Самоучитель танцев для лунатиков - Мира Джейкоб

– А я не расстраиваюсь, – неубедительно ответила она.

– Все наладится, – успокоил ее отец, встал из-за стола, подошел к ней, крепко обнял и потерся подбородком об ее макушку.

– Да, я знаю, – отозвалась Амина, обняла его в последний раз, взяла свою сумку и вышла из кабинета.

Моника уже ждала ее внизу, и вскоре они выехали с парковки. Машина едва тащилась, словно улитка. На шоссе мимо них кометами проносились другие автомобили, время от времени кто-нибудь из водителей удивленно оборачивался, глядя, все ли у них в порядке с двигателем, не прокололось ли колесо. Моника открыла бардачок и достала оттуда изумрудную пачку сигарет с ментолом.

– Ты что делаешь? – спросила Амина.

– А сама как думаешь?

– Я считала, ты давным-давно бросила!

– Ты сама-то бросила? – буркнула Моника, посмотрев на нее странным равнодушным взглядом.

Амина покраснела, а Моника дрожащими руками бросила ей пачку и вытащила прикуриватель. Машину заполнили клубы дыма. Они подъезжали к неправильному съезду с автострады, поворотники бешено мигали. В последний момент Моника все-таки свернула направо, потом еще раз и припарковалась перед отелем «Вилладж Инн».

В окне ресторана виднелись, накладываясь друг на друга, как два отрезка кинопленки в месте монтажа, бордовые диваны закусочной, дешевые латунные люстры на потолке и лобовые стекла пустых машин, то появляющиеся в отражении, то исчезающие вновь.

– Твой папа пытался спасти мертвого ребенка, – сказала Моника.

Амина смотрела на силуэты на стекле, прокручивая в голове эту фразу, чтобы она обрела хоть какой-то смысл, но ничего не выходило. Моника приоткрыла окно и снова нажала на прикуриватель.

– Что ты сказала?!

– Твой папа. Несколько недель назад, – добавила Моника, снимая приставшую к языку крошку табака и выбрасывая в окно. – В реанимации.

– Мертвого ребенка? – переспросила Амина.

Прикуриватель отщелкнулся, она взяла его из рук Моники.

– Обширные травмы головы. У нас тут перестрелка была в торговом центре.

– Погоди, ты про сына Тая Хенсона?

– Прикуривай. Эта чертова хрень работает не дольше трех секунд, – велела Моника, и Амина послушно прижала сигарету к тускнеющим оранжевым огонькам. – Он тебе рассказал? – кивнув, спросила Моника.

– Сказал просто, что Деррик умер.

– А о том, что случилось в реанимации, знаешь?

Амина отрицательно покачала головой, и Моника тихо заговорила, глядя мимо нее в окно:

– Во время обхода позвонили, сообщили, что скоро привезут в реанимацию раненых. Двоих парней. Мы побежали к подъезду скорой помощи, и тут Томас… Я не знаю, – покачала головой она.

– Что?

– Он подошел не к тому мальчику, – тихо, с легким удивлением в голосе произнесла Моника. – Второй парнишка лежал рядом, бригада уже начала с ним работать, но Томас не обратил на него внимания и направился к Деррику.

– Ну… они же с Дерриком были знакомы, а с тем, другим, нет… В этом смысле папу можно понять…

– Он очень громко говорил. Разговаривал с Дерриком, просил его успокоиться, обещал, что все будет хорошо. Велел мне привязать его. Сначала я решила: вдруг он заметил что-то, чего не видели остальные, и парнишка на самом деле жив. Ведь все бывает! У нас в реанимации еще и не такое случалось, уж поверь мне. Но потом я заглянула мальчику в глаза и поняла, что он действительно умер, а Томас бросился на него сверху, как будто тот пытался встать, и принялся кричать, чтобы я перестала стоять как истукан и помогла ему привязать его… – продолжала Моника, глядя на Амину виновато. – Я совсем растерялась… Начала объяснять, что парнишка уже мертв, но твой отец всерьез разозлился и позвал кого-то из медсестер, а она сказала ему то же самое. Томас пришел в ярость и стал на всех орать. Это продолжалось несколько минут.

Несколько минут?!

– Черт… – только и смогла выдавить Амина, краем глаза заметив, что Моника кивает. – А ты такое раньше видела?

– В смысле, у пациентов или у твоего папы?

– И то и другое.

– Конечно, у человека бывают галлюцинации, – выдохнув облачко дыма, ответила Моника. – Если у него, скажем, посттравматическое стрессовое расстройство или он принимает галлюциногены…

– Думаешь, у него ПТСР?

– Если честно, Амина, не знаю. Возможно, неудачное стечение обстоятельств. Вовремя не поел? Не выспался? Может быть, еще что-то произошло, а мы просто не знаем?

