Дело третье: С поличным - Ольга Лаврова

Знаменский. Не совсем.

Силин. Как же непонятно — я ищу, куда дел, а он ко мне вяжется: «Гражданин, сойдемте». Я его отодвинул, он за свисток… Ладно, думаю. Сошли… Ищу билет, чтобы он отцепился… Пристал как банный лист!

Знаменский. Так и не нашли?

Силин. Найдешь тут, когда он на рукаве висит: «Пошли, говорит, в милицию!» А чего я в той милиции не видал? Ни за что драку мне припаяли. Да рази я его бил?! Всего-то стряхнул с руки, чтоб не мешался.

Знаменский. Но он ведь пострадал.

Силин. А тогда не вяжись к человеку, коли такой ветхий!

Знаменский. А дальше?

Силин. Дальше — суд. Красота! Я толкую — билет же был! В отделении, когда карманы выворачивали, его же нашли! А она мне — судья: «Кому, говорит, теперь нужен ваш билет?» Это, по-вашему справедливо?! «Вы, говорит, билет на проезд покупали, а не хулиганить». А?! В гробу я видел такую справедливость!..

Знаменский. Но вы же взрослый человек. Я понимаю, билет нашелся. Понимаю, что обидно. Но вот хоть этот контролер. Ведь у него такая должность. Что с ним было?

Силин. Чего-то там себе отбил.

Знаменский. И в колонии опять драка с телесными повреждениями. Или тоже хлюпик под горячую руку попался?

Силин. Там не хлюпик, там целая кодла была. Кабы я им поддался, мне бы вовсе не жить!

Знаменский. Почему?

Силин. Эх, гражданин следователь, что вы, здесь сидя, понимать можете? Каждый день с одеколончиком бреетесь, котлетки едите… а помыкались бы там, тогда бы с полслова соображали… (Пауза.) Приклеилась ко мне шпана. Сперва смешочки, дальше — больше. «Комод, пойди туда», «Комод, пойди сюда». Сегодня поддашься — завтра вдвое насядут… Каждый день в барак, как на войну, шел. Я один, а они скопом. Раз потолковали (показывает на кулаках), другой, вижу — либо я кого угроблю, либо они меня.

Знаменский. Но администрация колонии…

Силин (негодующе). Теперь Силин должон к начальнику бечь? Просить, чтоб за ручку водили?

Знаменский. Кто был у вас начальником?

Силин. Киреев.

Знаменский. Киреев… Киреев… Нет, не слышал, а и он ничего не знал?

Силин. Узнал. Когда я одному гаду ребра попортил… подошел такой момент… Ну, и кто виноват? Знамо дело, Силин. У него ж в приговоре полная аттестация — какой он есть бандит!..

Знаменский. Сколько накинули?

Силин. Два года припаяли. Справедливо?!

Знаменский (вздыхает). Обидно, Силин…

Силин (размякнув от сочувствия). Теперь, допустим, что есть душевный человек. И в большом авторитете. Он глядит, такое дело, и говорит: «Баста! „Комода“, говорит, не трожь». Вот оно где справедливо-то! Вот где по-человечески!

Знаменский (как о само собой разумеющемся). С ним вы и встретились в Москве?

Силин (разом замыкается, набычивается). Ни с кем я не встречался! Я пример привел — кто мне друг, а кто враг, ясно? (Пауза.)

Знаменский (мягко). Вспомните, Силин, когда вы сидели, считали срок, считали, сколько осталось… Я уж не говорю — год, каждый месяц как доставался, верно?

Силин (неохотно). Ну, верно.

Знаменский. А когда последние недели пошли, уж и вовсе терпения нет, хоть в побег. А?

Силин. Это да.

Знаменский. И теперь снова срок, снова будете считать. Надо хоть сейчас об этом подумать. После останется только локти кусать… Честно советую: не берите на себя лишнего. Чужого не берите.

Силин (упрямо). А чего я чужое беру? Вы мне чужого не шейте. Что мое — за то отвечу. По вашей по справедливости.

Знаменский (подхватывая). Так если по справедливости: не вы выбрали склад, не вы решали, что там взять, не вы собирались продавать эти чертовы шубы!..

Силин (с тем же тупым упорством). Кто же, как не я?

