Крылья огня - Чарльз Тодд

– Кто в тот день предложил пойти в сад?

– Стоял жаркий день, нам надоело играть в парке, в доме было душно, несмотря на открытые окна. А в саду – тень, высокая прохладная трава. Среди деревьев как-то не чувствовалась жара. Не помню, кто первым предложил пойти туда. Помню, что Николас сказал Анне: она не залезет так же высоко, как он. А Анна дразнила Оливию копушей, потому что та медленно передвигалась… По-моему, Николас попытался отвлечь ее раздражение на себя.

Тень от ее ресниц упала на скулы; Ратлидж понял, что она закрыла глаза. Тучи на горизонте начинали поглощать солнце. Стемнеет раньше, чем он думал. Какая разница? Все равно спешить сейчас нельзя…

– Но ведь тогда вы чувствовали другое, верно?

– Да… мне хотелось, чтобы Анна залезла на самый верх, свалилась оттуда и… – Она резко выпрямилась. – Нет! Я не могла так думать! Должно быть, страшные мысли пришли потом, когда она уже лезла наверх, и я боялась… да, боялась, что она упадет…

Ратлидж подумал: наверное, в тот день Рейчел желала Анне плохого, а потом заставила себя забыть страшные мысли. Она не могла отомстить обидчице, поэтому и желала ей зла. Немного выждав, он тихо, ласково сказал:

– Не сомневаюсь, вы не желали ей зла.

– Ну, конечно, не желала! Более того, я забеспокоилась, когда Николас стал подначивать ее, чтобы она поднялась еще выше. Потом за ней стала карабкаться Оливия. Николас не хотел ее пускать, но Оливия решила доказать, что она ничем не хуже остальных… Помню, он держал ее за концы кушака, страховал, чтобы она не упала. А потом Анна что-то закричала с верхушки дерева, и Оливия поднялась выше, чем следует. Кормак спустился со своего дерева, подбежал к нам и сказал: если с кем-то из нас что-то случится, отец его выпорет. Поэтому он сейчас же прекратит это безобразие. Николас стал дергать за концы кушака. Ему хотелось подтянуться и тоже влезть на дерево. Кормак стал раскачивать ветки… И вдруг Николас присел, и Анна полетела вниз. Она задела Николаса и упала. Кормак хотел помочь Оливии спуститься; он приказывал ей не ставить больную ногу на ветку, просил дать ему руку, а Оливия визжала, чтобы он не прикасался к ней… Николас сел на четвереньки рядом с Анной. Я кубарем скатилась со своего дерева, расцарапав ногу до крови. Когда я подошла к Анне, моя кровь закапала на ее платье. Она лежала совершенно неподвижно, и мы испугались. Я все спрашивала Николаса, зачем он так сильно дергал за кушак, и он сказал, что Анна толкала Оливию. А потом спустилась Оливия; лицо у нее было белое, как ее носовой платок, а глаза такие, что мне стало страшно. Мы с Кормаком побежали звать на помощь. Он – в конюшню, которая была ближе, а я в дом, к Розамунде…

Рейчел плакала; Ратлидж видел, как из-под ресниц выкатились слезы. Ему передались ее боль и потрясение. В тот день девочка еще не в состоянии была до конца понять, какого кошмарного события она стала свидетельницей. Нарисованная картина ярко, четко стояла у него перед глазами. Даже ошеломленный Хэмиш на время замолчал.

– Прошу вас, – хрипло попросила Рейчел, – я больше не хочу вспоминать тот день!

– Расскажите, как Ричард потерялся на пустоши, – попросил Ратлидж спустя некоторое время, когда оба немного успокоились. – Вы присутствовали при том, как это случилось?

– Да. Повторяю, мы все поехали на пикник, – раздраженно ответила Рейчел. – Не знаю, почему вы все время мучаете меня прошлым, все время напоминаете о нем. Стивен бы не допустил ничего подобного, он понимал, что должен защищать Оливию! Вот почему она завещала ему все свои бумаги.

– Оливия умерла. Николас тоже. Кроме ваших воспоминаний, мне не на что опереться, – терпеливо объяснил Ратлидж. – Стивен защитил бы ее, если бы знал, что она, возможно, убила его отца?

– А если мы сейчас именно поэтому не можем найти ее бумаги? Может быть, Стивен их сжег? – Рейчел вздохнула. – Ах, ладно! Мы поехали туда… на пустошь… потому что там можно провести целый день, а дети очень беспокойные, их нужно чем-то отвлечь, развлечь. Дядя Джеймс решил показать нам старые шахты, в которых раньше добывали олово. Олово заложило основу процветания Корнуолла. Розамунде его замысел не очень понравился; она боялась, что кто-нибудь из нас свалится в шахту. Что было не очень похоже на нее… у нее как будто появилось предчувствие… обычно она с воодушевлением относилась к подобным затеям. Но… вначале все шло довольно хорошо. Джеймс показал нам шахты, а потом мы говорили о том, куда могло отправиться корнуолльское олово: в Египет, на Крит, в Финикию. Джеймс умел так занимательно рассказывать, как будто вовсе и не давал нам урок. Такой у него был дар. Потом мы нашли тихое местечко, где могли перекусить.

