Тайна Игоря Талькова. «На растерзание вандалам» - Ирина Измайлова

Карательные отряды красных в первые годы советской власти тоже в основном состояли из инородцев – среди них, в частности, было очень много китайцев, отличавшихся при подавлении крестьянских восстаний, при изъятии продовольствия и т. д. особенной свирепостью.

Словом, русскому народу было на что посмотреть с укором и сожалением, прикидывая, а не зря ли в семнадцатом-восемнадцатом годах многие поверили большевикам и ринулись рушить старое во имя неведомого, но, как им казалось, великого будущего.

А если так, то этот народ мог в «час Х» вдруг сделаться опасным для тех, кто до поры до времени держал его в железной узде.

До сих пор у нас труднодоступны документы, рассказывающие о том, какими методами действовала фашистская пропаганда в первые месяцы войны, пытаясь перетянуть русское население оккупированных территорий на свою сторону, обмануть русских, обещая, что великий рейх даст им свободу и вернет национальную независимость. Ведь русские люди не читали «Майн Кампф», не листали нацистских газет и не могли знать подлинных планов Гитлера и его подлинного отношения к славянским народам (кстати, это – одна из немногих изначальных ошибок будущего фюрера, во многом предопределившая его конечное поражение в войне!). Красноречивые плакаты и воззвания, обращенные к русскому национальному самосознанию (впрочем, достаточно примитивные, на уровне советских лозунгов), говорят сами за себя.

Но если Сталин действительно опасался перехода значительной части русского населения на сторону врага, то он сильно ошибался. Народ не мог этого сделать. И не потому, что так сильно действовали зомбирующие сознание идеи большевиков. С началом войны произошло как раз обратное: сознание народа, именно тогда, в «час Х», в критический момент, освободилось от искусственных внушений, и сработало совершенно иное: вековая память русских людей, привыкших всегда, при любой власти, в любое время вставать на защиту своей земли от мала до велика. Нашествия врагов иноплеменных бывали на Руси слишком часто, чтобы привычка им сопротивляться не вошла в генетическую память народа. И он встал за русскую землю, встал весь, и за ним встали, охваченные и подчиненные великому порыву, все народы, населяющие Россию, хоть она и носила тогда искусственное название СССР.

Однако страх власти перед народом существовал, и она, как обычно, принялась устранять всех, кого считала хоть сколько-нибудь опасными.

Одними из первых попали «под колесо» жившие в России немцы. Историческая память совдепов была по-прежнему очень коротка. Власти не помнили, сколько веков многие немецкие семьи жили в нашей стране, как верно служили ей, сколько немцев были офицерами царской армии и честно сражались за русских. Даже когда Российской империи случалось воевать против их соотечественников, ибо с Россией этих немцев связывали столетия жизни здесь их потомков, а с русской армией присяга, которая для офицера превыше всего. Россия была им Родиной, и они любили ее, как любят Родину, и не могли предать.

Но об этом никто не думал. И начались гонения, причем не только на немцев, но и на их семьи.

Ольга Юльевна Талькова вспоминала:

«В 1939 году папе наконец дали квартиру в Пятигорске, которую мы очень долго ждали, но прожили в ней менее двух лет – началась война. Мне было тогда семнадцать лет. Помню, я не очень горевала: как и все вокруг, была уверена в нашей скорой победе. Прошло немного времени с начала войны, и мы были ошеломлены неожиданным сообщением: нас как немцев, а значит, врагов, выселяют в Сибирь. Не учитывалось даже то, что в городе папа был очень нужным человеком: работал на телеграфе сразу на четырех аппаратах, сидел по ночам, сутками не выходил с дежурства… Я никак не могла в это поверить. Помню, спросила:

– Почему с нами так поступают?

– Мы ничего не знаем. Это приказ «сверху», из Москвы. Через четыре дня будьте готовы к выезду. С собой можно взять по пятьдесят килограммов на человека.

– А остальное?

– Остальное не наше дело. Продайте, выкиньте.

Я в то время была комсомолкой, безоговорочно верила в коммунистические идеалы. Этот случай потряс меня, перевернул все мои мысли. Я прибежала домой, схватила комсомольский билет и разорвала его на мелкие кусочки. С тех пор я совершенно другими глазами стала смотреть на мир, научилась думать, анализировать, иметь свою точку зрения.

Итак, что за четыре дня можно сделать? Всего по пятьдесят килограммов на человека! Что продали, что отдали, что выбросили. Мама к тому времени уже имела горький жизненный опыт (она перенесла два голода – в 1922 и 1933 годах) и, предвидя, что впереди нас ждал еще один – военный, сказала:

– С собой необходимо взять продукты.

Купила, что смогла, сухарей насушила. Мы в то время только завели пчел, пришлось и их продать; нарезали соты, сложили в бидон… Все это нам потом очень пригодилось. Мама запаслась лекарствами, соляной кислотой на случай цинги. В Пятигорске мы были вынуждены бросить всю мебель. С собой взяли только одежду; два года в Сибири мы жили на то, что меняли ее на молоко и картошку. Денег с нас никто не хотел брать – кому они тогда были нужны! Сейчас рубли называют деревянными, а тогда я не знаю, какими они были, глиняными, наверное, что рассыпаются сразу»[4].

Так к Ольге Швагерус начало приходить осознание несправедливости мира, в котором она жила. Как обычно, власть сама провоцировала даже самых преданных ей людей увидеть истинное лицо, и (тоже как обычно) это, тем не менее, не подвигло большую часть даже пострадавшего от репрессий населения помыслить об измене Родине. Просто в сознании таких людей понятия Родины и советской власти начали постепенно расходиться, Россия больше не отождествлялась с политическим строем, который в ней присутствовал.

Наверняка и для очень многих немцев, живших на родине, Германия не отождествлялась с властью нацистов. Просто у нас не принято об этом говорить и писать, равно как и на Западе редко говорят, что в советскую эпоху далеко не все русские были совдепами.

У жены и детей Юлия Рудольфовича была возможность избежать высылки в Сибирь, остаться в Пятигорске и сохранить свою уютную квартиру. Им нужно было для этого всего лишь… отречься от мужа и отца!

И это «решение вопроса» предлагал им сам Швагерус-старший. Он посоветовал жене развестись с ним.

Некоторые так и поступали. Жены подавали на развод, дети отказывались от отцов-немцев или матерей-немок, и это оставляло за ними право жить в своем городе, в своих домах.

Татьяна категорически отказалась от такого шага. Дети тоже не пожелали предавать отца, хотя некоторым его советам Ольга еще за год до описанных событий последовала, и это на первых порах ей кое в чем помогло, хотя в конечном итоге не спасло от последующих бедствий.