Замок Лорда Валентина - Роберт Силверберг

Шанамир шокированно заморгал.

– Он Корональ!

– Он для меня ничто, как и я для него – меньше, чем ничто.

– Он правит. Он следит за справедливостью. Он отгоняет хаос. Ты сам говорил это. Разве все это не заслуживает уважения?

– Уважения – да. Но не поклонения.

– В поклонении королю нет ничего нового. Мой отец рассказывал мне о старых временах. Короли были давным-давно, еще на Старой Земле, и я готов держать пари, что им поклонялись куда более диким образом, чем сегодня.

– И одни были утоплены собственными рабами, другие отравлены своими министрами, третьи задушены своими женами, и свергнутые народом, которому они якобы служили, и всякого последнего короля зарывали и забывали. – Валентин почувствовал в себе странный жар злости и с отвращением сплюнул. – А множество стран на Старой Земле обходились вообще без королей. Зачем они нам на Маджипуре, эти экспансивные Коронали, страшный старый Понтификс, прячущийся в своем Лабиринте, посланец скверных снов с Суврейла? Нет, Шанамир, может, я слишком глуп для понимания этого, но для меня это не имеет смысла. Это безумие! Эти восторженные вопли! Спорю, что никаких восторгов нет, когда по улицам проезжает мэр Пидруда!

– Нам нужны короли, – настаивал Шанамир. – Этот мир слишком велик, чтобы управляться одними мэрами. Нам нужны великие и могучие символы, монархи, почти равные богам, чтобы держать все вместе. Смотри, смотри, – мальчик указывал на балкон. – Видишь маленькую фигурку в белом плаще: это Корональ Маджипура. Неужели ты не чувствуешь никакого трепета, когда я говорю это?

– Никакого.

– И ты не взволнован, зная, что в этом мире столько миллиардов людей и только один Корональ и что сегодня ты видишь его собственными глазами, а больше никогда не увидишь? Ты не чувствуешь благоговения?

– Нет.

– Странный ты человек, Валентин. Я никогда не встречал другого такого. Как может быть, чтобы человека не трогало лицезрение Короналя?

– Я, – сказал Валентин, пожав плечами, – и сам слегка запутался с этим. Давай пойдем отсюда. Я устал от этой толпы. Давай найдем гостиницу.

Обходить площадь было долгим делом, потому что все улицы вели к ней, а параллельных ей было очень мало. Валентин и Шанамир шли все расширяющимися кругами, в то же время пытаясь держаться западного направления, а цепочка животных безмятежно постукивала копытами вслед за ними. Наконец они вышли из квартала отелей и богатых магазинов в район складов и дошли до захудалой гостиницы с покосившимися черными балками и обтрепанной соломенной крышей, со стойлами на заднем дворе. Шанамир устроил своих животных и пошел через двор к жилью хозяина гостиницы, оставив Валентина одного. Валентин ждал довольно долго. Ему показалось, что он даже здесь слышит приглушенные расстоянием крики: «Валентин… Лорд Валентин!» Но эти многочисленные выкрикивания его имени для него ничего не означали, потому что это было имя другого человека.

Шанамир вернулся, легко и быстро пробежав через двор.

– Все устроено. дай мне какую нибудь монету.

– Пятьдесят?

– Мельче. Много мельче. Что-нибудь вроде полкроны.

Валентин достал монеты, рассортировал их при тусклом свете лампы и протянул несколько потертых монет Шанамиру.

– За ночлег? – спросил он.

– Взятка сторожу, – и ответил Шанамир – Спальные места сегодня трудно найти. Появление лишнего человека означает уменьшение места для остальных, и если кто-нибудь сосчитает головы и пожалуется, сторож нас выкинет. Иди за мной и помалкивай.

Они вошли внутрь дома. Там пахло соленым воздухом и плесенью. За столом сидел жирный хьорт с серым лицом, похожий на огромную жабу, и складывал узоры из игральных шнуров. Он только поднял глаза. Шанамир положил перед ним монеты, и хьорт чуть заметно кивнул головой. Дальше шла длинная узкая комната без окон, освещенная красноватым светом трех висящих в разных местах ламп. Во всю длину комнаты на полу рядами лежали матрацы, и почти все они были заняты.

– Сюда, – сказал Шанамир, слегка подтолкнув один матрац носком сапога. Он быстро снял верхнюю одежду и лег, оставив место Валентину.

– Приятного сна, – сказал он.

– И тебе тоже, – сказал Валентин, разделся и лег рядом. Отдаленные крики все еще звучали у него в ушах, а может и в мозгу, и это его удивило: это могло относиться к ночному сну, а за ним следовало внимательно следить, чтобы понять его значение, но сначала должен быть глубокий сон, сон полного изнеможения. А утром? Новый день. Ничего не случится. Ничего.