– Что, например?

– Понятия не имею. Знаешь, когда такое случается, сразу напрягаешь память: вдруг проглядела что-то… Правда, это не особенно помогает. У меня есть кое-какие соображения, но это просто догадки, а не медицинский диагноз.

– Какие?

– Амина, мне кажется, нам не стоит…

– Какие?

– Я думаю, у него был психотический приступ…

Амина уставилась себе в колени. Внезапно ей померещилось, что она плавает в океане и какое-то огромное существо только что задело ее ногу, проплывая мимо.

– Что это значит?

– Он потерял связь с реальностью.

Амина ощутила, как что-то обожгло ее пальцы. Оказалось, от сигареты остался лишь плотный столбик пепла. Осторожно поднеся окурок к окну, она стряхнула пепел и молча смотрела, как он падает вниз.

– У него психоз?

– Да перестань, какой психоз, что ты!

– Не знаю, что и думать!

Моника сердито уставилась на руль, а потом, вздохнув, произнесла:

– Прости. У людей могут случаться психические срывы, и при этом они не будут опасны ни для себя, ни для окружающих. Томас никому не причинил бы вреда, я так им и сказала.

– Им?

– Комиссии совета попечителей.

– Они знают? – От удивления Амина открыла рот.

– Кто-то доложил, судя по всему.

– Кто?

– Амина, – грустно улыбнулась Моника, – у нас же маленькая больница! Уверена, многие об этом рассказали.

Амина вспомнила белые больничные коридоры, лужи света на полу, лица медсестер, смотревших вслед им с Томасом. Они все знают? А медсестра отделения интенсивной терапии? А доктор Джордж? Девушка нервно щелкала переключателем вентиляции на торпедо.

– На него наложили дисциплинарные взыскания, или как там у вас это называется?

– С ним провели беседу. Он знает, что за ним наблюдают.

– А мама в курсе?

– Я попыталась рассказать ей…

– И что…

– Она не дослушала меня и повесила трубку.

– Прекрасно…

– Что ж, этого следовало ожидать. Я никогда ей не нравилась. И к тому же я не знаю, что делать. Хотя понятно, что ему надо с кем-то поговорить.

– С психотерапевтом?

– Это было бы отлично, но для начала все равно с кем, – взглянув на нее, отозвалась Моника. – То есть с тем, кому он доверяет. С тобой.

Амина вспомнила, как они с отцом сидели на веранде и он сказал ей, держа в руках шейкер: «Твоя мать всегда боялась того, чего не может контролировать».

– Ты в норме? – спросила Моника.

Амина поняла, что обнимает себя за колени и часто, поверхностно дышит, поэтому быстро кивнула. Внезапно ей показалось, что быть в норме очень важно. Играть на стороне нормальных.

– Да, конечно. Просто это все так неожиданно…

– Да. Поэтому я и хотела с тобой пораньше поговорить.

Женщины молча сидели в машине, глядя на солнце, накрывающее их тяжелым раскаленным покрывалом. Машина внезапно будто уменьшилась в размерах, воздух звенел от тревожных мыслей.

– И что теперь? – спросила Амина.

– Не знаю, – пожала плечами Моника, выкидывая в окно окурок. – Наверное, надо просто исходить из того, что нам известно, и действовать соответственно.

– А что нам известно? – неожиданно тихим голосом спросила Амина.

– Нам известно, что у твоего отца случился галлюцинаторный эпизод неизвестной этиологии. Для него это нетипично, возможно, имеет место отдельно взятый случай. Мы знаем, что обычно в конце весны у него наступает тяжелый период и что погибший мальчик был одного возраста… – Моника осеклась и глубоко вздохнула, – с твоим братом.

– Ты думаешь, это из-за Акила?

– Милая, я понятия не имею. А почему ты вчера спросила меня, все ли с ним в порядке? – помолчав, спросила она.

– Что?

– Ну, на отделении. Ты задала этот вопрос.

– Ах да… Просто мне показалось, что с ним что-то не так…

Амина не собиралась врать Монике, но ей нужно было выиграть немного времени, чтобы все взвесить, спокойно посидеть в одиночестве, сложить все элементы головоломки и продумать план действий.

– Хотела узнать, какое впечатление он производит на тебя в последнее время. Конечно, не считая того, о чем ты мне рассказала, – добавила она.

– Трудно ответить… Очевидно, Томас очень устает. Немного замкнут. Смеется далеко не так часто, как раньше.

– А еще что-то подобное с ним было?

– Насколько мне известно, нет. – Моника откинулась на спинку кресла и провела рукой по натянутому на груди ремню безопасности. – Знаешь, он тридцать лет работает в этой больнице, никто не хочет его очернить. Но с другой стороны, он же не вросшие ногти лечит… сама понимаешь.