Ржавое золото. Детектив - Сергей Росстальной

После нападения Ганьки, Гришка не мог больше спать, и даже если бы решился, ему бы не дал этого сделать голод. Встав на ноги, Гришка бродил вдоль стен. Мальчик всегда предусмотрительно уползал с его пути, заслышав Гришкины шаги. Вскоре Гришка изучил наизусть всю могилу и мог ходить по комнате и коридору, не держась за стены.

Он закрывал глаза, и видел цветные круги… Он открывал глаза, но цветные круги не исчезали, а становились подвижными, меняли форму, и, увеличиваясь в размерах, становились, вдруг, страшными чудовищными пастями, в которых, вместо зубов, колыхались острые языки пламени. Страшные пасти разверзались больше, и Гришка видел огненную утробу чудовища, в которой роились такие же огненные пасти, которые тоже раскрывались, увеличиваясь и приближаясь… Так продолжалось до бесконечности, если Гришка просто стоял и смотрел перед собой – его раненное сознание порождало одну и ту же картину. Если бы блеснула хоть искорка света… Но искорки не было, и мозг, лишенный зрения, сотворял чудовищ. Тьма словно выела глаза. Сколько дней уже этой тьме? А от голода голова сходит с ума, в ней роятся безумные полумысли, которые даже невозможно уловить и осознать.

Уже не было сил ходить, Гришка даже не заметил, что он просто ползает на коленях вдоль стен склепа. Цель этого бесконечного обхода не была понятна даже ему самому. Мальчик давно не попадался на его пути, должно быть, он выполз куда то на середину. В который раз Гришка добрался до треснувшей гробовой плиты, и собрался обползти гроб скифа вокруг, но вдруг его рука попала в щель между полом и стеной. Это было случайно, раньше он не попадал туда, но сейчас пальцы провалились в довольно широкое пространство между плитой пола и камнем стены. Он провёл рукой дальше – щель не заканчивалась на расстоянии вытянутой руки и продолжалась дальше. Она возникла при ударе от падения крышки гроба. Но Гришка этого не знал, он только понял, что это не просто промежуток между несколькими камнями, а именно пустое пространство между ними. В него пролазили только пальцы, даже не ладонь, но для обречённого человека эта щёлка казалась просто распахнутыми воротами. Гришка задрожал от возбуждения. Он прощупал всю щель вперёд и упёрся в упавшую плиту. Он отполз чуть назад, и нашёл, что щель заканчивается аккуратно на границе каменной плиты, прилегающей к основанию стены. Кроме того, он обнаружил, что эта самая плита просела почти на дюйм ниже соседней плиты, от чего, собственно, и возникла щель. Гришка ощупал всю плиту. Она была почти в аршин шириной, просел только тот её край, который заходил под стену, а противоположный край даже чуть приподнялся над смежной плитой. Гришка заполз на плиту коленями, и ему показалось, что она качнулась под ним. Впрочем, может быть, что его самого качает от голода. Он чуть привстал, упёрся в стену плечом, и толкнул ногой высокий край плиты – плита слабо качнулась. Неужели… Он ощупал всю плиту вокруг, убедился что она, действительно, шатается, и замер, в волнении. Неужели её можно вытащить? Гришка пробовал ухватиться за плиту и так и этак, но, всё же, толком поддеть её не мог – щель, в которую можно просунуть руку, была только под стеной. Гришка отыскал обломок меча и принялся расковыривать швы между половыми плитами. Лезвие меча оказалось не ржавым у самой рукоятки, от него осталась внутренняя середина, которая хоть и была вдвое тоньше самого меча, но всё же ещё достаточно прочная. Получился как бы коротенький нож. Он усердно работал, окрылённый надеждой. Препятствием ему виделись только камни, если там дальше земля, то он обязательно дороется до белого света. Он представил себе Селиванову морду, в тот момент, когда он увидит его снова… и теперь уже, точно, в последний раз, гнида! Гришка рыл и рыл, порой отдыхая, восстанавливая потерянные силы. В эти минуты он тихонько стонал от чувства голода, а потом снова хватался за обломок меча. Спустя продолжительное время, он обошёл по кругу всю плиту, на полную глубину лезвия. Теперь бы плиту поддеть и поднять. Он просунул пальцы в разрытые швы, и почувствовал, что плита не толще ширины его ладони. Её можно обхватить и поднять, если… иметь силы. Но его руки и ноги дрожат, его тело истощено. А мальчик? Где Ганька? Он не думал о нём уже много дней. Может, помер пацан.

– Эй, – слабо сказал Гришка. Сухое горло неправдоподобно исказило его голос. Мальчик не ответил, но Гришка услышал другой звук: хруст и шорох где-то рядом, в этой камере. Он пополз на звук, и оказался в груде лошадиных костей. Потом он упёрся в каменный саркофаг. Кажется, звук доносится оттуда. Кроме хруста, он расслышал ещё и слабые звуки человеческого горла, как если бы тихо плакал человек, которому глубоко в рот заткнули кляп.

