Кровь Кенигсмарков. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девушка пала жертвой того же самого недуга — любви с первого взгляда. Он был таким гордецом, таким красавцем, таким смельчаком, что тут же предстал олицетворением самых ее романтических грез. Она решила, что никогда не сможет его забыть и что счастье для нее неотделимо от брачного союза с этим юношей.
Первые дни Филиппа в Целле вылились в сплошной восторг: герцог Георг Вильгельм и в особенности герцогиня Элеонора оказали самый сердечный прием племяннику Конисмарко, чьи подвиги гремели по всей Европе, и которому молва приписывала сказочное богатство. Это обстоятельство имело в глазах Георга Вильгельма особенную ценность. Совсем скоро, к великой радости влюбленных, начались речи о свадьбе, но... В чрезмерно-идиллических историях нередко возникает «но».
Это «но» приняло шершавое обличье графа Бернсторфа, первого министра Целле, не желавшего этого союза и проводившего свою политику — а, как известно, сие неодушевленное чудище способно разрушить любые мечты и даже жизни. Политика Бернсторфа сводилась к тому, чтобы решить этот семейный вопрос одним-единственным образом.
У герцога Целльского был младший брат, бывший лютеранский епископ, ставший герцогом Ганновера. Благодаря выгодному браку он получил от императора германцев титул курфюрста. В жены он взял внучку покойного английского короля Якова I, что позволяло ему занять место в очереди претендентов на завидный английский трон. Кроме того, пока София Доротея оставалась незаконной дочерью его старшего брата, он был его естественным наследником. Поэтому после официального удочерения девушки Георгом Вильгельмом его младший брат сосредоточился на одной цели: выдать ее за своего сына Георга. Появление Кенигсмарка рушило этот красивый замысел. Вывод: Кенигсмарка надо устранить. Бернсторф, верный исполнитель воли ганноверского курфюрста, проявил в этом деле все свои зловредные способности: хорошо зная своего господина, он навел исчерпывающие справки об истинном состоянии Кенигсмарков и с наслаждением выяснил, что оно не так велико, как прежде, далеко не так! Полная победа! Оставалось осуществить вторую часть замысла: избавиться от докучливого претендента. Это нужно было проделать по возможности мягко, чтобы не вызвать недовольство могущественных правителей Саксонии, Венеции и Франции, на службе которых снискали славу Кенигсмарки. Георг Вильгельм Брауншвейг-Люнебургский, герцог Целльский, и его пособник прибегли к подлым интригам: влюбленные одновременно получили друг от друга письма о разрыве, достаточно жестокие для того, чтобы нанесенную ими обиду можно было чем-то искупить. Результат был ожидаемый: Филипп вскочил в седло и ускакал назад в Дрезден с глубокой душевной раной, а София Доротея слегла с лихорадкой и чуть было вообще не отдала Богу душу. Хлопоты матери, ничего не понявшей, ведь ее предусмотрительно ни во что не посвящали, поставили бедняжку на ноги, после чего герцогиня Элеонора, искренне уверовавшая в вероломство Филиппа и желавшая, чтобы дочь поскорее его забыла, стала вместе с мужем уговаривать ее, едва оправившуюся от горя, выйти замуж. Прошло несколько недель — и вот она уже жена Георга Ганноверского, своего двоюродного брата!
***
Сестры Филиппа по-разному покидали семейный храм: Амалия шла уверенно, с сухими глазами, скрестив руки на выпирающем животе, вдыхая свежий вечерний воздух. А Аврора двигалась как во сне, не прекращая проливать слезы, которые она иногда смахивала машинальным жестом. Старшей сестре надоело наблюдать эту картину, и она взяла ее за руку.
— Почему ты так горько рыдаешь? Молитвы не пошли тебе на пользу?
— Я не могла молиться: меня душит страх. Перед глазами стоит тот ужасный день, когда нам привезли тело Карла Иоганна. Вдруг теперь настала очередь Филиппа?
— Почему ты решила, что его тоже уже нет в живых? Согласна: записка Гильдебрандта внушает тревогу, потому что он сам писал ее в панике, но ведь всякое возможно. Вдруг с нашим братом произошла простая неприятность? Упал где-нибудь в поле с лошади, угодил в плен, да мало ли что? Я в отличие от тебя помолилась, и это вселило в меня надежду...
Аврора перестала наконец плакать и изумленно уставилась на сестру.
— Надежда?! Господи, какая еще надежда? Этот ганноверский двор — сущая клоака, там орудуют одни варвары и ведьмы!
— Вот и не надо было ему соглашаться служить там после унизительной неудачи сватовства в Целле!
— Как ты можешь говорить о согласии? Не притворяйся наивной, Амалия. Ты не хуже меня и всех нас знаешь, что командиром полка ганноверских гусар его назначили по ходатайству Саксонии и по его собственной просьбе.
— Просто этот дурень хотел снова увидеться с Софией Доротеей! — фыркнула графиня Левенгаупт и пожала плечами. — Какое легкомыслие!
— Это так, но ведь он хотел ее спасти!
И верно, через несколько месяцев после доставки праха Карла Иоганна в Агатенбург Филипп прибыл в Ганновер, где был назначен командиром гвардии курфюрста. Его предшественник на этой должности пал от руки некоего швейцарского барона, и отсутствие командира у телохранителей сильно тревожило правителя, прекрасно сознававшего в силу своей непопулярности необходимость хорошей охраны. Эрнст Август был старым придирой и недоверчивым скрягой, всю жизнь потратившим на попойки, карты и девиц. Ныне возраст принуждал его довольствоваться лишь одной возлюбленной — Кларой Елизаветой фон Мейсенбург. Он выдал эту даму за некоего Платена, которого произвел в графы, чтобы и Клару Елизавету сделать графиней. Эрнсту Августу вполне хватало ее одной ввиду ее обольстительной внешности и темперамента. Вот только самой графине Платен одного старика герцога было маловато, недаром ее звали «эта Платен»: она прославилась как глубоко порочная нимфоманка. Клара Елизавета беспрестанно изменяла герцогу не только с офицерами, но даже и с рядовыми гвардейцами. Ее стараниями ганноверский двор, давно слывший гнездом беспробудного пьянства, превратился еще и в один из самых распутных во всей Европе.
Наследник герцогского трона Георг Людвиг превзошел даже своего папашу. Манерами, вульгарностью и тупостью он смахивал на неотесанного немецкого дворянчика, был вечно пьян и не скрывал, что тоже имеет любовницу, в роли которой выступала сестрица «этой Платен», Катарина фон Буш... «Свиное рыло», как «ласково» прозвали Георга Людвига его будущие подданные, не расставался с ней не только ночами, но и днем.
Немного в стороне от всей этой мерзости стояла жена курфюрста София, дочь свергнутого короля Богемии, в жилах которой текла толика английской крови, ведь она приходилась внучкой Якову I. Высокомерие ее было так велико, что она презирала скопом всех германских князьков, в особенности же своего свояка герцога Целльского, посмевшего взять в жены «эту д'Ольбрёз, настоящее ничтожество, кучу грязи». «Пыль под ногами» — как она величала свою невестку, бедняжку Софию Доротею. Ей было всего шестнадцать, когда ей пришлось пойти под