Падение "черного берета" - Александр Ольбик

— Да нас берут на прихват, — заорал человек и с силой захлопнул дверь. Дважды прозвучали выстрелы, и всем стало ясно — внезапность утрачена.

Карташов ударил по двери ногой, а сам отскочил в сторону. В лицо им пахнуло пороховым дымком и густым табачным настоем.

В комнате, судя по всему, никого уже не было и тут только они увидели еще одну дверь, сообщающуюся с соседней комнатой. Они вбежали туда, но там гулял лишь предрассветный ветерок. Окно было распахнуто, и Брод, подойдя к нему, увидел торчащие концы лестницы.

— Предусмотрительные ребята… Мцыри, посмотри, что тут у них наше, — сказал Брод и побежал вниз.

Одинец развернулся и тоже заспешил на выход. Карташов принялся за осмотр помещения. Окурки валялись не только на столе, но и на полу, подоконниках. Видно, в панике жильцы забыли свои пейджеры и два мобильных телефона. В висевших на вешалке куртках и пальто он обнаружил пачки долларов, паспорта с квадратными штампами неграждан Латвии, несколько кредитных карточек и ключи от машины, начатую пачку сигарет латвийского производства «Elita». На столе, под газетой, он увидел пистолет «ТТ», а рядом записную книжку, из которой торчали концы железнодорожных билетов. Прочитал: "Рига — Москва".

До слуха Карташова стали доноситься одиночные и спаренные выстрелы. Засунув себе в карман деньги, паспорта, ключи от машины и пистолет, он побежал вниз. Входная дверь по-прежнему была закрыта и он, рукояткой пистолета выбив стекло, выбрался наружу.

Впереди, на фоне светлеющего неба, появились просверки, сопровождаемые выстрелами. Он побежал в сторону темнеющих кустарников, но его остановил окрик Николая:

— Мцыри, не спеши, нарвешься на пулю! Эти засранцы здорово огрызаются… Подошли Брод с Одинцом.

— Если мы эту мразь выпустим, считайте себя клиентами Блузмана, — заявил Брод. — Никола, идите с Одинцом вдоль забора, а мы с Мцыри попытаемся отсечь их от дороги. Только не подстрелите Валентина…

Пригнувшись, Одинец с Николаем побежали в сторону трех вязов. Саня уже преодолел большую часть пути, когда впереди ярко и хищно посыпались выстрелы. Он упал лицом в лужу, больно ударившись подбородком о торчащий камень. На мгновение потерял сознание, но придя в себя, ощутил дикое раздражение против всего мира. Он вытащил из кармана гранату и зубами выдернул кольцо. Уперевшись второй рукой о землю, он размахнулся и швырнул стальное яичко в сырые сумерки. Обхватив голову руками, Саня снова упал на землю. Взрыв был несильный, но Одинца горячо приподняло над землей и снова бросило на нее. В районе правой ключицы почувствовал неприятное жжение. Потрогал саднящее место — что-то липкое пристало к пальцам… Пахнуло кровью.

Он пополз в сторону кустов и там с трудом поднялся на ноги. Сквозь оголенные деревья увидел маслянистое пятно пруда. И что-то в нем двигалось и, присмотревшись, Одинец разглядел человеческие силуэты, переходящие вброд водную преграду. Он вышел на отлогий бережок и крикнул:

— Эй, пловцы, может, повернете назад? — и подняв руку с пистолетом, дважды выстрелил. Когда кто-то из бандитов сделал то же самое, слева резанула автоматная очередь.

— Саня, это я! — послышался рядом голос Карташова. — Сейчас будем их оттуда выкуривать.

Люди в воде прекратили движение.

— Выходите, только по одному, — этот голос принадлежал Николаю. — Но сначала кидайте в воду свои железки…

— Да чего нам с ними церемониться? — выкрикнул подбежавший Брод, и тоже несколько пуль послал поверху голов преследуемых.

Первым из воды вышел человек могучего телосложения. Он был в тельняшке, по щеке у него текла кровь.

— Саня, надень на Федю Семака браслеты, — приказал Карташов. Однако Одинец замотал головой, сославшись на свое ранение…

— Меня немного зацепило, — сказал он. — Руки не удержат наручники.

К громиле подошел Николай и приказал тому лечь на землю. И когда человек, осев в коленях, лег на живот, Николай нацепил на него наручники. Это был Федор Семаков…Николай направил луч фонаря на ботинки Семакова. Разглядел тяжелые, с рифленой подошвой ботинки, с желтой на подошве пластмассовой вставкой, на которой было написано «Dockers» и "Styled in U.S.A."

Трое других бандитов вышли на противоположный берег, где их уже встречали Брод с Карташовым.

— Никола, забирай гансов и веди их в машину! — приказал Брод.

