Страшнее Зомби - Алексей Мезозой

Старший прапорщик Крупнов присел на край деревянного выкрашенного в зеленый цвет ящика с зарядами для гранатомета.

Товарищ курсант, ну еба ны в ро!

От всевидящего ока старшего прапорщика не ускользнул курсант, который запустил два пальца в нагрудный карман х-б. и вытащил из пачки “Опала” последнюю сигарету.

Ну, ты приди ты себе домой, к маме своей, скажи, мам, налей мне идиоту такому на голову бензинчику, сядь ты в тазик тем, что тебе мозги заменяет, и кури, сколько влезет, да хоть две сигареты за раз. Ну, разве можно быть таким бестолковым, или в садике тебя слишком часто в унитаз макали, что ты такой стал или чо?

Завелся Крупнов. Его неторопливый тон почти без превышения голоса, монотонные интонации застали любителя перекуров на рабочем месте, тот дернулся, и тут же засунул сигарету назад.

Извините, товарищ прапорщик, забыл…

Старший, старший прапорщик!

Напомнил Крупнов лишний раз о недавно присвоенном звании, таком долгожданном

Если память у тебя плохая, курить тебе, друг ситный, вообще противопоказано, и так мозгов нет, еще раз, товарищи курсанты увижу, кого с сигаретой, засуну тому в жопу. Ясно я выразился? А теперь сдать зажигалки и спички.

Караульный, наблюдавший этот инцидент, двухчасовая смена которого уже подходила к концу, и который от скуки жаден был на любые развлечения громко заржал, при этом опустив ствол автомата к земле.

Курсант, который попал в этот раз впросак, смерил караульного испепеляющим взглядом.

Крупнов подбодрил замерших, было носильщиков

Товарищи курсанты, ну вы что как пингвины, честное слово, еще двадцать пять ящиков перенести нужно, а у вас уже жопа перевешивает, какать охота или баиньки охота?

Слышно было, как на плацу недавно заступивший дежурный по училищу инструктировал заступавших в караул по периметру расположения части патрули, распекает криворуких неумех – первогодок.

Два взвода, вооруженные лопатами, мотками колючей проволоки и столбами в сопровождении заместителя части по тылу направлялись на установление полного безопасного периметра ограждения.

20 мая 1993 года, четверг. 21:16. День первый.

Загорелись фонари уличного освещения, темнота стала непроглядной, откуда-то принесло стылого серого туманца, Семен поспешил закрыть форточку. От окна друзья отошли нехотя, сидели, не включая света, пока не зашла мать Семена и не включила свет. Она болтала без умолку, что сегодня на остановке возле ее работы невесть что творилось, люди какие-то дерганные, все нервные, хулиганы побили окна в трамвае, сама видела, проезжая центральный рынок, трамвай стоял, а стекло разбито.

Пропуская ее слова, мимо ушей, Бабка вдруг перехватил волну вещавшего чьим-то печальным и знакомым голосом зомби-ящик. У Семена было два телевизора. Один, новый, большой и цветной, он с наглой уверенностью любимого сынка припер к себе и подключил к компьютеру – приставке ЗХ Спектрум. Другой, ламповый старенький черно-белый использовался в их небольшой семье по предназначению. Бабка направился в кухню, за ним притопали Семен с матерью.

Мяукающий голос гаранта конституции заканчивал с прискорбием перечислять список закрытых на полный карантин областей и диктор сообщил, что повторение экстренного обращения Бориса Николаевича состоится ровно через пятнадцать минут, и что необходимо сохранять спокойствие, а сейчас Руцкой и Гайдар в прямом эфире ответят на вопросы телезрителей о возможных причинах эпидемии, и бла, бла, бла…

Бабка думал, что сегодня он утратил лимит удивления за один день, но когда через четверть часа они прослушали сообщение, а затем еще раз через полчаса, он понял, что значит фраза “ударить пыльным мешком по голове”. Семен с матерью сидели с серыми ничего не выражающими лицами.

Опять эти мудаки из правительства дотянули дело до тех пор, пока не стало слишком поздно что-либо менять.

Вслух сказал Семен. Мать ничего ему не ответила.

20 мая 1993 года, четверг. 21:30. День первый.

Госпиталь министерства обороны, 200 метров от периметра УВВИУС

Сорокин усмехнулся:

Да что с ним, случиться, с мертвым? Убежит, что ли? Вы, Мариночка идите, лучше домой, вон, как неважно выглядите, за меня не беспокойтесь, только отметки о вскрытии заполню, доложу о результатах руководству и тоже пойду домой. Не знаю, как другим работникам ланцета и марли, а меня ни секундой больше, чем это нужно, не заставишь провести в обществе с хладным трупом.

Взглянул ласково на Марину

Мне больше импонируют живые. Идите, Мариночка, идите.

Марина смахнула упавший на глаза непослушный локон, улыбнулась улыбкой человека, виноватого в том, что свалила часть своей работы на чужие плечи и, попрощавшись до завтра, набросила легкую курточку.