4

Сон, конечно, был где-то среди ночи Валентин поместил себя на некотором расстоянии от сна и следил за его развитием, как его учили с детства. Сны имели большое значение: они были посланиями Сил, правящих миром, и направляли жизнь человека. Они отклоняли опасность, потому что были выражением глубочайшей истины. Валентин увидел себя идущим по обширной пурпурной равнине под зловещим пурпурным небом и раздутым янтарным солнцем. Он был один, лицо его было истощенным, с валившимися глазами. Он шел, а земля перед ним растрескивалась, зияющие щели были внутри ярко-оранжевыми, и из них выскакивали какие-то существа, как детские игрушки из коробки, визгливо смеялись над ним и быстро отступали в трещины, когда те закрывались.

Вот и все. Неполный сон, поскольку он ни о чем не рассказывал, не имел рисунка конфликтов и решения. Это был только образ, странная сцена, кусочек большой картины, которая еще не явилась ему. Валентин даже не мог сказать кем послан этот сон: благословенной Леди с Острова Снов или злобным Королем Снов. Он лежал, наполовину проснувшись, обдумывая некоторое время сон и наконец решил не придавать ему большого значения. Он чувствовал себя как-то странно отдаленным от своего внутреннего "я": будто он вообще не существовал до вчерашнего дня. И даже мудрость сна теперь от него скрыта.

Он снова уснул, и ничто не тревожило его сна, кроме недолгого, но шумного дождя и снов он больше не видел. Его разбудил свет, теплый золотисто-зеленый свет, льющийся с дальнего конца узкого длинного холла. Дверь была открыта. Шанамира не было. Кроме Валентина, в комнате спали еще двое.

Валентин встал, потянулся, размял руки и ноги и вышел во двор, чувствуя себя бодрым, энергичным, готовым ко всему, что принес ему день. Утренний воздух был плотным и влажным, но теплым и ярким, и ночной туман исчез. С чистого неба шел жар летнего солнца. Во дворе росли три больших вьющихся лозы, по одной на каждой стене; их искривленные стволы были шире человеческой талии, глянцевитые лопатообразные листья имели глубокий бронзовый оттенок, а молодая поросль – светло-красный. Лозы были усыпаны ярко-розовыми цветами, похожими на маленькие трубы, но кроме цветов, на них были также и созревающие плоды – тяжелые бело-голубые ягоды, блестящие от влаги. Валентин сорвал одну ягоду и съел сладкая, с привкусом молодого вина. Он съел вторую, потянулся за третьей, но передумал.

Обойдя двор, он заглянул в стойла и увидел животных Шанамира, спокойно жующих солому, но самого Шанамира не было. Наверное, убежал по делам. До Валентина донесся запах жаренной рыбы, и он сразу почувствовал голод. Он открыл расшатанную дверь и оказался на кухне, где маленький усталый человек готовил завтрак для дюжины постояльцев различных рас. Он без интереса взглянул на Валентина.

– Я опоздал к завтраку? – мягко спросил Валентин.

– Садись. Рыба и пиво. Тридцать весовых единиц.

Валентин нашел монету в полкроны и положил на плиту. Повар дал ему несколько медяков сдачи и бросил второй кусок рыбного филе на сковородку. Валентин сел у стены. Несколько завтракавших собрались уходить. Стройная гибкая женщина задержалась перед Валентином.

– Пиво в этом кувшине, – сказала она. – Обслуживай себя сам.

– Спасибо, – сказал Валентин, но она уже вышла.

Он налил полную кружку. Пиво было грубое, с резким привкусом. Через минуту он получил рыбу, зажаренную до хруста, вкусную. Он быстро съел ее.

– Еще, – сказал он повару, который мрачно посмотрел на него, но уступил.

Валентин заметил, что сидящий за соседним столиком хьорт, толстый, с раздутым лицом, пепельно рябой кожей и большими выпуклыми глазами, внимательно разглядывает его. Это странное наблюдение было неприятно Валентину. Через некоторое время он быстро взглянул на хьорта. Тот заморгал и отвел глаза.

Через несколько минут хьорт снова повернулся к Валентину и спросил:

– Только что прибыл?

– Ночью.

– Надолго?

– До конца фестиваля, во всяком случае, – ответил Валентин.

В этом хьорте было что-то, что инстинктивно не нравилось Валентину. Может быть, просто его внешний вид, поскольку Валентин находил хьортов непривлекательными, грубыми и надменными созданиями. Конечно, это было нехорошо: ведь хьорты не виноваты, что так выглядят, и люди, наверное, им тоже кажутся неприятными, тонкими существами с отвратительно гладкой кожей.