Нештатная ситуация - Владимир Яценко

– Не будет задача выполнена, – бурчит сержант. – Архипелаг в экваториальной зоне, разлом на континенте, ни черта мы не сделали…

Но мне уже не до него: поверхность стекла начинает всё больше отзеркаливать.

С десяток смертов плавают в воздухе и бросают в жидкость клочки невесомой ткани, чтобы те связывали собой хлопья осадка, не давая ему возможности осесть на зеркало.

Корнелиус хмурится, водит руками – жидкость бурлит, волнуется…

Ещё пяток нагов сверху наблюдает. Вороньё проклятое.

И чего это я на них взъелась? Подумаешь, с месяц назад в куски порвали трёх бедолаг, что дорогу им заступили. А знакомство состоялось, когда они при нас какую-то девку в землю вбили. По уши. Что-то не то она им сказала. Или посмотрела не так. Если бы в кино такое увидела, может, и засмеялась бы: платье наверху, – в землю не вошло, значит, – а голова из этого вороха, словно капуста из ботвы торчит. Только орала она так, что не до смеха… ещё дня два в голове звенело. И помочь никто не решился. Все мимо прошли.

И мы с Битоком.

Были ещё эпизоды. Не то чтобы страшные – неприятные. Из такого, о чём вспоминать не хочется. Вот Битока мочалками на конечностях наградили. Теперь словно пудель. Смешно?

А ведь когда молчат и ничего не делают – нормальные мужики. Таких у нас на флоте – как собак нерезаных. Высокие, плоские, широкие. Гладкие скуластые лица, ямочки на волевых подбородках, глаза сверкают…

А может, и вправду взорвать всё к чертям?!

– Активнее! – кричу Корнелиусу. – Труси сильнее.

– Не, – совершенно спокойно говорит Биток. – Точно взорвёмся. Жара-то какая…

В зеркале всё яснее проявляется небо.

– Всё! Баста! Хорош! Корнелиус, сливай раствор. Теперь воду! Много воды…

– Глянь, командир, сдаётся мне, что наши с плавкой перестарались. Зеркало-то вогнутое!

– В самом деле. Тогда надо бы этим ариэлям [1] сказать, чтоб не ловили блеск – в самом ярком положении жарковато станет…

Поздно.

– О! Упал, – спокойно говорит Биток. – Ещё дымится. Во, блин! Икар [2]хренов. Жаль, что не Корнелиус…

Лжёт Биток.

Нет в его голосе сожаления.

3. Биток

Армия – это и есть Рай, в котором командиры и солдаты видят Бога в обстоятельствах и обращают дела Его во исполнение своей боевой задачи.

Народу собралось – тьма. Не протолкнуться. И это в пустыне… Ну-ну. Черти эти в плащах по небу летают. Но уже в стороне от зеркала. Как один из них сверху грохнулся, так они врассыпную. Будто воробьи с куста от пистолетного выстрела. Тоже мне – птицы шизокрылые! Только гонору мне сейчас показывать не нужно. Шерсть на ладонях даже пальцы в стороны растопыривает. Теперь, если выживу, ко мне будут обращаться: «Ваша пальцатость!» А вот ноги – это здорово. И вправду, куда бы ни ступил, всё как по ковру. Только как мне их мыть теперь? Или правильнее сказать – стирать? А зеркало… теперь бы аборигенам в архимеды кого-нибудь определить, чтоб нашёл способ эту махину приподнять да на цель направить. Жопу так подпалит, что не до шерсти будет… Тихо, Биток, тихо… К вечеру дело идёт. Солнце уже к царь-дому клонится. «Лидор» всё ярче сверкает. И вправду занятно выглядит – как зуб. Здорово наши эту выпечку сотворили. Крепкая зараза, умаялся, пока ломиком… Зато теперь – житуха! Никакого ломика. Никогда.

Я вновь рассматриваю шерсть на ладонях. Кажется, ещё немного подросла. Или только кажется? С фантазией у них слабовато, конечно. Вот, скажем, если бы он меня во рту такой шерстью наградил, то я бы уже и о вытекшем зубе забыл. А так, как не поверну язык, всё на дырку в штакетнике натыкаюсь. И голова! Пожалуй, права командир. Не улыбаться и только в шляпе ходить… Хорошо бы ещё паранджу.

Только не додумались местные до такой чудесной штуки.

Жаль. Очень жаль.

Лейтенант зеркало сделала, я глянул, – едва не обделался. Жуткий вид. Пристреливать таких и хоронить в цинковых гробах. Даже инопланетянам позировать таким срамом стыдно.

Зато командир – наш человек! Если меня с души воротит, то ей-то каково со мной рядом быть? А виду не подаёт. Не фарт ей. Первый десант, и такая незадача. У меня-то сотый, плевать. Наши улетят, беду кому надо доложат. АСС через месяц тут будет. А «нянька» уж точно что-то придумает. Аварийно-спасательное судно – это же целый институт на линкоре. Звёздный город! По размерам и народонаселению – не меньше нашей Базы. Точно говорю!