Когда Рейчел погрузилась в прошлое, голос у нее снова изменился. Сама того не желая, она вспоминала.

– Во что Ричард был одет?

– Не помню… кажется… на нем была белая рубашка… еще длинные чулки, короткие штанишки. Курточка у него тоже была, потому что он иногда ее снимал. На солнце становилось жарко. Потом поднимался ветер, и Розамунда приказывала ему снова надеть куртку. Ричард не хотел одеваться и капризничал. Позже мы гадали, не потому ли он убежал – может, еще злился? Иногда он бывал таким своевольным! – Она замолчала. – Вам обязательно нужно знать все до мельчайших подробностей?

– Да, подробности помогают мне воссоздать всю картину.

Рейчел относилась к числу тех редких людей, которые умеют связно рассказывать. Четко описывая образы, которые она видела в своем воображении, не отступая и не путая нити, которые ему потом предстояло бы распутывать.

– После того как мы поели, Розамунда села отдохнуть, а Джеймс положил голову ей на колени. Помню, я еще подумала: какая уютная картина! Кормак стал расспрашивать нашего проводника, пожилого человека. Его сыновья за двадцать лет до того уехали в Америку работать на шахтах. Кормак расспрашивал о них – как у них дела, часто ли они пишут домой, довольны ли своей новой жизнью. Мне хотелось спать. Оливия сидела рядом со мной; у нее устала нога. Но Ричард хотел сходить и поискать диких пони. Он упрашивал Оливию пойти с ним, потому что мать не отпускала его одного. Где был Николас, я не знаю; он куда-то ушел. Иногда он так поступал – уходил обследовать местность. Он всегда прекрасно ориентировался; никто не боялся, что он заблудится. Наконец Оливия встала и пошла за Ричардом, но взяла с него слово, что он не будет быстро бегать – ей ведь за ним не угнаться. Я стала ждать Николаса; мне не хотелось волноваться из-за Ричарда. С тех пор меня не отпускает чувство вины…

Ратлидж не нарушал молчания. Наконец Рейчел заговорила снова:

– Я почти заснула, когда Розамунда сказала, что нам пора собираться домой. Она послала Кормака искать Николаса, а Джеймсу велела найти Оливию и Ричарда. Мы вместе собрали остатки пикника и уложили все в экипажи. Розамунда что-то говорила о званом вечере, который она задумала, – она собиралась пригласить каких-то знакомых из Лондона. Я запомнила это, потому что те знакомые вместо званого вечера приехали на похороны. Потом Розамунда вдруг спросила: «Интересно, почему они так задерживаются?»

Последовала еще одна пауза.

– Кормак вернулся один и сказал, что Николас только что увидел у скал редких бабочек, которые встречаются только на вересковых пустошах; он не хотел уходить. Он взял меня с собой, чтобы я уговорила Николаса. Но Николаса уже не было возле скал; мы с Кормаком искали его пять или десять минут. Потом мы вернулись туда, где нас ждала Розамунда. Оказывается, Николас уже вернулся. Джеймс привел Оливию. Они не сумели найти Ричарда. Розамунда оставила нас с Оливией в колясках, а сама вместе с Джеймсом, Кормаком и Николасом отправилась искать Ричарда. Они так и не нашли его. И к нам Ричард не вернулся. И Оливия не знала, куда он девался. Говорила, что он пошел поиграть с пони, она видела его издали и не волновалась. Из экипажа выпрягли лошадь; один кучер поскакал на ней в Тревельян-Холл за подмогой. Вернулся он с конюхами и слугами. К ночи стало ясно, что мы вряд ли найдем Ричарда. Но Джеймс и слышать не хотел о прекращении поисков. Он сказал, что Ричард просто балуется и где-то прячется от нас. Николас вернулся весь в крови и царапинах – он где-то упал. По его словам, он нашел диких пони, но Ричарда там не было, зато он видел каких-то цыганят. Они с Кормаком вернулись туда вместе, прихватив факелы. Помню, что они отбрасывали длинные тени, а издали казались совсем черными. Розамунда отправила нас – Оливию, Николаса и меня – домой в одном экипаже. Оливия всю дорогу плакала, и утешить ее было невозможно. А когда мы добрались до конюшни, она сама привязала себя к пони и вернулась на пустошь вместе с мужчинами из деревни, чтобы искать Ричарда. Для Николаса лошади не нашлось, и он пошел пешком. Мне велели оставаться дома и послать весточку, если какой-то из отрядов найдет Ричарда. Но, конечно, его так и не нашли. Помню, как позже Кормак, чумазый и заплаканный, кричал на Николаса из-за Ричарда; он хотел что-то узнать, и я еще подумала: при чем здесь Николас, ведь Ричард был с Оливией? Но тогда все были не в себе, все как обезумели. Оливия вернулась домой совсем больная, и Николас не отходил от нее ни на шаг. Он что-то говорил ей; я пробовала подслушать, но слов не разобрала. Дядя Джеймс страшно измучился, доктор Пенрит подлил ему в кофе кое-какое снадобье, и понадобилось трое слуг, чтобы отнести его в постель – так глубоко он уснул…