Жизнь после утраты - Рэймонд Моуди

Хотя время и расстояние в конце концов заглушили назойливые крики чаек, скорбь, свидетелем которой он стал, запечатлелась в памяти Джо. Пережитое в тот день запомнилось на всю жизнь. У него возник интерес к проявлениям привязанности и к проблеме потери. Джо утверждает, что все живые существа (люди и животные — как дикие, так и домашние) страдают от утраты. Испытывать горечь потери так же естественно, как желать утолить голод и жажду.

 Первые привязанности и огорчения.

Младенцы очень зависят от своей привязанности, ведь благодаря ей они выживают. Обычно маленькие дети сильно привязаны к матери и горестно плачут, когда их разлучают. Даже если это временная или воображаемая разлука, возникшее чувство может быть поистине опустошительным. Чувство утраты приводит в действие шаблонные модели поведения значительно сильнее, чем какое-либо другое из чувств. Эти модели не исчезают, даже когда детство осталось далеко позади. Вместе со способом поведения и чувствами, которые развиваются с годами, взрослые люди продолжают испытывать те же чувства и вести себя так же, как в первый год своей жизни.

 Развитие моделей поведения, вызванных горем

Младенцы недостаточно развиты, чтобы различать свои переживания — это разлука, а это горе. А если бы даже и понимали, то не смогли бы сказать об этом. Как следствие, эти эмоции переходят на следующую стадию развития.

В этот период — на втором или третьем году жизни — дети начинают понимать, что именно они чувствуют, и развивают свои способности к выражению переживаний. В это время реакция на горестные события становится более явной. К несчастью, мало кто понимает, что у детей сохраняется неподдельная потребность в привязанности, что им необходимо выражать свою грусть, рожденную

расставанием. Большинство взрослых отвечают такими словами: «Перестань кричать!», «Большие дети не плачут!», «Нечего плакать!» или «Будешь плакать, я тебе задам!». Приведенные ниже примеры показывают, как развиваются модели поведения, вызванные горем.

 «Мы не хотели, чтобы дети поднимали шум»

У Эмили и двух ее сестер было шестеро детей: все в возрасте от года до четырех. Все три матери договорились разделить между собой обязанности нянь. Чтобы дети не плакали, когда мамы уходят из дома, сестры разработали определенную систему. Например, Эмили не говорила детям, что те должны остаться на несколько часов со своей тетей. Когда они приходили в теткин дом, то собирались в гостиной. Когда же для Эмили наступало время уходить, кто-то из взрослых отвлекал детей играми. Но всякий раз, когда дети Эмили возвращались в комнату, где видели маму в последний раз, они впадали в панику. «Мамочка... мамочка...», — кричали они и плакали, стуча по двери и требуя ее возвращения. Эти ощущения покинутости, предательства и горя пресекались недовольством их тети: «Что с вами такое? Вы же знаете, что она вернется».

Теперь уже вполне взрослые дети Эмили вновь испытывают при каждой утрате те же чувства покинутости, предательства и горя, хотя и научились от них избавляться — как их и учили с самого детства. Правда, одна из племянниц после смерти матери попыталась проникнуть в свое прошлое. «О чем вы все думали тогда?» — спросила она свою тетку. «Да просто не хотели, чтобы вы поднимали шум», — таков был ответ.

Постигнув, как шло развитие ее ощущений, племянница Эмили объяснила нам: «Я готовлю своих детей, я целую их на прощание и напоминаю, что через некоторое время вернусь. Они, наверное, погрустят немного, когда я уйду, но не станут ощущать себя покинутыми и потерянными — так, как это было со мной».

 «Опять эта похоронная процессия»

 (история Дайяны)

С самого раннего детства, когда мои родители уходили на работу, со мной оставалась бабушка. Когда мне исполнилось пять лет, мы с родителями и старшей сестрой переехали из Хот-Спрингс, штат Арканзас, в Хьюстон, штат Техас, а бабушка осталась на прежнем месте. И, хотя мы часто ее навещали, всякий раз наше прощание перед отъездом домой в Техас заканчивалось одинаково.

Мама и сестра прощались с бабушкой еще в доме и торопились сесть в машину. Тогда-то мы с бабушкой давали волю своим чувствам. В последние прощальные минуты в бабушкином доме я пыталась запомнить аромат свежеиспеченного домашнего пирога, капельки из протекающего крана на кухне, выцветшие цветы на обоях и, конечно же, крепкие бабушкины объятия.