Знаменский. За все хотите сами расплачиваться? (Пауза.) Ведь жалеете теперь, что поддались старому дружку! Поверили себе на погибель. Сидели бы сейчас не в Бутырке, а в Днепропетровске… (Тихо.) Даже не знаю, как ей и сообщить, что вы опять арестованы.

Силин. Свидание дадите?

Знаменский. Дам, конечно.

Пауза. Силин уныло сникает, потом спохватывается, заподозрив подвох со стороны Знаменского.

Силин. Душу вы мне кровяните, чтоб я товарища выдал, да? Что я — хуже собаки? Собака и та своих не кусает! Это тебе, следователь, понятно? Все я один делал. Не было больше никого, и кончен разговор. Точка. Силин. Свидание дадите — спасибо. Нет — проживу. А продажной тварью не буду. Не ждите.

Знаменский (морщась). Я вас, Силин, не покупаю. И в предатели не зову. Зачем друга выдавать… (подчеркнуто) если он вам друг. Только как подумаешь, почему вы, а не он брал шубы и какую долю вы должны были получить… и еще о разном… Подумайте, Силин. И вспомните моя слова.

Силин. Вы мне мозги не вкручивайте. Вы ничего этого знать не можете!

Знаменский. Да, я не знаю точно, как все шло. Пока не знаю. Но не зря я десять лет следователем. Научился понемногу разбираться в людях и в происшествиях… Сказать вам, о чем вы больше всего думали за эти сутки?

Силин. Ну?

Знаменский. Как могло так случиться? Почему?

Силин (нерешительно). Почему я засыпался?

Знаменский. Ну конечно.

Силин (не в силах скрыть волнения). А вы — знаете?

Знаменский. Начинаю догадываться… (Протягивает Силину кусок веревки.) Завяжите мне на память несколько узлов.

Силин. Узлы?.. (Шевелит губами, глядя на веревку.) А-а, дамочка будет експертизу делать! На доброе здоровье. (Ловко вяжет своими огромными ручищами узлы.)

Сцена четвертая

Криминалистическая лаборатория. Знаменский, Кибрит. Перед ней на столе узлы, которые она сравнивает.

Кибрит. Веревку на мешке с шубами завязывал сам Силин. Это бесспорно.

Знаменский (барабанит пальцами по столу). А кто их клал в мешок?

Кибрит. Везде и на всем отпечатки только его пятерни. (Достает исчерченный лист.) Ты просил восстановить его маршрут по складу. Схема простая. Крестиками я пометила пункты, в которых уверена, что он был. А вот здесь два сомнительных кружочка. Сторожа безбожно натоптали.

Знаменский (с интересом склоняется над схемой). Так он прошел прямо тут? Характерно. Это место я при осмотре проглядел… Силин, разумеется, рассказывает по-другому.

Кибрит (улыбаясь). По-моему, он тебе нравится, этот пещерный житель.

Знаменский. Не то чтобы нравится… жалко его, дурака. (Передразнивает Силина.) «Я пошуровал на складе и выбрал три каракулевых пальта». Да он не отличит каракуль от цигейки! Он был грузчиком, а в колонии шесть лет работал лесорубом — не скорняком… Если бывают заблудшие овцы, то Силин — этакий заблудший мамонт… Да, а что задвижка? Когда ее пилили?

Кибрит. Пал Палыч, не все сразу! Задвижка у химиков. Исследуют степень окисления по часам, длинная история.

Знаменский (берет листок с вычерченной Кибрит схемой, снова разглядывает). Есть идея: вывезти Силина на склад. Пусть покажет, как он якобы действовал. Понимаешь?

Кибрит. Понимаю… Когда?

Знаменский. Если завтра в три, в три тридцать — сможешь?

Кибрит заглядывает в настольный календарь. Входит Томин.

Томин (весело). Вероятно, я некстати? Профессиональное качество. Вся наша клиентура считает, что угрозыск появляется некстати.

Знаменский. Хорошие новости по делу? Или просто радуешься жизни?

Томин. Радуюсь, Паша. Законом не запрещено.

Знаменский (смеется). Ладно, валяй… Что скорняки?

Томин (с сожалением). Как ни странно, каракулевых шуб не ждали. Даже ни малейшего слушка, что может появиться такой товар. Вот соболей кто-то обещал привезти с севера…

Знаменский (ничуть не удивлен; сообщение Томина, видимо, лишь подтвердило какую-то его догадку). Не ждали… характерно.