Призраки кургана - Денис Чекалов

Вместо клинков выдвигались сухие тонкие кости, белые пластины панцирей растрескивались, шеи безвольно сгибались под тяжестью голов, глаза закрывались бельмами.

Что-то еще случилось, но в первый момент никто не мог сообразить, что именно изменилось, пока почти одновременно все поняли — исчез непрерывный вой. Воцарилась благословенная тишина, нарушаемая лишь привычными звуками продолжавшегося боя.

Теперь торжествующие крики стали издавать люди, тесня и круша противника. Сердце ведуньи исполнилось радости — ее молитва услышана, восставшая нечисть исчезнет с лица земли, не ступив на мост, к которому так стремилась.

Девушка встретилась глазами с Ольгердом, лицо ратника сияло улыбкой, и на какой-то миг они забыли о еще грозящей опасности. Но чуткое ухо старого воина среди шума сражения уловило пронзительное пение стрелы, и еще не видя ее, он знал, кто будет целью.

Не оглядываясь, не раздумывая, ратник дернул поводья, бросая лошадь вперед, собственным телом создавая заграду между летящей смертью и Снежаной.

Почувствовав боль только от удара, он обрадовался, уверенный, что наконечник не пронзил кольчугу, но дрожащее перед глазами белое оперение сказало ратнику, что стрела застряла в груди. Услышав пронзительный вскрик Снежаны, он попытался обернуться, чтобы успокоить ее, но земля мягко качнулась, и он с удивлением понял, что прижимается щекой к траве.

Ведунья скользнула с седла, упав на колени рядом, отбросив шлем, прижалась ухом к груди раненного. Серебряные гребни не удержали черные густые волосы, гладко зачесанные со лба, и они блестящей волной покрыли кольчугу.

Кровь выступила возле древка стрелы, и подняв голову, Снежана дотронулась до алой капли, поднеся ее к губам — подобно немногим другим волхвам, она умела точно определять по вкусу крови характер ранения и поврежденный орган.

Лицо ее не изменилось, осторожно подсунув руку под спину Ольгерда, она поняла, что стрела застряла в теле, и наконечник не причинит лежавшему навзничь дополнительной боли.

Так же бережно девушка сняла шлем с воина, облегченно вздохнувшего, не глядя, сдернула притороченную к седлу небольшую сумку и, вынув из нее атласный плащ, подложила под голову.

Бродир, старый товарищ Ольгерда, глаза которого наполнились слезами при виде белого лица друга и стекающей из уголка рта струйки крови, закричал:

— Ворожи, Снежана, лечи же его!

Но та лишь взглянула на него печально — ведунья могла лечить, но не воскрешать умирающего, уже переступившего черту жизни. Бой откатился от моста, кто-то сбегал к реке, принеся воды в собственном шлеме, и Ольгерд выпил несколько глотков, наслаждаясь каждым.

Девушка холодной водой обтерла его лицо и шею, успокаивая, что-то ласково приговаривая. Обращаясь к Бродиру, воин прерывающимся голосом попрощался с ним, но тот продолжал упрямо твердить:

— Нет, нет, еще не время нам расставаться, Снежана вылечит тебя!

Ольгерд только ласково и снисходительно усмехнулся, как будто разговаривал с малым ребенком. Несмотря на палящее солнце, он почувствовал холод, медленной волной поднимающийся от ног к сердцу, и заторопился, боясь, что не успеет сказать необходимое.

Хриплым голосом, обращаясь к Снежане, он попросил ее придвинуться, и девушка приблизила лицо к его губам. Черные крылья ее волос отгородили их от окружающего мира, и Ольгерд почувствовал нежный, еле уловимый аромат ландыша, так отличающийся своей прохладой от зрелых, пьянящих запахов середины лета.

Несколько человек, стоявших рядом, поняли, что он хочет сказать ведунье нечто тайное, и отошли, тихо переговариваясь и наблюдая уже не за боем, а за исчезновением тварей. Ольгерд прошептал непослушными губами:

— Я солгал тебе, Снежана, — помолчал, набираясь сил и продолжил, — тебе и сыну. Когда отсылал его с поручением, то уже знал, что скоро сражение с чем-то неведомым. И захотел сохранить его, оградить… он не простит, ежели узнает… и душа моя никогда не успокоится.

Он смолк, закрыв глаза, и на миг показалось, что дыхание прервалось, но шорох голоса послышался вновь.

— Детей других отцов взял, и они полегли здесь, а своего сохранил. Смерть моя — наказание богов за малодушие и подлость.

Снежана воскликнула:

— Неправда, ты спас меня, спас жизнь другого человека, как ты можешь называть себя подлым?

Но тот уже не слышал ее и, глядя в синие глаза, путая их со звездами, обращаясь то ли к ней, то ли к высшему существу, прошептал последние несколько слов, в ответ на которые она ответила только:

— Обещаю.

Снежана опустила веки умершего, постояв рядом на коленях — ей казалось, что она видит прозрачное облачко души, отделившейся от тела и улетевшей в иной, неведомый мир. Вдруг слезы на глазах девушки высохли, она выпрямилась во весь рост, ища взглядом зомби, все еще сидящего неподвижно на своей мертвой лошади с опущенным арбалетом в руке.

Поняв, что ратник умер, а ведунья по-прежнему жива, он широко раскрыл рот в крике, одновременно злорадном и разочарованном. Снежана схватилась за меч, сделав шаг вперед, но тут же остановилась в удивлении.

Крик заглох, превратившись в удушливый клекот, страшный и единственный порыв ветра ударил зомби в лицо, забивая рот, наполняя, разрывая тело.

Он выпустил арбалет и поводья, хватаясь за шею, как будто пытался выдавить из нее излишки воздуха. Глаза вылезли из орбит, тело, корчась, вздувалось пузырями, одновременно расширяясь подобно воздушному шару. Ведунья, потрясая мечом, закричала:

— Ты проклят, тебя наказывает грозный Велес!

И в тот же момент тело зомби лопнуло, разлетевшись по долине ошметками, которые мгновенно поглотила земля. За ними последовали остатки стаи, и зеленое, изрытое копытами лошадей поле опустело. Остались лежать только тела убитых воинов, старых и молодых.

Глядя в васильковые глаза одного из них, Снежана вспомнила покаянные слова: «Дети других отцов полегли здесь, а своего сохранил».

Глава 1

Ледяная пустыня

 Яркое солнце, сверкающий вокруг белый покров снега, чистое голубое небо над нами не вызывали в душе чувства радости, столь естественной в такой сияющий день.

Слишком огромна была эта пустыня, красно холодное светило, унылы почти одинаковые сугробы с загнутыми пролетевшим ветром верхушками и острыми краями снега там, где он поднимался недавней вьюгой. И слишком малы и одиноки казались мы, две человеческие фигуры, теряющиеся в бескрайних просторах.

Снежана, закончив рассказ о давно миновавшем бое, теперь ехала молча, задумчиво сдвинув тонкие брови, — видно вновь переживая события, казавшиеся забытыми, но вдруг так ясно выступившими из пелены времени. Синие глаза посмотрели на меня: