Трон тени - Векслер Джанго

— Да, в кои–то веки. — Король закашлялся. — Всякий раз, приходя в себя, я вспоминаю о тысяче дел, которые надо бы переделать на случай, если этот раз — последний. Вот только выбиваюсь из сил прежде, чем разберусь хоть с одним–двумя.

Он прикрыл глаза и хрипло, с усилием выдохнул:

— Прости меня, Расиния.

Не говори так, папа! — возразила она. — Быть может, сейчас это знак, что тебе становится лучше. Доктор Индергаст…

— Доктор Индергаст честен со мной, — перебил отец. — В отличие от прочих глупцов и льстецов… или этого левиафана в красном.

— Он замечательный врач! — не сдавалась Расиния. — Лучше него нет в Вордане!

— Порой и лучший врач может быть бессилен. — Король сжал ее пальцы и открыл глаза. Однако я звал тебя не ради бесплодных споров.

Принцесса опустила голову. В наступившем молчании король собирался с мыслями. Наконец он спросил:

— Ты знакома с графом Янусом бет Вальних–Миераном?

— Только мимолетно, — отозвалась Расиния, слегка опешив. — Он появлялся при дворе года три назад, если не ошибаюсь. Мы тогда обменялись парой слов.

— То есть ты мало о нем знаешь?

— Лишь то, что он отправился в Хандар подавлять мятеж и что ему сопутствовала удача.

— Его миссия в Хандаре увенчалась успехом. Полным успехом, который превзошел любые ожидания. Даже наш славный министр информации был совершенно ошарашен, а ты знаешь, как редко с ним такое случается. — Король издал сухой смешок и тут же надрывно закашлялся. — Я вызвал графа в Вордан. Сейчас он как раз на пути сюда, и, когда прибудет в страну, я намерен назначить его министром юстиции.

Расиния промолчала, мысленно изменяя кое–какие планы сообразно новому обстоятельству. Лицо принцессы оставалось совершенно бесстрастным.

— Уверена, что граф справится с этой должностью, — наконец сказала она. — Но…

— Но при чем здесь ты? — Король вздохнул. — Мне приходится думать о будущем. О том, что выпадет на твою долю после того, как меня не станет. Орланко уже сейчас пользуется слишком сильным влиянием в кабинете министров. Григ пляшет под его дудку, да и Торан недалек от этого. Граф Альмир всегда сторонился политики. Если Орланко протолкнет своего ставленника еще и в Министерство юстиции, он станет подлинным королем — во всем, кроме титула.

— Ты не доверяешь Орланко? Так прогони его! воскликнула Расиния с бо́льшим жаром, чем ей хотелось бы. — А еще лучше отправь на плаху!

— Если бы все было так просто, — вздохнул король. — Борель ни за что не допустит подобного исхода. И потом, нравится это нам или нет, но Орланко, возможно, единственный, кто удерживал нас на плаву с тех пор, как…

Он осекся, устремил в пустоту невидящий взгляд. Впрочем, Расиния и сама могла бы закончить эту фразу. Ей было всего тринадцать в день битвы при Вансфельдте — ужасный день, когда Вордан потерпел поражение в войне с Борелем и лишился наследника престола. Отец уже был болен, слишком болен, чтобы самому, как подобает монарху, присутствовать на поле боя, — и хотя болезнь неоднократно отступала, принося временные улучшения, принцесса подозревала, что от душевного удара он так и не оправился.

Король моргнул и обессиленно покачал головой.

— Я устал, Расиния… очень устал…

— Так отдохни. Я могу вернуться позже.

Нет, останься. Слушай. Граф Миеран… в нем сокрыто больше, чем кажется на первый взгляд. Я надеялся, что… — Король судорожно сглотнул. — У меня были планы… но я не успею. Не успею. Я думаю… думаю, ты можешь доверять графу. По крайней мере, он не друг нашему Последнему Герцогу. Он поможет тебе, Расиния. В глазах короля заблестели слезы. — Тебе будет дорог всякий союзник.

— Я понимаю, папа.

