Имперский рубеж - Андрей Ерпылев

– На арене боец номер один, – громко объявил Зебницкий, согласившийся быть рефери поединков и заодно крупье: не умея сохранить свои деньги, поляк тем не менее, раз «ожегшись на молоке», отличался щепетильной честностью, чем и пользовались отцы-командиры, непременно командируя его за казенными суммами, когда возникала такая необходимость. – По кличке «дядя Том»! Против него выступает… – Семен застыл с зажатым в щипцах извивающимся страшилищем песчано-рыжего колера, – боец номер два по кличке «Абр-р-рек»! Делайте ваши ставки, господа!

– Ставлю рубль на черного! – потянулись к серебряному блюду руки со ставками. – Полтинник серебром на рыжего!.. Три рубля на гнедого!..

Саша поддался общему ажиотажу, метнув на блюдо свернутую квадратиком рублевую купюру.

И схватка началась…

– Слушай, Зацкер, – спросил Александр поручика, когда страсти несколько улеглись, а вокруг стола с сосчитанными «бойцами» осталось лишь несколько самых азартных игроков. – Ты все про все на свете знаешь…

– Не без этого! – приосанился Матвей. – Спрашивай, о повелитель винтокрылого шайтана!

– Понимаешь, Мотя, – Бежецкий не знал, с чего начать: не будешь же рассказывать человеку, пусть и другу, свой ночной кошмар, – тут такое дело… У меня одного бойца подстрелили…

– Слышал, Саша, слышал, – мелко закивал изрядно подвыпивший офицер. – Такое горе… Сильно наседали в штабе?

– Да не в этом дело… – отмахнулся молодой человек. – В первый раз, что ли! Ты понимаешь, что меня гложет…

И он, как мог нейтрально, изложил внимательно слушающему товарищу все происшедшее в санитарной машине.

– Так вот, Мотя, что я хотел спросить… – начал он, но Зацкер перебил его, воровато оглянувшись и накрыв Сашину руку своей узкой ладошкой.

– Вот что я тебе скажу, друг Бежецкий…

– Вы с ума сошли, Саша! – Иннокентий Порфирьевич по-бабьи всплеснул ладонями. – Какие еще наркотики? Право, вы сошли с ума! Постоянные дежурства действуют на ваш организм угнетающе. Давайте я положу вас на недельку в неврологию, попьете успокоительного, побеседуете со специалистами… Знаете, какой у нас есть замечательный психотерапевт?

– Я не сумасшедший, господин полковник. И патрулирование влияет на меня ничуть не более, чем на остальных.

– Но это же самая натуральная идея фикс! Вы наслушались солдатских баек и вообразили себе невесть что…

– Увы, Иннокентий Порфирьевич, – стоял на своем Бежецкий. – Это не байки. В некоторых гробах с погибшими в Россию отправляются наркотики. Я вас не обвиняю ни в чем, но некие люди…

– Воспользовались моей простотой? – сощурил глаз врач. – Моей мягкостью?

– Я этого не утверждаю…

– За чем же дело стало! Обвините меня! В мягкотелости, в разгильдяйстве, в потворстве преступникам! Еще в чем-нибудь… А ну пойдемте! – взъярился вдруг полковник, выбираясь из-за стола. – Пойдемте!

– Куда? – тоже поднялся на ноги поручик.

– Увидите…

Иннокентий Порфирьевич цепко ухватил Сашу за рукав и повлек куда-то по коридорам, лестницам, в самые недра госпиталя, туда, где ему ранее никогда не приходилось бывать. Более того: молодой человек и не подозревал, что изнутри это не самое большое здание, которое ему приходилось видеть в своей жизни, так велико. По его мнению, они с провожатым уже были этажа на два ниже уровня земли, но врач все вел и вел куда-то, будто призрак Вергилия, сопровождающий в ад поэта[32]…

– Строили еще немцы, – ответил врач на невысказанный вопрос – даже будучи рассерженным, он оставался человеком вежливым и общительным. – В расчете на возможную ядерную войну. Даже если надземная часть госпиталя окажется уничтоженной, больные и персонал будут укрыты надежно. Тут даже своя автономная артезианская скважина и несколько генераторов имеются. Я, кстати, подумываю, чтобы перевести все свое хозяйство сюда, – очень уж досаждают ночные обстрелы. Только бы средства выцарапать в округе, а то за несколько лет аборигены умудрились загадить неиспользуемые этажи до ужаса.

– А впечатления не производит, – осторожно заметил Саша, озирая вымощенный плиткой коридор со сверкающими кафельными стенами: часть люминесцентных ламп, расположенных на потолке через каждые пять метров, не горела, но оставшихся вполне хватало.

– Что в коридоре взять? Только до освещения и добрались. А зайдите в любой бокс: разорение и хаос. Даже розетки из стен повывернуты и трубы отопления срезаны. Не говоря уже о прочих коммуникациях. Немцы – большие аккуратисты, но на такое обращение с плодами своих рук никак не рассчитывали… Кстати, мы пришли.

