Истории, написанные при свече - Людмила Вячеславовна Федорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, что мы ждём? Надо поднять бедняжку, не оставим же мы её замёрзнуть! – произнесла самая статная и старшая из них, они помогли мне подняться и сесть в их карету.
… Я немного посидела в карете, очнулась от испуга, а потом воскликнула:
– Благодарю вас, благодарю от всего сердца, многие вам лета за вашу доброту христианскую! Вы, наверное, три Ангела, которых ещё Господь Аврааму посылал!
– Перестаньте, право, сударыня, мы всего лишь жёны декабристов, которых за восстание на Сенатской площади сослали на каторгу. И мы не могли вам не помочь, как православные люди… – спокойно ответила та самая, статная и старшая из них.
– Ой, – не выдержала от удивления я – моего мужа тоже сослали на каторгу за участие в восстании четырнадцатого декабря на Сенатской площади! Я тоже, получается жена декабриста…
– Тогда давайте познакомимся! – радостно и дружелюбно произнесла самая маленькая и молоденькая – Мадам Александра Григорьевна Муравьёва…
– Мадам Мария Николаевна Волконская… – мягким голосом представилась средняя дама.
– Мадам Екатерина Ивановна Трубецкая… – представилась самая статная красивая и старшая из них.
– Елизавета Николаевна Лунная… – представилась в ответ я…
… Тут я почувствовала сильное головокружение, потерю сил, всё поплыло у меня перед глазами…
… Какой-то отрезок времени я совершенно не помню, наверное, я потеряла сознание. Помню, что очнулась от обморока уже не в карете, а в незнакомой скромно обставленной светлице в кровати, а на раненном плече я увидела перевязку.
Рядом с этой кроватью стояли доктор с пулей в руке и мои новые подруги.
Екатерина сделала позу руки в боки, нахмурила брови и сказала:
– Ты, Лиза, посмотри, посмотри на то безобразие, что держит в руках доктор: эту пулю он из твоего плеча достал! Как, не понимаю, как можно не чувствовать пулю в плече и продолжать дорогу спокойно! Ты же могла погибнуть от потери крови! Лиза, не будь такой легкомысленной к себе! Тебе повезло, что мы совсем близко к Тобольску были, довезли тебя до домика для жён каторжников, и нашли врача!
Доктор же спокойно обратился к ней:
– Не волнуйтесь, мадам Трубецкая, пулю я вытащил, рану обработал и перевязал, как делать перевязки, вам объяснил, так что выживет, никуда не денется. Напоите её горячим чаем, чтобы она согрелась, и хорошо кормите её…
Доктор ушёл, а меня напоили горячим чаем с сушками, накормили тарелкой борща, и мне стало сразу лучше: я согрелась, плечо перестало болеть, в животе царили тепло и сытость впервые за дорогу, сознание и настроение стали совсем ясными.
Пять дней Екатерина, Александра и Мария заботливо ухаживали за мной, постоянно подкидывали в печь дрова, чтобы в комнате было тепло, готовили мне простую, но сытную еду, поили чаем, делали перевязки.
– Ой, – испугалась я – Я сразу предупреждаю, что у меня за душой ни копейки, сундучок с деньгами и вещами я потеряла где-то в лесу вместе с санями, когда убегала от разбойников, я не смогу заплатить вам за такую помощь…
Трубецкая забавно закатила глаза и возмутилась:
– О, Господи Вседержитель, она ещё будет нам деньги за помощь платить! Лиза, успокойся и выздоравливай, ты нам ничего не должна за помощь! О каких деньгах может идти сейчас речь, ведь мы – жёны каторжников в Сибири, мы должны помогать друг другу бескорыстно, иначе просто не выживем!
Когда я выздоровела, то сходила к начальству острога, получила документ, где указывалось, когда и сколько я могу проводить свидания с мужем на территории острога, что разрешено передавать из вещей и еды, когда и насколько он может уходить из острога ко мне в домик для свиданий наедине, без свидетелей ( меня этот документ обрадовал несказанно, условия для каторжника были очень лояльные на удивление).
В первую очередь я собрала большую сумку со всякой едой и в указанное в документе время подошла к сторожевому со словами:
– Здравствуйте, я – жена каторжника Афанасия Георгиевича Лунного, можно увидеться с ним сейчас, в документе было указано, что в это время у нас три часа на встречу, я передачу ему собрала, там только еда, ничего, что запрещено передавать, нет. Можете проверить…
Сторожевой посмотрел в сумку, а потом ответил:
– Проходите, сударыня, сейчас его приведут к вам…
Я аж задрожала, сердце выпрыгнуть из груди готово было, я не знала, каким я его увижу, как он воспримет мой приезд…
Тут застучали цепи и два солдата привели моего ненаглядного Афанасия, сняли цепи…
Он стоял похудевший, замученный, болезненный, увидев меня, ликующим тоном вскрикнул:
– Солнце ясное моё, Лизонька, ты ли это, синеглазое чудо моё?!
У меня слёзы потекли, я бросилась обнимать, целовать его, забыв обо всём на свете! Обо всём, кроме того, что ему сейчас тяжелее некуда, чувства любви, сопереживания накрывали меня с головой…
Мы, наверное, полчаса целовались, стоя в обнимку, и плакали в три ручья оба. Только потом я уже смогла обыкновенно разговаривать, дала ему в руки этот мешок со всякой едой, стала расспрашивать, как так получилось, как он здесь живёт…
– Знаешь, Лизонька моя милая, уж больно красиво, благородно говорили декабристы, вот я и встал в их ряды, я думал, что стране пользу принесу, а получилось, что и пользы не принёс, и нас с тобой подставил. Как житьё здесь? Да по-всякому, терпимо, только еда слабоватая и работа очень тяжёлая, больше ни на что не пожалуюсь… – говорил Афанасий – Но зачем же ты поехала за мной в Сибирь? Ты же могла бы остаться дворянкой, выйти замуж второй раз, тебе совсем не много лет…
А я, прижавшись к груди Афанасия, ответила:
– Нет, нет, я тебя не брошу, не предам, не нужен мне никто другой…
Эти слова вырвались сами из глубины сердца.
Как наше время истекло, обняла я ещё раз любезного супруга, на сумку с едой взглядом показа, прошептав:
– Там еды полно всякой, кушай, я тебе послезавтра ещё всего принесу…
Сторожевой забавно закашлял и промямлил:
– Всё, супруги, на сегодня кончилось свидание ваше, ничего, раз уж дама здесь и получила разрешение видеться с ссыльным мужем, то теперь будете часто встречаться…
Я направилась к воротам отрога, вышла на улицы Тобольска, дошла быстрым шагом до своего домика, попила чаю, поставила вариться ужин: картошку с кабачками, а сама села за стол и всё думала. У меня в голове мысли разные о том, что случилось с нами, со страной, что дальше будет, как там, в Санкт-Петербурге, отец и сестрёнка, какая доля бедной Агафье досталась…
Вдруг в комнату резко вошла Екатерина Трубецкая и с порога возмутилась:
– Лиза, милая, у тебя ведь палёным пахнет! Пожар сделаешь, нельзя же так!
Я очнулась от своих раздумий и кинулась