– Эй!..

Без ответа.

Гришка пополз вокруг саркофага, и вдруг наткнулся на маленькое лёгкое существо из костей и кожи. Это был мальчик, стоящий на коленях. Его тело шаталось из стороны в сторону, он делал что-то непонятное, и, как бы рычал. И вдруг Гришка понял: мальчик ел!

Быстро обхватив мальчика, он нашёл его руки, оторвал их от лица и нащупал то, что было в этих руках: длинный бесформенный кусок чего-то твёрдого, сухого и лёгкого, невозможно понять что это. Какая-то ветка. Он ощупал её всю. На конце ветки что-то торчало. Гришка обшарил пальцами. Это была костяная человеческая ладонь, стянутая засохшими тканями, отвалились только фаланги пальцев. Без ужаса Гришка понял – он держит руку мумии из саркофага. Между тем мальчик снова нашарил в темноте сухую руку и впился в неё зубами. Он мотнул головой, и его зубы оторвали изрядный кусок древней мертвечины. Давясь и всхлипывая, он начал жевать эту гадость.

В потрясённом и шокированном Гришкином мозгу не появилось никакой мысли. Появился сразу готовый результат тех мыслей, которые могли бы взорваться в голове, будь всё происходящее в более благополучных условиях: не видя мальчика в темноте, он ударил наугад, со всего размаху, вложив все силы. Попал неизвестно во что, но мальчик ёкнул, и отлетел, стукнувшись всем своим скелетом в стену саркофага. Ненависть мутила Гришку. Он набросился на обмякшее тело и нашёл горло. Его пальцы сжались, и он почувствовал какую-то конвульсию маленького тела, сотрясающую его снизу. Почувствовав подступившую слабость, Гришка разжал пальцы, но мальчик продолжал биться в агонии. Слабый жалобный стон вырвался из груди мальчика. Страшные судороги рвали его желудок. Ослабевший организм пытался исторгнуть из себя ту падаль, которую он съел. Но она была сухая… И внутри всё было сухо… Мертвечина застряла в желудке. Через пять минут агонии мальчик затих. Гришка опять обшарил его и остановил свои руки на горле… Дыхания не было. Несчастный ребёнок умер. Но что Гришка хотел найти? Он сам не мог понять. Горло… Оно ещё тёплое. Кровь… Там кровь! Гришка не заметил, как его зубы впились в шею мальчика сбоку. Он вдруг обнаружил себя жадно сосущим прогрызенную ранку. Из рваной плоти в его рот текла густая солёная кровь, ещё не успевшая остановиться. С каждым глотком у Гришки прибавлялись силы. Первой унялась жажда, тёплая кровь увлажнила гортань. Потом сдался червь голода, терзающий его в животе. Дикое удовлетворение, не радость, не облегчение, а простое удовлетворение от восполнения нужды наполняло Гришку, как животное. Он сосал всё сильнее, но крови шло всё меньше. Остановившееся сердце не толкало уже кровь. Гришка сосал и сосал, а крови уже не было. Наконец он оторвался от трупа. Утолённая жажда, и, немного, голод, дали ему чувство силы, и даже породили мысль, что он непременно вылезет отсюда.

Гришка ползком вернулся к разработанной каменной плите. Он снова поддел её пальцами и рванул её вверх. Сил у него оказалось меньше, чем ему казалось после еды, но плита качнулась так, как будто она не лежала на сплошной плоскости, а опиралась своей серединой на какую-то точку. Гришка попробовал ещё раз и убедился, что плита качается подозрительно легко. Хорошо бы её так же подтянуть с другого края, но там мешал обломок крышки саркофага, который упал на тот край плиты. Но, тем не менее, упавшая крышка не мешала плите шевелиться. Похоже, что под ней действительно была пустота. Гришка продолжал качать плиту, но поднять её не мог. Гришка уснул, обессиленный, упав на плиту…

Но спал он не долго. Голод всё так же мучил его и не давал отдохнуть. Едва проснувшись, он сразу вспомнил про плиту и опять обшарил все разрытые щели. Должно быть, выпитая кровь, всё-таки придала ему сил: отчаянным рывком он смог выдернуть плиту из кладки пола за один конец, и она так и осталась торчать, провалившись куда-то другим концом. Образовалась большая щель, в которую Гришка немедленно засунул руку по самое плечо. Рука нащупала бесформенную каменную поверхность, вертикально уходящую почти вниз. Это уже не была каменная кладка, а, похоже, разлом породы. Гришка пошевелил рукой и достал до другой стороны этой пустоты – она была такая же изломанная и кривая. Уже много дней в полной темноте, отвыкнув видеть, Гришка научился хорошо представлять осязаемые предметы. Его рука, просунутая под плиту, словно видящий глаз, нарисовала ему вид широкой трещины в камне, которая уходит вертикально вниз, и дна её не видно…