Плотно прикрыв дверь, со вздохом, Сорокин бросил шариковую ручку на стопку бланков на письменном столе и подошел к расположенным в соседнем помещении холодильникам. Единственный патологоанатом военного госпиталя, резал основе своей пенсионеров участников великой отечественной, которые лежали в госпитале годами и чаще всего именно здесь заканчивали свой земной путь. Сорокин допускал, что такой род деятельности накладывает существенный отпечаток на личность принявшего клятву Гиппократа. Пил бедолага чистый спирт, как на работе, так и дома ежедневно, однако ж, пока выполнял служебные обязанности усердно, руководство смотрело на его выкрутасы сквозь пальцы. А сегодня, сукин сын не явился вообще на рабочее место. Сорокин предполагал, что коллега просто перепился как насекомое и просто не смог попасть ключом в скважину замка из-за обширного тремора и по этой причине остался дома.

Ну, с, больной, посмотрим, что у вас там стряслось…

Успел сказать Сорокин, приоткрыв дверь холодильника на полметра, когда в его правую ладонь вцепились зубы восставшего старшины Моисеенко.

Ах, ты, бля!

Замороженный Моисеенко, проведший в холодильнике не менее часа был медленным и очень холодным. Сорокину казалось, что удары левой его руки, приходившиеся по глазам старшины, попадают по ледяной глыбе. Глаза хрустели, но левая рука медика быстро онемела. Со стороны двери спешащей помощи не предполагалось – дверь была толстая и звук пропускала плохо. Сорокин потянул за собой правую руку, отчего два пальца с изрядной частью ладони чуть не осталась во рту старшины. Превозмогая боль, Сорокин дождался пока голова старшины появиться в створе железных дверей холодильника и ударил всем телом закрывая прочную металлическую дверь. Лицо старшины, зажатое в створе дверцы хрустнуло, в разные стороны брызнули острые осколки зубов, виски вдавились, но старшина не оставлял попыток оторвал кусочек добычи. Сорокин вновь приоткрыл дверцу и с силой захлопнул ее на черепе отмороженного старшины, выбивая левый глаз, и снова провел этот нехитрый прием, до тех пор, пока от головы бывшего старшины не осталось ничего кроме переохлажденных кусков костей, связок, мышц и порезанной металлической кромкой дверцы кожи. Упокоившийся труп медленно выпал под ноги Сорокина и застыл на скверно вымытом кафельном полу морга.

Быстро обработав и перевязав себе рану, Сорокин выскочил в коридор госпиталя. Пробегая по пустым коридорам подземелий госпиталя, слабо освещенными закованными в противопожарные плафоны лампочек, он слышал только свое хриплое дыхание, стук сердца и свои гулкие торопливые шаги. Поднявшись по лестнице на первый этаж, Сорокин из темноты выбрался в ярко освещенный холл первого этажа. На секунду глаза его отказывались верить тому, что видели. Стены, выкрашенные в цвет детской неожиданности и кое-где уже изрядно пошедшие трещинами, темные оконные стекла, паркетный пол и даже монстрообразные электронные часы с зелеными цифрами, показывающими 21:35 – все это было покрыто красной кровавой пылью, потеками крови, кусками кожи и волос. В темной луже под батареей отопления замокала больничная пижама.

Сорокин понял, что его весть опоздала. Медленно и стараясь не шуметь, передвигая ноги, оскальзываясь на липком от крови полу, Сорокин первой же палате заметил темные силуэты, одетые в зеленые больничные пижамы. Они склонились над кроватью. Возня и треск разрываемой ткани звучали музыкальным сопровождением к этому театральному действу. Ни один из них не повернулся в сторону Сорокина, все они были заняты своим делом.

Сорокин на цыпочках прошел еще две палаты, пока из темного проема не появилась серьезно погрызенная рука и двумя оставшимися пальцами, и не нырнула в поредевшую седую шевелюру Сорокина.

20 мая 1993 года, четверг. 22:00. День первый.

Пятиэтажка, ул. Красноармейская 115, квартира 131

С-суки…

Прищурил глаза Бабка.

Смотри, там их уже четверо.

Семен указал на недавно вставшего в строй поднявшейся нежити крупного кривоногого мужчину в одних семейных труселях. Ели мужика изрядно. Отжеванное ухо, разорванное горло и прогрызенный насквозь окорок окончательно развеивали оставшееся у соседей сомнения о причинах столь внезапного стихийного шествия под окнами. Старушечий ор, со временем под грузом внезапно открывшихся обстоятельств, и по мере увеличения численности пучеглазого бывшего человеческого стада, начал постепенно стихать. Зомби старались окружить и свалить любого зашедшего во двор, некоторых сваленных попавших впросак родственников выручали быстро спустившиеся во двор домочадцы, отбивая слегка покусанных и, обороняясь от нечисти швабрами и прочим дрекольем, кто что нашел. После этого чуть позже в квартирах с гостями начинался шум, а потом все стихало. Через десять минут бездействия количество зомби во дворе удвоилось, затем мигнул и погас свет. После этого Бабка сказал