Человек-огонь - Павел Кочегин

— Зато знать будет, как хлеб насущный достается.

К концу недели Коля втянулся в работу и уже не чувствовал такой усталости, как в первый раз. Зажили и ссадины, при бороньбе не стала выбиваться кошомка.

Теперь после рабочего дня он вместе с ребятами играл дотемна в шаровки и чижика, гонялся за сусликами и тушканчиками.

В субботу, когда послышались звуки колокола, казаки поехали домой.

Отец был в хорошем настроении и всю дорогу мурлыкал себе под нос песню:

Колокол в селенье христиан зовет,Завтра воскресенье, отдых от работ.

— Кольша, а ты что закручинился? Аль вспомнил, как я тебя учил боронить? Забудь, брат! Обозлился я на кровососов, а на тебе сорвал. Ну и славно мы поработали. Вот отпарим в баньке комариный зуд, завтра к обедне сходим, грехи замолим и снова в полюшко.

Много было у Коли развлечений и дел, но больше всего он любил проводить время с дедом. Афанасий Михайлович Томин слыл в поселке мастером на все руки. Кому надо сапоги стачать или полушубок сшить — идут к нему. Он сошьет так, что на людях показаться не стыдно. А телегу смастерит — не налюбуешься. Дуги и полозья так гнет, что даже из станицы заказы получает. Поломается молотилка или веялка, опять же к деду Афанасию — он исправит.

Только мало дает это ремесло. Богатеи за труд старика расплачиваются грошами, поселковое начальство считает, что Томин обязан работать на него бесплатно, ну а у сирот и вдов он сам не берет.

Летний, жаркий день.

Афанасий Михайлович сидит на своем складном стареньком стульчике, который привез со службы, тачает голенище сапога и тихо напевает:

Из-за острова на стрежень…На простор речной волны…

Внук примостился рядом. Он усердно раскалывает колесики на тонкие плашки, заостряет их с одного края и колет на равные дольки. Получаются шпильки — сапожные гвозди.

Коле жарко, хочется на Казачье озерко, где сейчас ребятишки купаются до гусиной кожи, но он терпит, знает — пока не выполнит задание — не отпустят.

На переднем Стенька Разин…

— Деда, расскажи про Стеньку Разина, — просит внук.

Старик вынул изо рта конец дратвы, заправленной в щетинку, украдкой улыбнулся в седую редкую бороду.

— Ишь чего захотел знать? Так и быть, расскажу. Давным-давно наши прапрадеды под барином жили. Лютый был барин, зверь-зверем. Томил он своих крестьян непосильным трудом, томил голодом, жаждой, зноем, до смерти забивал арапниками. Не вынес такого лиха народ, расправился с барином и подался на Дон. Прослышали, что там человек объявился, который за бедных заступается. Встретили Степана Тимофеевича и ходили с ним по Каспию в Персию, по Волге-матушке удалые песни распевали, бояр да помещиков громили. А за это один твой пращур от царя получил награду: веревочный галстук с перекладиной. Кто в живых остался, подались на реку Яик и начали казаковать. Слава у нас стала казачья, а жизня — собачья.

Старик умолк. Коле не терпится узнать, что было дальше, и он тихонечко трогает его за руку.

— Казаки служили царю-батюшке, на охране Руси стояли. Одним летом дедов наших по тревоге комендант крепости поднял, бабушки даже хлебы не успели из печей вынуть. Погрузили скарб на брички, посадили ребятишек и — в дальнюю дорогу. Недалеко от впадения Кочердыка в Тобол обоз остановился. Здесь срубили крепость и жилье. Не смирились Томины с собачьим житьем. И когда в Куртамыше объявился есаул Емельши Пугачева Иван Алферов, пошли они к нему, ударили челом, возьми, мол, нас к себе за правду биться. Под селом Кипелью супостаты одолели отряд Ивана Алферова, не дали ему соединиться с главным войском Емельяна Ивановича. Да и в штабе Пугачева измена вышла. Скрутили руки Ефиму Томину — и на перекладину. Серафим и Матвей Томины укрылись за Тоболом, в киргизских степях. Много лет они странствовали. Вернулись домой, и стали их прозывать степняками. Под корень наш род вырубили, а он вновь отрастал и плодился. Терпелив бог, да и его терпению конец приходит. Ниспошлет он нам нового защитника.

…Закончилась горячая пора — уборка урожая. Наступила осень, а вместе с нею подошло время начинать занятия в школах.

Афанасий Михайлович сидит на лавке у порога, чинит хомут. Коля вбежал в избу, бухнулся деду в ноги.

— Чего тебе? — строго спросил старик, а у самого молодо заблестели глаза: знал, чего надобно внуку, и ждал этой минуты.

— Отпусти, дедуся, в школу.

