Северный пес - Светлана Крушина

Все тело человека было напряжено, словно в ожидании опасности. Он смотрел прямо на Джулию, но она засомневалась, видит ли он ее.

— Я принесла тебе поесть, — сказала она мягко. — Ты, наверное, голоден.

Он молчал, продолжая сверлить ее беспокойным взглядом. Джулия осторожно опустилась рядом с ним на колени, протянула хлеб. Пленник взял его обеими руками, но есть не стал, почему-то медлил и переводил взгляд с Джулии на Хагена и обратно. Пока он так сидел, Джулия успела рассмотреть его пальцы и почувствовала легкий холодок внутри.

У него были узкие, удивительно изящные для мужчины кисти, длинные пальцы. Раньше, наверное, эти пальцы были красивы. Теперь же видно было даже под коркой грязи, как они искорежены, какие шрамы и рубцы их покрывают. Джулия поняла теперь, почему ей показались такими неловкими руки пленника. Похоже было, что пальцы его сгибались с трудом, причиняя, по-видимому, боль, а то и не сгибались вовсе.

Пленник еще помедлил и принялся за еду. В этот раз он ел гораздо сдержаннее, умудряясь даже сохранять достоинство. Джулия смотрела на него и удивлялась, настолько странным это выглядело. Уж, казалось бы, в таком виде сохранять достоинство было просто немыслимо.

— Кто вы? — вдруг спросил он, проглотив последний кусок.

Джулия поняла, что, когда она разговаривала с ним в подвале, он просто-напросто ее не слышал.

— Мы из вольной сотни Даниеля Изолы, — сказала она. — Медейские войска. Меня зовут Джулия, а это — Хаген.

— Медейцы? — встрепенулся пленник. — Война окончена?

— Нет. Война продолжается. Мы отбили крепость у касотцев.

— Какой сейчас год?

— Год? — нахмурилась Джулия. — Шестьдесят четвертый…

— О боги, — скорее прочитала по губам, чем услышала она. — Боги, боги…

Она посмотрела на него в недоумении, но он закрыл глаза и откинулся обратно на ложе. Выглядел он крайне измученным.

— Как тебя зовут? — спросила Джулия.

Странная, страшная улыбка зазмеилась на тонких бледных губах незнакомца.

— Когда-то меня звали Грэмом, — ответил он едва слышно, не открывая глаз. — А кое-кто называл и Псом.

Глава 2

Парень, назвавший себя Псом, оказался странным и даже загадочным человеком. И весьма молчаливым; при этом его нежелание разговаривать обуславливалось вовсе не его состоянием, которое быстро улучшалось, а причудами характера. С Джулией он почти не разговаривал, что ее несколько обижало. Еще бы! Она и ее парни, как-никак, вытащили пленника из подвала, где он непременно умер бы через день или два, и теперь она изображала сестру милосердия и вовсю помогала лекарю Рональду выхаживать его. Парень же вел себя так, словно Джулия, спасая его жизнь, нанесла ему тяжкое оскорбление. Она даже начала подумывать, что он — какой-нибудь очень знатный человек, который не привык позволять простолюдинам дотрагиваться до себя, пусть даже от этого зависела его жизнь. Впрочем, и в таком случае его поведение было уже перебором.

Может быть, какая-нибудь другая женщина на месте Джулии бросила бы это неблагодарное занятие. Но Джулии стало интересно, что же кроется за непроницаемым бледным лицом и злыми глазами (которые и спустя несколько дней не могли воспринимать дневной свет). Ее интересовало, как и почему парень попал в подвалы Северной, почему его не убили, а держали там несколько лет (Джулии удалось с помощью многочисленных расспросов выяснить, все-таки, что пленник провел в крепости без малого четыре года). Он же не спешил рассказывать.

Буквально за три дня он заметно окреп, хотя еще и не вставал, и Джулия всерьез задумалась над вопросом, не поговорить ли с Изолой, чтобы тот велел выставить у дверей сарая охрану. На случай, если вдруг пленник надумает бежать. Потом она решила обождать с разговором еще пару дней, хотя и доложила командиру, что найденный в подвале человек чувствует себя гораздо лучше. Изола нехорошо обрадовался и спросил, когда можно будет допросить его. Джулия пожала плечами. Может быть, еще через пару дней? Изола выразил согласие подождать еще.

Джулия продолжала приносить пленнику пищу и, пока он ел, сидела рядом и пыталась разговорить его. Бесед не получалось. Он ни в какую не желал говорить, в крайнем случае, отделывался односложными ответами. Но Джулия пробовала снова и снова, рискуя уже напороться на откровенную грубость.

Заодно она наблюдала за ним и все больше удивлялась.

У пленника было тонкое, резко очерченное, злое лицо. Руки его казались руками аристократа, правда, побывавшего на пыточной скамье. А вот речь и манеры были непонятными. Для нобиля он знал слишком много специфических, слэнговых словечек, которые нет-нет, да и проскакивали в его речи. С другой стороны, для простолюдина он говорил слишком уж правильно.

Галейн, один из десятников вольной сотни, утверждал, что Пес — наинец. Сам он был родом из Наи и знал, о чем говорит. Джулия придерживалась того же мнения. Язык наи она не знала, но речь эту от других отличить могла без напряжения. Нигде больше, ни в одном языке не было такого обилия гласных, двойных, а то и тройных. Пленник говорил на всеобщем, и говорил бегло, но гласные растягивал очень сильно, так что местами его речь походила на заикание.

А довольно часто он вообще переходил на родной язык. Случалось это, когда он спал, и сон его переходил в бред… а значит, почти каждый раз.

Первый раз увидев, как его скручивает во сне, Джулия даже испугалась. Сначала, войдя в сарай, она не поняла, с кем он разговаривает: никого, кроме него и ее самой, здесь не было. Потом до нее дошло, что он бредит, и она подошла поближе, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Наинец спал, но лицо его вовсе не походило на лицо спящего — напряженное, закаменевшее, как и все тело. Во сне не напрягаются так, что жилы проступают на лбу и на шее. Он вздрагивал и что-то говорил на своем языке, зло и быстро, Джулия уловила даже несколько ругательств. Потом вдруг вскрикнул и застонал, запрокинув выбритую голову. Джулия не выдержала. Она осторожно поставила корзинку с едой в уголок и, склонившись над парнем, положила руку ему на огненный лоб. Реакция его была настолько неожиданной, что она отдернула руку и чуть не отпрыгнула. Наинца буквально подбросило, он открыл наполненные смертельным ужасом глаза и, силясь приподняться, спросил хрипло:

— Что?..

— Ничего… — растеряно сказала Джулия. — Это… это я до тебя дотронулась. Прости, если напугала…

Он откинулся обратно на свое убогое ложе, судорожно вздохнул и провел ладонью по лицу, потом сжал пальцы в кулак. Лицо его задергалось, скулы напряглись, но из глаз — странных глаз с неестественно расширенными зрачками — медленно уходил ужас. Джулия молча смотрела на него, не зная, что и подумать.