Русские сумерки. Клятва трикстера - Олег Кулагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самую малость она выступала сбоку каблука. Но… клянусь Зоной, этого вполне достаточно, чтоб пилить, рвать об нее веревку!
Да! Да!
Через пару минут – руки свободны. Еще немного – и перерезаны путы на щиколотках.
Теперь освободить Андрюху!
Цепь… Проклятая цепь! Она тянется к кольцу – тому, что намертво вделано в бетонную стену. И стальной браслет на щиколотке – тоже не открыть.
– Без толку, – шепчет Демин. – Уходи!
«Как так – уходи?» – застываю я.
– А ты?
– Добежишь до поселка, кого-нибудь приведешь – хоть Карася и Цыпу! Пообещай им долю «товара»…
Наверное, он прав. Вот-вот вернется «мясник»-хозяин. И что я с ним сделаю голыми, пусть и свободными, руками?
Нащупываю в темноте лестницу и нечаянно касаюсь подвешенного тела Сереги. Вздрагиваю, словно от удара током: «Еще теплый…»
Но разводить сопли не имею права. Проворно взбираюсь по лесенке – хорошо, что «мясник» ее не убрал.
– Глеб, – вдруг долетает снизу отчаянный шепот, – только не бросай меня, пожалуйста. Поклянись, что вернешься!
– Даю слово…
– Слово трикстера?
– Да!
Осторожно щупаю крышку люка.
Не заперто!
Угу, хозяин ведь ненадолго отошел…
Бережно ее приподнимаю, и все равно раздается предательский скрип. Я цепенею, затаив дыхание. Аккуратно откидываю крышку.
Кругом сумрак, но можно понять, что комната наверху – вроде чулана. Какое-то старое тряпье по углам, древний комод, заставленный кастрюлями. А главное – есть окошко! Маленькое, но вполне достаточное для моих габаритов…
Я выбираюсь из люка. И ступая на цыпочках, крадусь к окну: «Только бы не оказалось наглухо заколоченным!»
О, черт! Окно держится на согнутых гвоздях.
Я до крови прокалываю пальцы, пытаясь отодвинуть их вбок.
А за дверью уже раздаются шаги – все ближе и ближе!
Проклятие!
Я, как загнанный волчонок, оглядываюсь по сторонам. В чулане негде укрыться. И нечего использовать в качестве оружия – разве вон ту разделочную доску? Сумею я вырубить ею «мясника» с одного удара?
Дергаюсь за доской к комоду и цепенею на полпути: «Нет!»
А дверь в чулан со скрипом начинает открываться…
И я сжимаюсь в углу, зарывшись в кучу старой, провонявшей нафталином одежды. Закрываю глаза – словно это поможет стать невидимым.
Что-то гремит – там, у самого входа. Вроде бы «мясник» взял эмалированную кастрюлю. И опять захлопнул дверь.
Это кажется чудом – но он даже не глянул в мою сторону. Не заметил распахнутой крышки подвального люка!
Я вскакиваю, озираюсь. Мне нужно хоть что-то – тонкое, твердое, чтоб бесшумно поддеть гвозди на окне. И я замечаю в углу край металлической таблички – он торчит из-под старой шубы.
Хватаю табличку. «ЛИПЕЦКГОРГАЗ» – написано там крупными черными буквами. Да хоть «горнефть»!
Поддеваю гвозди – один за другим.
Аккуратно открываю окно. И ужом выползаю наружу, кувыркаюсь в мокрую траву.
Вскакиваю, бегу под косыми струями, не разбирая пути. Падаю в грязь и опять поднимаюсь, петляю по кустам. Скатываюсь в канаву, ползу…
А изувеченное тело Сереги до сих пор, как наяву, маячит перед глазами. И тяжелая поступь «мясника» мерещится за спиной.
Я прихожу в себя только метров за пятьсот, когда проклятый дом скрывается в дымке. Уже вечереет, ранние сумерки опускаются на мертвую деревню. Я стою за околицей – дрожащий от слабости, промокший до нитки.
И четко осознаю: пусть я без роздыха буду лететь до поселка – все равно не смогу ничего изменить. Даже если уговорю Карася и Цыпу на рискованную экспедицию. Даже если их машина не застрянет в грязи…
Туда, обратно – минут сорок раскисшими дорогами.
Элементарно не успею!
Тоска, как глухая боль, охватывает от этой мысли. И такое острое чувство беспомощности, что ноги сами подгибаются. Я сажусь прямо у обочины – едва не в лужу.
Значит, ничего нельзя сделать.
Разве что вернуться – прямо сейчас… От этой мысли сперва обдает жаром, потом холодом.
Что я могу – в одиночку?!
Слезы текут по щекам, смешиваясь с дождевыми каплями.
