Лихая шайка - Евгений Сухов

– Да что же это такое? – неожиданно оборвал полковника Бездомников. – Коли все сие известно, так почему же преступники до сих пор в острог не заперты?

Генерал посмотрел на Пороховицкого так, будто перед ним был не главный полицмейстер Москвы, а воспитанник юнкерского училища.

– Они, как угри, ваше сиятельство. Попробуй, поймай их в московских трущобах! Рвань их покрывает, потому что они ей смертоубийством грозят. Так они умеют в подворотнях и дворах московских затеряться, что и следа потом не сыщешь. Но мы на них управу найдем, ваше сиятельство, Кирилл Матвеевич. Не будь я Пороховицким!

– Надеюсь, Петр Лазаревич. – Взгляд генерала несколько смягчился. – Надеюсь… А то мы с вами главнейшие, так сказать, чины в Москве перед самим царем-батюшкой ответ будем держать за порядок. На днях в Петербург отбываю. Так его величество, государь, как пить дать, осведомляться станет про все дела наши. Ну и по части порядка испросит. Сами знаете, что по моей части касательно, то с вашей теснейшим образом, так сказать, связано.

Пороховицкий, несколько лет знавший Кирилла Матвеевича, прекрасно изучил характер последнего. Добродушный по своей природе, генерал страдал от того, что по роду службы ему приходилось быть жестким и даже жестоким. Именно от этого Кирилл Матвеевич частенько «закладывал за воротник». Вот и сегодня Бездомников явно успел принять «легкий завтрак». Пороховицкий отчетливо уловил легкое амбре, когда генерал, встав со стула, принялся ходить по своему кабинету.

– Ну и какие же у вас планы, Петр Лазаревич? Как вы думаете остановить бесчинства этих бандитов? – Генерал показал Пороховицкому на стул для посетителей, приставленный к своему столу. – Да вы садитесь. И обстоятельно со мной поделитесь вашими планами.

Полковник сел.

– Во-первых, в нескольких ресторанах Москвы, где любят знатные господа откушать, под видом праздных посетителей будут дежурить полицейские урядники и околоточные. И как только преступники появятся, полиция их тут же и схватит. К тому же планируем провести облавы на Хитровке в ближайшие дни. Есть у меня кое-какие сведения о местонахождении некоторых бандитов.

– Давайте-давайте, батенька. – Генерал одобрительно покачал головой. – Бог, как говорится, вам в помощь, Петр Лазаревич! Одно только могу сказать: знатная Москва не потерпит, чтобы над ней глумилась стайка каких-то хитрованских оборванцев! Будь то бандиты из группировки Вайсман или этот ваш шут гороховый. Как его там, забываю…

– Мартынов, – подсказал Пороховицкий.

– Да, Мартынов. Точно так. Шут этот Мартынов. Я возлагаю на вас большие надежды, батенька. А теперь, ступайте, полковник. Меня другие дела ждут. Не менее важные. А как новости у вас какие будут, без промедления мне докладывайте.

Глава 3

Малина на Хитровке

Пролетка с сидящим на козлах кучером скользила по хитросплетениям улиц Хитрова рынка как тень. Опытный и искушенный в подобных вопросах возница профессионально выбирал маршрут потемнее и понеприметнее. Но тем не менее находившийся в пролетке Крестовый все равно то и дело оглядывался через плечо. Улицы были пустынными.

Крестовый поднялся во весь рост.

– Придержи, Емельян!

– Тпру! – Кучер слегка натянул поводья, но не позволил двум запряженным в пролетку вороным полностью остановиться.

Крестовый спрыгнул на булыжную мостовую, а экипаж с Емельяном тут же скрылся в ночи. На небе поблескивали отдельные звездочки. Луны почти не было видно за сиренево-дымчатыми облаками.

Крестовый вновь оглянулся через плечо, привычно держа правую руку в кармане длинного черного пальто. Пальцы Кеши уверенно сомкнулись на холодной рукоятке «нагана».

Из ближайшей подворотни вынырнула высокая худощавая фигура человека в заломленной на бок фуражке. Глаза Крестового сошлись в подозрительном прищуре, но уже через секунду он позволил себе расслабиться. Этого человека Кеша отлично знал. Жердь вышел из беспризорников, рожденных когда-то здесь же на улицах Хитровки, но, несмотря на свои тридцать лет, так и не сумел подняться по иерархической лестнице криминального московского мира. Он жил и питался тем, что «держал тучу». Воры иногда брали Жердь с собой на дело, но лишь в самых крайних случаях. Да и то в качестве человека, остающегося на стреме.

– Привет, Крестовый! – Голос Жердя звучал глухо и надтреснуто из-за перенесенной еще в детские годы ангины. – Как прошел денек? Наваристо?

