Прорвать Блокаду! Адские Высоты - Алексей Ивакин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом ухнуло. Второй раз, третий.
Лейтенант наконец приподнялся и прыгнул из проема. Ему стало стыдно, что это не он подал команду, что он упал, что ему наступили на ладонь.
– Взвод! – закричал он. – По самолетам противника… Огонь!
И, выхватив револьвер, стал палить вверх. Сначала одна, потом другая, потом третья винтовка стала палить в небо.
– Ууууффффыррррр… – мелькнула крестом тень. Потом еще одна. Рядом что-то грохнуло. Кисло запахло взрывчаткой. Бешеная стрельба во все стороны.
Время от времени лейтенант вжимался в землю, когда бухали взрывы. А потом он щелкал и щелкал наганом в небо, не замечая, что патроны уже давно закончились. Ему казалось, что он попадает, но он не попадал, потому что…
– Виииииуууухххх! – близкий взрыв подкинул лейтенанта вместе с насыпью, щедро сыпанув горстью земли по лицу.
А после все закончилось, так же внезапно, как и началось. Лишь где-то в вечернем небе угасал наглый звук немецких «Юнкерсов».
Лейтенант потряс головой, сбрасывая землю с лица. Потом приподнялся. Снова потряс головой.
– Взвооод! – услышал он сквозь туман. – Отбой воздушной тревоге! Становись!
Он попытался «становиться», но по голове словно било молотком, поэтому лейтенант смог лишь перевернуться и встать на четвереньки.
– Товарищ лейтенант! Живы? – рыжий челябинец вдруг мелькнул перед глазами. – Ранены?
Кондрашов снова потряс головой, вставая:
– Да вроде бы нет…
А голова слегка кружилась.
– Кондрашов? Все целы? – хлопнул его кто-то по плечу, отчего лейтенант пошатнулся.
– А? – оглянулся он.
Перед ним стоял товарищ старший лейтенант Смехов, командир роты. Только почему-то расплывался слегка. Только в этот момент комвзвода понял, что где-то потерял очки.
– Вроде целы…
– Вроде! – крикнул на него старлей. – Доложить о потерях через десять минут.
И тут же умчался к началу состава.
– Что, лейтенант! Познакомились с землей? – беззлобно пошутил сержант и протянул ему очки. – Вот, валялись под ногами. Хорошо, что никто не наступил.
Кондрашов взял свои «велосипеды», протер их рукавом гимнастерки и нацепил на нос. Мир снова стал нормальным. Кроме рук. Они немного дрожали. Совсем немного. Но Кондрашову вдруг показалось, что это дрожание видят все – убежавший комроты, улыбающийся замкомвзвода, ругающиеся бойцы, встающие с земли. Лейтенант засунул руки в карманы галифе, хотя раньше не позволил бы этого ни за что.
– Вы слышали, что командир роты сказал? Проверьте личный состав, – скомандовал комвзвода. Голос тоже дрожал.
– Конечно, товарищ лейтенант, – неуставно улыбнулся Пономарев.
«Странно он как-то улыбается, – подумал Кондрашов, – все время только левой половиной лица. Почему?»
– Взвод! Становись! – отвернулся от командира сержант.
Бойцы, беспрестанно ругаясь на фрицевские самолеты и погоду, начали выстраиваться в две шеренги.
Кондрашов, морщась от боли в голове, полез в вагон за документами.
Пока он ползал, ушлый сержант умудрился уже проверить наличие личного состава. Все были целы и здоровы. Не хватало только одного бойца.
– Рядовой Тиунов пропал, товарищ лейтенант!
– Как пропал? Куда пропал? – забеспокоился Кондрашов. Еще не хватало бойца потерять…
– Командир отделения говорит, что выпрыгивал со всеми, но…
– Надо найти! Непременно найти! – лейтенант сразу забыл и про головную боль и про бомбежку.
– Может, его бомбой… – высказался кто-то из строя. – Бомба-то она совсем рядом легла!
– Взвод! – крикнул лейтенант. – Поотделенно! Цепью! Прочесать…
И только сейчас лейтенант увидел – где они остановились.
Поезд стоял на небольшой насыпи. Они ссыпались из вагона на левую, южную сторону. Буквально метров десять от насыпи – полоса отчуждения с торчащими пеньками вырубленных деревьев. И на этой полосе вонюче дымится воронка. А потом лес. Лес… Одно название. Кривоватые березки на жидкой, болотистой почве. То ли дело дома…
– Прочесать лес в глубину на сто… Нет! На двести метров!
Лейтенант пошел первым. За ним – взвод. Левой рукой Кондрашов держал наган. Правой – доставал патроны и заряжал его на ходу. Руки еще дрожали. Поэтому он уронил парочку.
И никого.
«Сбежал? Сбежал?» – билась лихорадочная мысль. Действительно. Никого нет. И следов нет.
– Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! – закричал кто-то за спиной.
Кондрашов, не раздумывая, бросился на крик.