— Благословляю, внучек. Может, ученый человек из тебя выйдет.

Школа. Полная военная форма и шашка на боку, только деревянная. Изучение приемов рубки тоже на деревянном коне. Все казачата мечтают о всамделишных конях и шашках.

Домой Коля прибегал всегда веселым и радостным. Выучит уроки, усядется на подоконник, вырезает из бумаги всадников и приклеивает их к стеклу. Окно превращается в поле боя. Тут и шашками рубят, пиками колют, конями мнут супротивников.

За это, конечно, от матери получал нагоняй, но дед заступался.

Любил Коля читать вслух книжки. Залезут с дедом на печь, поставят светильник на брус, Коля читает, а старик слушает и чего-нибудь добавит от себя. Читать приходилось вполголоса, чтобы младших сестренок и братишек не разбудить. Проснутся — качай до полуночи.

Однажды мальчик смастерил маленькую молотилку. Все, как у настоящей, только из дерева. Колосья даже обмолачивала.

Дед похвалил внука и в награду подарил набор своего инструмента:

— Мне он теперь уж ни к чему, глаза плохо видеть стали, руки трясутся.

Вскоре Томиных постигло большое горе: умер дед. Большая семья разделилась, Дмитрий Афанасьевич стал строить свой дом. Но беда не ходит одна — скоропостижно скончался отец Коли. Мать осталась с тремя детьми, ждала четвертого. Все хозяйство легло на щуплые плечи старшего сына.

Спустя два года после смерти отца мать вышла замуж за другого, уехала с ним в соседнее село. Имущество было разделено.

Коля не захотел жить с отчимом, остался в Казачьем Кочердыке. Переселился к дяде Леонтию, где жила бабушка Анна, а дом сдали в аренду.

Школу пришлось оставить и пойти работать на маслозавод к богатею Харинасу.

На холодном каменном полу стоит Коля и крутит тяжелую маслобойку. Штаны закручены до колен, русые волосы спадают на лоб. Перед глазами качается серая стена. Его товарищ, маленький худенький татарчонок Ахметка, поскользнувшись, упал, тяжелая фляга вырвалась из рук, и молоко разлилось.

Распахнулась дверь, на пороге выросла грузная фигура Харинаса. Он стоит, словно глыба на каменных тумбах, зло прищурив заплывшие жиром глаза. Хозяин подошел к перепуганному Ахмету, приподнял его за шиворот, и удары тяжелых кулаков посыпались на голову мальчика.

Коля кинулся на защиту товарища. Он с разбегу ударил головой Харинаса в отвислый живот, но тут же могучий удар выбросил его на улицу.

В голове звон, из глаз сыплются разноцветные искры.

Ахмет после побоев тяжело и долго болел. Колю Харинас выгнал с работы.

С этого дня, на удивление всем казачатам, Ахмет Нуриев и Коля Томин стали неразлучными друзьями.

…Тобол, сделав крутой поворот, устремил свои воды в сторону Казахского плоскогорья, но слишком твердой оказалась каменная гряда, и река, покорившись, устремилась вдоль кряжа.

Воскресенье. Жаркий, солнечный день. На приплеске сидят три паренька: Коля Томин, круглолицый, худощавый, и его товарищи — Веня Полубаринов и Саша Алтынов. Веня — белоголовый крепыш, Саша — сухой, высокий и длинный, за что ребята прозвали его «каланчой».

Товарищи следят за поплавками, а Коля, подперев руками щеку, задумчиво глядит вдаль. К подножию горы Пика прилепился Кобеков аул. Деревянный дом крупнейшего скотовладельца Кобека горделиво возвышается над землянками работников. В ауле визжат ребятишки, ссорятся женщины. За рекой слышно щелканье бичей пастухов, время от времени в вибрирующем мареве проплывают всадники.

Коля смотрит на эту картину, вспоминает рассказы деда о далеком прошлом своих предков. И видится ему:

…Предутреннюю тишину нарушил набатный звон колокола с наблюдательной вышки. В поселке тревога. Казаки седлают коней и вихрем несутся к месту сбора. Здесь они узнают, что их земляка, Ефима Томина, сегодня будут казнить в станице Усть-Уйской за участие в Пугачевском бунте. Скорее на выручку! Впереди всех, быстрее ветра, летит на своем скакуне он, Николай Томин. На площади станицы многолюдно. Палач, окруженный стражей, уже накинул петлю на шею казака. Николай прорывается сквозь толпу, взмахивает клинком, перерубает веревку. От второго удара слетает голова палача. Миг — и Ефим Томин за спиной Николая. Стражники опомнились, с гиканьем и свистом бросаются в погоню за храбрецом. Над головой свистят пули, земля дрожит от топота конских ног. Но где им догнать томинского скакуна. Тот будто летит на крыльях, дух захватывает…