Только одно не дает разрыдаться. Лишь одно придает силы под этим чугунно тяжелым небом. «Я ведь поклялся… Я дал ему слово!» – гулко, неумолимо стучит в висках, заставляет стиснуть кулаки и зубы.
И я поднимаюсь с земли…
Часть 1. Огненная река
Глава 1
Чей-то нудный голос ворвался в сон:
– …Сегодня у нас в гостях глава издательского дома «Русский воротила», главный редактор журнала «Гламур» Андрей Мысков.
«Проклятый телевизор…»
Я перевернулся на другой бок и с головой накрылся одеялом. Но голоса все равно долетали из соседней комнаты:
– …Андрей, хотелось бы поговорить с вами о таком понятии, как «высшие», о том, что оно значит в нашей жизни…
– Сразу замечу – мне не нравится этот термин! От него за версту разит мутантофобией.
– Даже так?
– Рассуждая вульгарно, если есть «высшие», значит, большинство оказывается «низшим»? Отсюда вытекает непонимание, даже неприятие… Отсюда рукой подать до злобной клички «упыри»!
– Хм-м… А какое бы название вы предложили взамен?
– Думаю, наиболее точный термин – «креативный класс»…
Я вздохнул. Возникло сильное желание вскочить и вырубить на хрен «зомбоящик». Но я знал, что тогда сон точно убежит, развеется без остатка. И опять полдня придется бродить с тяжелой головой.
«Нервы – ни к черту…»
– … хотелось бы пояснить термин. Все мы знаем, какую особую роль сыграли Сумерки в становлении современной посттоталитарной России…
– Андрей, а как вы относитесь к точке зрения, что Сумерки до сих пор продолжаются?
– Вздор! Они длились максимум год-два. А может – и считаные месяцы. И сейчас, вот уже полтора десятилетия, мы живем в практически нормальной стране.
– Но ведь… миллионы погибли? И до сих пор слабо заселенными остаются целые районы…
– Знаете, все эти разговоры о какой-то трагедии отдают дешевым популизмом! Ведь кто умер в первую очередь? Те, чей организм был ослаблен алкоголем, бездельники, люмпены, неспособные реализовать себя в условиях здоровой конкуренции. Страна и мир избавились от балласта. Разве это плохо?
– Ну, конечно, если смотреть так…
– А по-настоящему деловые, инициативные личности получили колоссальные возможности для самореализации. И дело не только в изменениях на генном уровне, куда важнее – переворот в общественном сознании. За эти годы почти удалось побороть вредный предрассудок о том, что каждый от рождения имеет право на жизнь. Нет, господа ортодоксы, это право еще надо заслужить!
– То есть вы считаете, подобные вопросы должен регулировать свободный рынок?
– Именно! Жизнь – такой же товар. И всякие искусственные ограничения, связывающие энергию креативного класса…
– Выключи его! – процедил Ромка в соседней комнате. – А то я разобью телевизор.
Кид хмыкнул. Приглушил звук и переключил на другой канал.
– …успешно продолжается спецоперация в Серпуховском районе. Благодаря эффективным действиям сотрудников МЧС только за последнюю неделю удалось расчистить от фиолетовой плесени не менее десяти квадратных километров…
– Вранье! – откомментировал Кид.
А телевизор в соседней комнате продолжал бодрым голосом диктора:
– …Наши доблестные бойцы ОКАМа[2] на деле доказали готовность исполнить план президента. Подмосковье будет безопасным! С начала операции уже успешно ликвидированы тридцать восемь псевдоволков, один потрошитель и два живоглота…
– И кто в это поверит? – горячился Кид. – Доблестные брехуны! Два живоглота…
– Ну, может, и не врут, – осторожно допустил Ромка. – Говорят, после того как потрошитель напал на кортеж губернатора, со всей области согнали бойцов…
– Не в этом дело! Это ж тебе не псевдоволков мочить.
– Псевдоволки – тоже не кролики… – судя по голосу, Ромка усмехнулся.
– Да знаю. В свое время завалил их больше, чем ты монстров в «Кровавом тумане». Даже из «АКМ» бывает не с первой очереди.
«Можно и из пистолета… – подумал я, опять проваливаясь в сон. – Даже с одного патрона…»
…Огромное тело еще трепыхается. Когти загребают землю. Но мутноватый зрачок уже невидяще застыл.
Андрюха Демин первым осмеливается подойти ближе. Пинает убитого псевдоволка ногой. А тело зверя вдруг оживает – мощные лапы будто подбрасывают мутанта в воздух, и страшная, похожая на крокодилью пасть клацает зубами в сантиметре от удирающего Андрюхи.
Мы мчимся без оглядки, проламывая чахлые кусты.
Но раненый зверь не отстает.