Они там на таких делах собаку съели, а как добавку видят, так аж прямо трусит их от возбуждения. Вытащат! И облик человеческий вернут. Как тогда, после Шуны. Полголовы снесло, и всё равно спасли. Хорошо ещё черепную кость от какого-то покойника приделали, а то ходил бы я сейчас с дыркой в голове. И ветерок бы мне мозги обдувал…

Прилетят и починят. Им только в удовольствие.

И ведь не вру нисколечки! И про удовольствие, и про возбуждение… И медсёстры у них покладистые… а чего же стыдиться связи с героем? Отбоя не будет от отбоя без подъёма! И всё чисто, стерильно, духи, крема… И бельё похрустывает, пододеяльник-наволочка. И прибавка к заслуженной пенсии, и ещё один костерок на лацкане…

И лейтенант ворчать не будет. Впрочем, если уж о лейтенанте, так лучше всё-таки с ней. До обеда, и после, и вместо… Только уж слишком молода она. Чтобы с ней бельём хрустеть.

Да и не продержаться нам этот месяц.

Досюда дотянули, потому что цель была. А теперь, как наши слиняют, то, извиняюсь, не до цели мне будет. Сволочей этих давить хочу… Только они сильнее. Шерсть на ладонях! Посильней и посволочней меня будут.

Нет. Никак не продержаться!

А хотелось бы.

И даже не так слинять хотелось бы, сколько до их глоток добраться. Задница лейтенанта ему приглянулась. Ну, это не раньше, чем ко мне в задницу заглянет!

Тихо, Биток, тихо…

Страшно-то как! И нет выхода. Или потому и страшно, что нет выхода?

Боже, знаю: Ты – есть!

Не прошу «спаси меня», потому как не знаю, нуждаюсь ли во спасении. Прошу: «посмотри на меня», а всё остальное Сам решишь. Что дашь, то и приму…

А я тут уже насмотрелся. Всякого. Разного. Как, к примеру, «достойные» со смертами разбираются. Чуть что не так, – хлоп! Возьмёт и в крысу превратит, с него станется. А потом ещё с семьи плату вытребует, за то, что соответствующую форму приладил к сущности их отца семейства. Ошибку природы исправил, блин. Мать их всех…

А ежели денег семейство не наскребёт, так к отцу всех их подгонит. Вместе с соседями. В соответствующей форме, разумеется. Шерсть на ладонях…

«А-а-ах»… – зашелестели, загомонили зрители. Откуда здесь столько народу? Вроде как начинали, десятка два было, а теперь-то сотни три, не меньше…

Да, похоже, вечеринка начинается. Три длинных – «внимание»!

Ну-ка, ну-ка, посмотрим, последняя передача, чай… «ЛЕПРИЦА»…

Глаза закрываю, незачем командира в неловкое положение ставить: её пароль должен тайной оставаться… Хотя… кому теперь её пароль понадобиться может?

Хороший она человек, вот что. Я же вижу. Не вчерашний. Сама-то с ними важничает, а в душе – всё кипит. По глазам вижу. С этим делом у начальства плохо. Если сбой какой, они же ничего не соображают. Особенно молодые. Вот сейчас, к примеру, дай ей гранатомёт… ох, не уверен я, что она его заряжать будет. Так по башке Корнелиуса и приложила бы. Молодёжь…

Из-за того, что со мной этот хрен сделал.

У нас ведь на флоте как – мне плюнуть в лицо можешь, но за друга будешь кишки по палубе веником собирать и в совочке к лазарету нести…

Ну, и что там дальше?

Ага, понятно, «В СВЯЗИ… ОСТАВИТЬ… В ПОРЯДКЕ»… Это они от её имени компьютеру разрешение на отход просемафорили. О! А теперь комп нас о чём-то спрашивает… ух ты! Это ему ещё и моё согласие нужно. Ба! Да я теперь важная птица! «БИТОК»… ну и так далее, год рождения, группа крови, пароль, номер жетона…

А народ-то гудит, а народ-то волнуется…

А чего волноваться-то?

Улетит. Улетит птичка. А я тут с вами останусь. Вот только вряд ли видом своим сумею хоть какойто праздник украсить.

«А-а-ах…» – ну, что там ещё? Да. Недолго я в «важных птицах» хаживал. И в самом деле, улетают. Звёздочка тускнеет, становится суше… Вспышка на полнеба… и всё. Свернули энергозаборник, запалили котёл, да и двинули себе на фотонной тяге.

Не шутили, значит…

Пусто. Нет в жизни счастья. Ни любви, ничего… Только шерсть на ладонях.

Что же теперь делать-то?

«А-а-ах…»

Опять? Ух-ты… Да это же овации командиру. И непохоже что-то, чтобы она умирала от скромности. Руки кверху, лицо одухотворённое. Возвышенное такое лицо.

Во, блин! Неужто Корнелиус и её чем-то наградил? Молнии-то между рук. Ну, ядрёна вошь, точно! Фиолетовые! Не, не чудится. Молнии!

«А-а-ах…» «Спасибо вам, люди…» Это кто говорит? Причём голос вроде знакомый, только прямо в башке фонит, а командир рта не открывает.

«Спасибо! Это не только моя победа. Мы вместе прогнали дьявола. А сейчас мы все пойдём к царику за наградой. Я разделю её с вами. Потому что я – не просто смерта, я – одна из вас. А это многое значит…»