Рядовой Тиунов лежал ничком ногами к поезду. По его брючинам растекалось темное пятно.
– Живой? – бросил лейтенант.
– Вроде дышит, – ответил санинструктор взвода, щупая пульс на шее раненого.
– Что с ним? – присел на корточки Кондрашов.
– Сейчас посмотрим… – Санинструктор, Шмелев, кажется? – ловко выхватил нож и вспорол брючину вместе с кальсонами.
– Ух, мать твою! – пронеслось по взводу.
Осколок вошел в правую пятку Тиунова и прошел под кожей, выйдя на пояснице и распоров мышцы голени, бедра, ягодицы.
– В сознании? – спросил комвзвода.
– Не… – качнул головой санинструктор. – В госпиталь надо его.
Тиунова переложили на шинель и потащили к госпитальному вагону.
Зампомкомвзвода горестно качнул головой, провожая взглядом бойцов:
– Вот и отвоевался Ванька.
– Почему отвоевался? – не понял лейтенант.
– Пока он по госпиталям проваляется – мы и войну закончим!
– По вагонам! По вагонаааам! – понесся крик вдоль состава.
Лейтенант Кондрашов и его бойцы побежали к вагону, хлюпая сапогами по канавной жиже.
А сержант Пономарев крикнул на бегу:
– Не волнуйтесь за бойцов! В госпитальном доедут!
Когда эшелон тронулся, Кондрашов внезапно задремал. И в дреме он повторял про себя:
Эшелоны, эшелоны…Тут платформы, там вагоны.Здесь пиликает гармошка,Там в котел кладут картошку.
Эшелоны, эшелоны…Кто забудет, кто запомнит?Кто-то ляжет на Неве.Кто-то в дальней стороне.
Эшелоны, эшелоны…От Приморья и до ДонаЕдет на войну Россия.Из Чукотки, из Сибири.
Эшелоны, эшелоны…Танки, самолеты, кони.Мужики со всей страны.Эшелоны – кровь войны…
Эшелон прибыл ночью.
Взвод стоял, откровенно зевая, перед вагоном и дожидался команды. Лейтенант Кондрашов ходил перед строем и нервничал. Хотелось двигаться куда-то или спать лечь. Хуже нет – встать в три часа ночи и ничего не делать. А скоро рассвет – хоть и август, но это север. Скоро светать будет. А они все стоят и стоят.
– Товарищ лейтенант! Разрешите обратиться! – подал голос один из бойцов. – Куда приехали-то?
Если бы комвзвода знал бы сам – тогда бы непременно ответил.
Но он не знал, поэтому и ответил:
– Куда надо, туда и приехали, товарищ боец!
Сержант Пономарев подошел к лейтенанту и тихонечко сказал:
– Так, может, в вагоне пока посидим? Чего под дождем-то мокнуть? Вона, и гроза сверкает!
Лейтенант заколебался. И впрямь – чего стоять-то?
С другой стороны, был приказ – выйти из вагонов, строиться и ждать. Сомнения прервались мгновенно – после того как вагоны дернулись и поплыли мимо взвода обратно на восток.
– Не курить! – закричал лейтенант, увидев огонек самокрутки.
А вагоны набирали ход. Вот они замелькали мимо… Вот поезд исчез в темноте августовской ночи сорок второго года.
За спинами солдат открылись какие-то дымящиеся развалины. Мимо них по перрону бегали люди в военной форме, что-то где-то гудело, фырчало, лязгало.
– Стоим и ждем, – скомандовал лейтенант. И снова зашагал вдоль строя. Ожидание затягивалось.
Кондрашов ходил туда-сюда и считал шаги. Двадцать туда – двадцать сюда. Он шагал, стараясь не ступать на трещинки асфальта на узком перрончике. Но трещинок было много, а он боялся показаться смешным, поэтому все ступал и ступал на трещинки.
Наконец к нему подбежал адъютант командира роты:
– Товарищ лейтенант! Товарищ старший лейтенант собирает командиров взводов!
– Пономарев! – крикнул лейтенант. – За старшего!
И побежал к месту сбора.
– Здорово, Леха! Как добрался? – засмеялся, увидев однокурсника, лейтенант Москвичев.
– Здравствуй, – сдержанно поприветствовал командира первого взвода Кондрашов. По мнению Кондрашова, Москвичев уж очень фамильярно себя вел. А по мнению Москвичева, Кондрашов уж очень был серьезен.
– Плохо добрался. Раненого сняли после бомбежки, – сказал Кондрашов.
– А у меня все отлично! Представляешь, я немца чуть не сбил! Стреляю в него и чувствую – попал! Ну, ты же знаешь, как я в училище стрелял! И он в сторону. Думаю, сбил, а он…
– Трепло ты, Серега, – мрачно сказал лейтенант Павлов. И тоже Серега. Все трое закончили ускоренные курсы, и всем троим удачно свезло попасть не только в один полк, но даже и в одну роту. – Все бы тебе ржать.
Москвичев подкрутил усы а-ля Буденный и ответил:
– А чего грустить-то?
