Из Петербурга в Москву - Ирина Степановская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы не могли бы на минутку зайти в купе?
— Здравствуй, Лида! Не узнаешь? — сказала Елена и тоже посмотрела прямо в глаза бывшей подруге.
— Узнаю, Лена. Как не узнать! Но все-таки зайди в купе, ты мне мешаешь.
Елена послушалась, присела на диван, задрала ноги. Лида невозмутимо продвинулась дальше, привычно орудуя резиновым хоботом пылесоса.
— Я хотела спросить тебя… — начала Елена, но сделала паузу. — Ты вернешь мне билет? Он нужен мне для отчетности.
— Верну обязательно! — заверила Лида и покатила пылесос к следующему купе.
Лена откинулась на сиденье и закрыла глаза.
— Чай, кофе, свежие булочки! Извините, а можно у вас автограф? — В проеме двери возникла другая, молодая проводница с тележкой на колесиках и ручкой в руках. Елена открыла глаза, огляделась. На глаза попался женский журнал. Аккуратно расписавшись в углу собственной фотографии, помещенной на первой обложке, она протянула журнал проводнице. — Ой! — в восхищении пискнула та и прижала журнал к самому сердцу. Елена снисходительно, но приветливо улыбнулась, а проводнице показалось, что глаза у нее — как-то по-особенному блеснули. От чая, кофе и булочек, разогретых в микроволновке, Елена, естественно, отказалась.
Когда поезд наконец втянулся на Ленинградский вокзал, она, уже готовая к выходу, стояла в проходе в светлых мехах, с элегантной дорожной сумкой и привядшим букетом роз и смотрела в окно. Встречающих было мало, и поэтому она сразу увидела внушительную и всем известную фигуру Алексея Александровича, нежно подавшего ей руку и загрохотавшего баритоном так, что отдельные ноты залетали в самую высь под своды стеклянной крыши вокзала. Молоденькая проводница, провожавшая пассажиров, восхищенно смотрела им вслед. Она заметила, что Елена Зверева, уходя, обернулась и посмотрела вокруг себя, будто кого-то искала. Непосвященному могло бы показаться, что вежливая актриса ищет взглядом другую проводницу, чтобы попрощаться и с ней, но на самом деле Елена Зверева, будто примеряя на себя совсем другую роль, обернулась в поисках высокой мужской фигуры в старинном военном плаще, с горящим любовью взглядом. Но поскольку никакой похожей фигуры поблизости не оказалось, а все более или менее приличные мужчины торопились прочь по своим делам, Елена затаенно вздохнула, подставила мужу щеку для поцелуя и стала слушать его не лишенный остроумия рассказ о театральных делах.
«Да и зачем они нужны, эти Вронские? — подумала она между делом. — С ними так много хлопот!»
А проводницы в это время сортировали грязную посуду и коробки, оставшиеся от завтрака.
— Вот это жизнь, Лидка! Вот это жизнь! — вдруг сказала, блестя глазами, та, что помоложе, и показала на журнал с автографом, лежавший на полке. — Конечно, надо смолоду уметь себя беречь, лелеять и холить! Как Зверева пишет!
— А она, случайно, не написала, — ответила Лида, — удавалось ли себя холить первой жене этого ее теперешнего, знаменитого и богатого, мужа? В то время, когда они по молодости лет скитались с детишками по подвалам и коммуналкам, работали за зарплату, колготки детские и пододеяльники стирали в корыте?
— Теперь время другое, — заметила молодая. — «Я у себя одна»!
— Конечно, конечно, — ответила Лида. — Иди по купе, снимай грязное белье.
И когда проводница ушла, Лида выпрямилась, тоже отчего-то заблестевшими глазами посмотрела в окно и вспомнила своего молодого мужа-баскетболиста. Как он впервые после повторной операции смог наконец сесть на больничной койке, уткнулся большой головой в ее хрупкое плечо, неуверенно поднял руку, погладил ее крутые кудряшки и хриплым голосом прошептал:
— Лида, ты у меня одна!
И как она припала к нему на грудь, заплакала и сквозь слезы сказала:
— Все будет хорошо, дорогой! Вот увидишь, все будет хорошо!
Апрель 2002 г.