Пока мы прощались, мама терпеливо сидела за рулем, а сестра, откинувшись на подушки сиденья, постукивала наманикюренными ноготками по боковому стеклу. Спустя некоторое время мать заводила мотор, тем самым давая понять, что пришла пора уезжать. Когда из-за скрипучей двери в обнимку и в слезах появлялись мы с бабушкой, сестра начинала громко жаловаться: «О Господи! Опять эта похоронная процессия».

Забравшись на переднее сиденье, я судорожно вертела ручку, чтобы поскорее опустить стекло, отделявшее меня от бабушки. Когда автомобиль устремлялся вперед, я посылала прощальный поцелуй. Бабушка утирала слезы хорошеньким сшитым ею самой передником. Казалось, ее сердце разрывается, но она тоже поднимала свою морщинистую руку к губам, чтобы послать мне ответный поцелуй. Я высовывалась из машины по самые плечи, в надежде подольше видеть обожаемую бабушку. Но вскоре между нами оказывалось множество зданий. «Ох, милая, пожалуйста, перестань плакать. Ты можешь заболеть, оттого что так плачешь», — молила меня мама.

Маленькой девочке не позволяли проявлять свои чувства, но так происходит с большинством детей. А мой разум прибавил еще одно слагаемое к материнскому предупреждению. Мой дедушка скончался от неизвестной болезни; поэтому я составила такое уравнение: если я стану плакать, то заболею, если я заболею, то умру. Плач = болезнь = смерть. Слезы становились противоположностью жизни, и бороться с этим можно было лишь одним способом — удержать их, чего бы это ни стоило.

Лет тридцать спустя, после смерти моих родителей, я чувствовала, что сердце мое тонет в слезах. Перед глазами проходили мои первые утраты и то, как я с ними справлялась. Я стала исследовать — что такое плач, как он воздействует на иммунную систему, каковы другие реакции на горестные события. С одной стороны, я понимала, что мать хотела сохранить мое здоровье, и я ей за это благодарна. С другой же стороны — я узнала больше, чем было известно ей. То, что сдерживаемые страдания никому не идут на пользу, то, что слезы выводят из организма токсины. И теперь, вместо одной-единственной неосознанной реакции, я могу сознательно выбирать, как вести себя при расставании.

«Я горевала всю свою жизнь»

28 июня 1922 г. семнадцатилетняя девушка родила в приюте Форт-Уорта (Техас) девочку. Спустя три дня у новорожденной появились двадцатилетние приемные родители, и черноволосая крошка с носиком-пуговкой обрела любящую мать, прекрасный дом и имя Леона.

«Я помню, что жизнь была такой прекрасной, — рассказывала Леона о своих ранних годах, — но потом моя мама заболела, ей нужно было делать операцию, но случилось так, что она умерла на операционном столе. И я в трехлетнем возрасте вновь осиротела. В семье мы никогда об этом не говорили, — продолжала Леона со вздохом, — я просто молча горевала, и мое горе лишь накапливалось во мне. Это было ужасно. Я ходила в школу, училась, вышла замуж, рожала детей, стала бабушкой, но грусть оставалась неизменной. Я плакала по ночам, и для этого совсем не нужен был повод. Теперь я понимаю, что всю свою жизнь горевала».

История Леоны показывает, что подавленная грусть может возвращаться и не только в момент тяжелой утраты; любое сильное желание может вызвать изначальную боль.

 ЗНАКОМСТВО С ПОНЯТИЕМ СМЕРТИ

Обычно к двум годам дети сталкиваются с понятием смерти. В прежние времена люди не избегали этого — напротив, смерть воспринималась как естественное завершение жизненного пути. С пришествием же новой культуры, сконцентрированной на молодости, тема смерти сделалась запретной, и теперь мы знакомимся со смертью главным образом посредством телевидения. К сожалению, частые сцены насилия ничему хорошему о смерти не учат. Смерть не выглядит настоящей, поэтому никакого сочувствия понесшие утрату не вызывают.

Первые детские впечатления о смерти часто оказываются самыми яркими и остаются такими всю жизнь. Для одних это может быть найденная мертвая птичка, а для

других — смерть любимого домашнего животного или члена семьи. Многие знакомятся с понятием смерти, когда умирают их дедушки или бабушки. Грусть так могущественна, что может передаваться от человека к человеку, о чем и пойдет речь в следующем примере.

 Грусть через поколения