Спутники стояли перед мощной стальной дверью, напоминающей дверь в бомбоубежище. Аккуратно, по трафарету сделанная надпись не подразумевала иных толкований. «МОРГ».

– Вы покойников не боитесь? – спросил Иннокентий Порфирьевич, но тут же спохватился: – О чем это я? Боевой офицер… Пойдемте.

Настучав код на клавиатуре, врач взялся за массивную рукоять и с видимым трудом приоткрыл толстенную дверь. Изнутри пахнуло холодом и таким «ароматом», что у привыкшего с недавних пор ко многому Бежецкого перехватило горло.

– Формалин, – пояснил полковник. – Иных бедолаг привозят уже в таком состоянии, что одного охлаждения бывает маловато…

Парочка пересекла обширное помещение, заставленное металлическими столами, большая часть из которых пустовала. Лишь над самым дальним сиял многоламповый хирургический светильник, и виднелись две фигуры в зеленых балахонах, склонившиеся над третьей, до половины скрытой простыней. Не нужно было обладать чересчур большими познаниями в медицине, чтобы понять, чем заняты «зеленые человечки».

– Патологоанатом Марусевич с практикантом, – счел нужным пояснить Иннокентий Порфирьевич. – Вскрывают… Но это вам, думаю, без разницы. Так ведь?

Не отрываясь от своего занятия, один из «лекарей мертвых» отсалютовал начальнику зажатым в обтянутой резиной руке инструментом будто саблей и вернулся к своему неаппетитному занятию, а второй вообще не обратил на вошедших внимания, позвякивая чем-то на пододвинутой к самому прозекторскому столу каталке.

– Тут черновая, так сказать, работа, – заметил медик. – А готовят к встрече со святым Петром дальше.

– А… покойников сюда тем же путем, что мы прошли, доставляют? – не утерпел Саша.

– Что вы! Имеется специальный лифт. Грузовой, вмещающий сразу две каталки. Нам, правда, слава богу, такая вместимость не нужна… Только вряд ли вам, Саша, понравилось бы путешествие сюда на этой ладье Харона, – улыбнулся полковник Седых. – Так что я вас провел по менее короткому, но более комфортному маршруту. Вы не против? А то обратно можно и лифтом возвратиться…

– Нет-нет! – запротестовал поручик, представив на миг замкнутое пространство, наполненное запахами, подобными витающим вокруг. – Благодарю покорно! Я уж лучше по лестнице…

– И то верно.

Офицеры миновали еще пару ничем не примечательных помещений и оказались в комнате, напоминавшей слесарную мастерскую: верстаки, сверлильный и еще какие-то станки (молодой человек не особенно разбирался в фабричных причиндалах, разве что видел нечто подобное во владениях прапорщика Деревянко), сложенные штабелями длинные ящики и предметы, напоминавшие металлические корыта. Откуда-то из-за этих пирамид доносилось резкое шипение, а голубые и красноватые отсветы, вспыхивающие то и дело, до неузнаваемости преображали полуосвещенное помещение, отбрасывая на стены и потолок причудливые цветные тени. Казалось, где-то работает цветомузыкальное устройство из дешевого танцзала, только звук отключен полностью.

– Пойдемте, – потянул за рукав озиравшегося по сторонам поручика Седых. – Ничего здесь интересного нет.

– А что это за корыта? – кивнул Саша на ближайший к нему штабель.

– Гробы, – буркнул Иннокентий Порфирьевич. – Гробы из оцинкованной жести. А в эти ящики, – указал он на штабель деревянной тары, – запаянные гробы устанавливаются для перевозки.

За штабелями, на бетонном полу стояли в ряд три металлических ящика. Крайний оказался уже запаян, на средний двое работяг в брезентовых робах как раз устанавливали плоскую крышку, а в крайнем… Бежецкий длинно сглотнул, увидев в гробу знакомое лицо.

Унтер Селейко казался спящим. Если бы не бескровное заострившееся лицо и глубокие тени под глазами, он вполне сошел бы за живого. Восковые ладони были аккуратно сложены на груди темно-зеленого с красной выпушкой парадного мундира, никогда ранее Сашей на нем не виденного, отсветы неисправной, нервно моргающей ртутной лампы на потолке отражались в голенищах сапог, надраенных до блеска. Лишь несколько секунд спустя юноша разглядел, что запястья мертвых рук связаны матерчатой ленточкой.

– Зачем это? – глухо спросил он.

– Что? А, руки… Понимаете, Саша, в дороге гроб будет трясти, а трупное окоченение уже проходит… Словом, так имеется шанс довезти покойного до дому в более-менее пристойном виде. Вы знакомы? – пристально глянул на собеседника врач.