Кеша не подал руки для приветствия. Мазнув коротким взглядом по нескладной фигуре бывшего беспризорника, он снова всмотрелся в темноту переулков. Дом, который был нужен Крестовому, располагался всего в паре кварталов отсюда, и опытный урка прекрасно понимал, что присутствие Жердя тут явно неспроста.

– На шухере, что ли, стоишь?

Жердь кивнул. Его гнилые зубы сжимали нераскуренную папиросу. Большой крючковатый нос скрывал едва ли не половину лица.

– Да, птичка насвистела, что облава может быть в любую минуту. Легавые рвут и мечут. Все подступы к Хитровке перекрыты. Ты бы поостерегся, Крестовый. Говорят, уж шибко до тебя дело у легавых имеется.

– Ничего, прорвемся. – Крестовый приподнял воротник пальто и пробежался рукой по небритому подбородку. – Сестры здесь?

– Только Капитолина.

– Хорошо.

Крестовый двинулся по переулку. Теперь оглядываться и держать руку на оружии ему было ни к чему. Если хитровские выставили по периметру надежные кордоны, ни одна мышь не проскочит на территорию незамеченной.

Кеша остановился у двухэтажного дома с фасадом из желтого кирпича, закурил и решительно распахнул дверь.

– Какие люди! Кеша!

– Вот кого нам не хватало!

– Иди к нам, Крестовый! Перекинемся в колотушки!

– Да чего вы привязались к человеку? Дайте лисаку отдышаться. И плесните-ка лучше самогончику! Садись, Крестовый!

На малине собралось человек десять. Не считая марух, кочевавших с колен одного завсегдатая на колени другому. В основном зале шла игра в карты. Банк метал маленький лысый тип с косым шрамом поперек правой щеки. Крестовому уже приходилось видеть его прежде, и он знал, что квалификация лысого – жирмач. Но личного знакомства они не водили. Кеша не знал даже его клички.

Жирмач был уже изрядно навеселе. Карты неловко скользили у него между пальцев. Впрочем, в таком же состоянии были практически и все остальные. Стол не ломился от изобилия яств, но со спиртным проблем не было.

Кто-то протянул Крестовому наполненный всклинь граненый стакан. Кеша залпом осушил его, поморщился и подхватил с ближайшей тарелки малосольный огурец.

– Другое дело, а! Сразу видно – наш человек!

На плечах у Крестового тут же повисла маруха. Он скинул ее. Лунолицая девица с ярко подведенными большими глазами обиженно надула губки и отступила. За столом засмеялись.

Кеша еще раз обвел взглядом присутствующих и остановил его на вихрастом парне лет двадцати пяти с побитым оспой лицом. Тот занимал место не за общим столом, а в полутемном углу залы на кривоногом турецком диванчике. Все внимание вихрастого было сосредоточенно на молоденькой белокурой девушке с двумя заплетенными косами, сидевшей у него на коленях. Запустив руку под платье марухи, парень, с похотливой улыбкой на губах, исследовал проворными юркими пальцами молоденькое девичье тело. На появление Крестового он, казалось, и не обратил ни малейшего внимания.

Кеша криво усмехнулся и прямиком двинулся к вихрастому.

– Бог в помощь, Евстафий!

Парень вздрогнул и поднял глаза на Крестового. Рука вынырнула из-под платья девицы.

– А, привет! Что-то ты поздненько, Кеша.

– Пошли. – Крестовый чуть качнул головой в направлении широкой дубовой лестницы, ведущей в апартаменты второго этажа. – Разговор у меня к тебе имеется.

– Ты один? – живо поднялся на ноги Евстафий. – А Поликарп где?

– Поликарпа сегодня не будет, – ответил Крестовый.

Они вместе поднялись по лестнице. В полутемном холле второго этажа Кеша остановился и прислушался. При пьяном гомоне, доносившемся снизу, разобрать что-то еще было практически невозможно. Евстафий указал другу на дубовую массивную дверь в Розовую гостиную.

Крестовый вошел первым. Евстафий, наскоро пригладив вихрастые непослушные волосы, последовал за ним.

В комнате царил чисто парижский интерьер. Бордово-пурпурная гамма, роскошные пушистые ковры, множество ламп и светильников с разноцветными абажурами, а на противоположной от входа стене, как последний шик моды, японские гравюры с гейшами и актерами театра кабуки.

Капитолина Вайсман, женщина тридцати пяти лет, с копной роскошных темных волос и заостренными греческими чертами лица, вольготно расположилась в глубоком кресле с газетой в руках и неизменной табакеркой на подлокотнике. Привычка Капитолины нюхать табак давно уже стала притчей во языцех. Так же как и ее страсть к коллекционированию прессы, освещавшей криминальные хроники столицы.