перестал плыть по жизни, как плывет сломанная ветка в бурном речном потоке, превратившись в «Супер-бету», лучшего гейм-тестера, чья работа оплачивалась весьма и весьма неплохо. Разгульная жизнь осталась в прошлом. Глеб плотно ушел в виртуальный мир и два с лишним года выбирался оттуда, только чтобы поесть или поспать. Теперь, по прошествии лет, он понимал – судьба просто подсунула ему вместо одного наркотика другой, не такой убийственный, но дарующий более надежный способ ухода от реальности.
Постепенно «отпали», растворились где-то в мегаполисе старые друзья и подруги. Кое-как окончив институт, Глеб положил диплом на полку и забыл о нем, как забываются сувениры или открытки, в которых нет никакой надобности, но выбросить жалко. Поднакопив денег, он сделал ремонт, полностью перестроив квартиру под себя. В родительской спальне теперь был мемориал семьи Погодиных, в гостиной – комната отдыха с телевизором, велотренажером и диваном. Сам Глеб жил в кабинете, где помещалась его кровать, стол, три компа и шкаф с вещами, а когда не работал и не спал, то проводил время на большой кухне, сияющей стеклом и никелем. В мемориальную комнату он заходил три раза в год, в дни рождения родителей и брата, в гостиную – чуть чаще.
Мысли о квартире вернули его из страны воспоминаний в день сегодняшний.
«Надо бы ковер пропылесосить и пыль вытереть с тренажера и телевизора, – напомнил себе Глеб. – Эх, и окна перед зимой я не помыл. Хозяин хренов».
Прозаические размышления освежили, как холодный душ в жаркий июльский день. Он остановился посреди темной аллеи, закурил и осмотрелся.
Вокруг шумел от ветра ночной парк. Над головой в разрывах облаков посверкивали звезды. Впереди угадывался прогал между деревьями – там аллея выходила на широкую просеку, освещенную фонарями.
«Куда ж это я забрел? – удивился Глеб. – Большую поляну и Серебрянку я не пересекал, к окультуренной части парка и детской площадке не выходил. Значит, кружу в лесопарковой зоне. Наверное, где-то рядом Красный пруд. Точно, если пойти по аллее с фонарями направо, как раз выйду к нему. Дойду до пруда, еще раз покурю – и домой, в люлю. После такой прогулки здоровый сон мне гарантирован…»
Пруд возник между деревьями, безмолвный и таинственный. Днем, в хорошую погоду, его берега были усыпаны отдыхающими – бездельниками с пивом, строгими бабушками с галдящими детьми, влюбленными парочками. Сейчас же лишь ночной ветер гнул ветви ив и морщинил непроглядное зеркало воды.
«Как будто я не в Москве, а где-то за тысячи километров, в настоящем лесу», – подумал Глеб.
Он хотел присесть на ствол поваленного клена, но тот оказался мокрым, и, постояв немного, Погодин двинулся в обход пруда, намереваясь выйти на одну из просек, ведущих к шоссе Энтузиастов. Одинокие фонари выхватывали из темноты куски асфальта, залепленные опавшими листьями. Снова начал накрапывать дождь. Где-то далеко провыла собака. В кустах шуршали то ли птицы, то ли мыши.
Компанию молодых людей Глеб заметил издали. Пятеро или шестеро парней в коротких куртках и тренировочных штанах толпились под фонарем, что-то оживленно обсуждая. На асфальте вокруг стояло несколько пластиковых полуторалитровых баллонов с пивом. Грубый смех, мат, характерные движения, когда говорящему точно не хватает слов и он помогает себе руками и всем телом, – в жизни Глебу не раз приходилось сталкиваться с такими типами. Его передернуло от отвращения. Если продолжать идти по аллее, парни обязательно заметят одинокого прохожего. Что будет дальше, понятно: «Э, пацанчик, дай телефон, позвонить очень надо».
Глеба больше всего бесило вот это «очень надо». Типа к тебе обращаются как к воспитанному, отзывчивому человеку. Мама с папой же учили в детстве – ближнему надо помогать. Вот и помоги. Далее события будут разворачиваться по похожему сценарию: «Братан, дай кепку поносить. Жалко тебе, что ли? Давай куртофанами махнемся. Да не жмись, у меня тоже классный, правда, рукав прожженный. О, кроссы у тебя крутые. Дай чисто погонять, на дискач сходить. Я потом отдам…» Ну а в завершение этого спектакля жертва гоп-стопа в лучшем случае огребет пару поджопников и под обидный смех и улюлюканье поплетется прочь, униженная и напуганная. Если же ломать сценарий гопников, сразу «идти в отмах», могут и ножом пырнуть, и череп кастетом проломить. В общем, куда ни кинь, везде засада.
– Хрен вам по всей морде! – прошептал Глеб.
Он давно и твердо уяснил: главное – не быть жертвой. А лучший бой – тот, который не состоялся, тем более что против пятерых гопников, бывалых уличных бойцов, у него даже с баллончиком нет никаких шансов. Ну, пшикнет он в рожу одному, зато остальные уделают его за эту выходку так, что потом всю оставшуюся жизнь придется быть спонсором фармацевтической промышленности. Баллончик вообще хорош только против собак да одиноких агрессивных бомжей, и то в случае, если успеешь выхватить и попасть струей жгучего кайенского перца куда надо.
Еще раз с ненавистью посмотрев на потенциальных обидчиков, Глеб зло сплюнул в мокрую траву и быстро свернул с асфальтовой дорожки, растворившись в зарослях.
Он буквально на ощупь пробирался между деревьями, поминутно запинаясь за упавшие ветки и оскальзываясь на мокрой глине. Впереди стеной встала молодая поросль, пришлось идти напролом. Глеб мгновенно промок до нитки, а в довершение всех бед не заметил под ногами глубокой канавы, упал, извозившись в грязи, и окончательно потерял направление.
Теперь он брел наугад, твердя про себя: «Этот парк все равно когда-нибудь кончится». Раздражение и злость на гопников сменились усталостью. Замерзли руки. Остановившись перекурить, Глеб не удержал в окоченевших пальцах и обронил зажигалку. Потратив несколько минут, он так и не сумел найти ее в темноте. Это окончательно вывело его из себя. Глеб начал материться вслух, с треском ломая мешавшие идти ветки, потом побежал.