— Тебе придется тяжко. Не думал… не думал я, что все так обернется. — Голос короля становился все тише, словно отдаляясь. — Другого я хотел для тебя… совсем другого. Но…

— Не страшно, папа. — Расиния наклонилась к нему, нежно коснулась губами щеки. Слуги обмывали больного розовой водой, но аромат роз не мог перебить тошнотворно–приторного запаха гниющей плоти. — Все будет хорошо. Я справлюсь. А теперь отдохни.

Прости меня… — пробормотал отец, медленно закрывая глаза. — Девочка моя… дочка… Прости.

Личные апартаменты Расинии располагались в псевдосредневековой башне, носившей незамысловатое название Башенка принца. Большая часть комнат была закрыта после смерти брата Расинии, Доминика, и принцесса предпочла без затей устроиться в нескольких комнатках нижнего этажа. Впрочем, у нее были ключи от всех помещений башни, и ей не составило труда отпереть лестницу для слуг, проскользнуть через безмолвные гостиные и спальни, где вся мебель была покрыта толстым слоем пыли, и выбраться на крышу.

Строго говоря, для того что Расиния намеревалась сделать, совсем не обязательно было раздеваться донага. С другой стороны, портить добротную одежду глупо, и к тому же принцесса питала тайную слабость к мелодраматическим сценам. Расиния давно приняла это как недостаток своей натуры, осознала, что так же, как трусу не хватает нравственной твердости, а запойному пьянице — силы воли, она в глубине души не может побороть нездоровое пристрастие к драматическим жестам и романтическим стишкам. Увы, осознание слабости не помогало избавиться от нее, и время от времени та брала верх над здравым смыслом.

Солнце уже опустилось за край леса, но небо на западе все еще было залито багряным светом, отчего редкие облака казались окрашенными кровью. Вокруг, далеко внизу, мерцали огни вечернего Онлея. Ровные ряды фонарей размечали череду аллей и тропинок, отдаленные россыпи огоньков выхватывали из сумрака тяжелые очертания министерских зданий. Почти во всех министерствах уже царила темнота — служащие и чиновники, завершив работу, разошлись по домам, — и лишь Паутина была, как обычно, озарена изнутри ярким светом и бодро попыхивала дымом из бесчисленных труб. Поговаривали, что штат Министерства информации трудится посменно, как горняки в шахтах, и что в недрах местных подвалов есть клерки, никогда не видавшие солнца.

Дальше к югу, за охранной полосой королевских парков и бережно лелеемых лесов, багровое свечение отмечало границы города Вордана. Расиния долгое время неотрывно смотрела туда, между тем как ветер хлестал ее, покрывая мурашками обнаженное тело. Стоял теплый июльский вечер, ио на высоте дыхание ветра было пронизывающе холодным.

Один–единственный фонарь горел наверху Башенки принца, и здесь не было никакой стражи. Вершина башни представляла собой всего лишь каменный круг, кое–где загнутый по краям в тщетной попытке изобразить крепостные зубцы. В лучшие времена какой–нибудь принц наверняка устраивал в этом месте завтрак на солнце, но Расиния могла биться об заклад, что за много лет здесь, кроме нее, не бывало ни единой живой души. Голуби, которыми Онлей кишел, как лохмотья нищего вшами, за эти годы покрыли каменную площадку слоем серовато–белого помета.

Немаловажной для ее целей деталью был вид, открывавшийся с вершины. Башенка принца замыкала северо–восточный угол огромного, медленно, но верно дряхлеющего дворца и к тому же располагалась на изрядном расстоянии от людных мест. Отсюда Расиния различала четырьмя этажами ниже покрытую гравием тропинку, а за ней — низкую каменную стену, что окаймляла сад. На эту сторону смотрели только окна ее собственных апартаментов, и занавески на них всегда были плотно задернуты. Границу сада неспешным шагом обходили патрули норелдраев, но появлялись они с разрывом в двадцать, а то и тридцать минут и всегда несли с собой факелы, тем самым издалека возвещая о своем приближении.

Один такой патруль только что скрылся из виду, и Расиния мысленно сосчитала до двухсот, чтобы солдаты наверняка успели свернуть за угол громадного асимметричного здания. Ступила на самый край каменного круга, устремив взгляд поверх потемневших деревьев за границей сада, и заставила себя распрямиться, плотно прижимая руки к бокам.

Она чувствовала, что должна что–то сказать, произнести какую–то историческую фразу, пусть даже услышать ее будет некому.