Он же с Карташовым отошли к гостинице и открыли «девятку». На заднем сиденье лежал скатанный ковер с торчащими из него модными туфлями Таллера… Они вытащили скатку из машины и развернули ее. Брод отвернулся, ибо увидел мертвого, с обезображенным лицом, Таллера. Карташов задержал дыхание — смердело и он быстро стал закуривать.

— Приговорили сволочи, — сказал Брод и накинул на лицо шефа угол паласа. — Давай положим его на место, и ты, Сережа, садись за руль и отвези его к нему домой. Этот человек должен быть похоронен по-человечески…

— Может, мы это сделаем вдвоем с Одинцом, все же груз не из легких…

— Не возражаю. Давай посмотрим, что эти хмыри держат в багажнике…

А там навалом лежали газовые баллончики, игральные карты и какие-то накладные. Бумаги были выписаны фирмой "Латвийский сахар" на 30 тонн сахара…

— Эти ребята утрясали дела в Москве по многим направлениям.

В машине они нашли два пистолета «ПМ», а под сиденьем водителя — обрез «винчестера» и коробку с патронами к нему…

Проходя мимо мотоцикла, Брод, пнув ногой по колесу, сказал:

— Кому это дерьмо достанется, счастлив не будет…Слышь, Мцыри, в связи с этой ситуацией вам с Саней надо снова перебраться в Ангелово…Чтобы каждую минуту вы были под рукой…

В захваченной «девятке» поехали Карташов и Одинец. В салоне отвратительно пахло.

— Давай я тебе перевяжу рану, — предложил Карташов, когда они отъехали от гостиницы на порядочное расстояние. — Куда этих деятелей повезли, не знаешь?

— Наверное, к Броду. Учинят допрос с пристрастием, а дальше… Не знаю, возможно, сначала к Блузману, а затем в крематорий.

Карташов сжал зубами фильтр и почувствовал противную никотиновую горечь. Подъезжая к Поварской улице, где стоял особняк Таллера, Одинец набрал его домашний телефон. Ответила дочь Татьяна и Одинец попросил ее спуститься вниз.

Когда они подъехали к дому, она уже ждала их на тротуаре. Девушка прикрыла ладонью рот, из глаз текли крупные слезы.

— Я не знаю, что делать… Мама слегла, надо звонить дяде Шуре, брату папы… И папиному начальнику…

— Кому, кому? — в лице Одинца что-то изменилось, что-то смутное мелькнуло и исчезло в обычной беззаботности.

Но девушка от ответа уклонилась.

— Извините. Я сейчас открою ворота.

Они въехали во двор и вынесли из машины ковер с телом Таллера. Девушка сбегала домой и вернулась с ключами от гаража. Она вновь навзрыд заплакала.

В гараже пахло бензином и запустением. Не отрывая от земли, они затащили скатку в гараж и, не прощаясь, пошли к оставленной у ворот «девятке». Ее они отогнали в придорожные кусты недалеко от Кольцевой дороги, а сами подловили забрызганную грязью «Таврию» и на ней добрались до центра. У "трех вокзалов" взяли такси и доехали до Рождествено, а оттуда пешком направились в Ангелов переулок. Когда уже подходили к дому, Карташов спросил:

— Кого имела в виду эта дивчина, когда сказала про начальника папы? Разве не сам Таллер глава фирмы?

Одинец не сразу ответил. Задумчивость легла на его обострившиеся черты лица. Чувствовалось, что он терпит боль и, независимо от этого, пытается сосредоточиться на теме разговора….

— Возможно, она имела в виду министра здравоохранения… Хотя, какой он начальник? Но какая-то руководящая сволочь во всей этой истории есть…

— А может, настоящий начальник Брод? Вместо ответа Одинец заговорил о другом:

— Мы забыли купить водки. Сейчас бы не помешал глоток… — И сигареты кончились, поэтому давай ускорим шаг и не будем больше касаться этой гипертонической темы.

— Вот и не касайся. Иди себе и помалкивай, пока с тобой первыми не заговорят старшие.

Они шагали по усыпанной желтыми листьями дорожке, а по сторонам, в мокром березняке, одиноко кричала сорока, и голос у нее был такой, словно она всю ночь проспала на сквозняке…

Кровавый торг

Суд проходил в гараже у Брода. Николай сидел верхом на стуле, положив руки на его спинку. Курил, делая медленные затяжки. И в этой позе он был весь, как на ладони: крайне хладнокровный, степенный, взвешивающий каждое слово человек.

— Мы не милиция, — внушал он пленному, — и потому твое «нет» или «да» не имеют юридической силы. Но нам важно знать, кто положил наших людей и так позорно побрил нашего хозяина? — Николай сделал паузу. — А пока очень простой вопрос: кто вы, откуда, зачем появились в Москве?