Вечник. Исповедь на перевале духа - Мирослав Дочинец

Наивысший чин для меня - Книга. Та книга, где буквы, как и травы, имеют свой цвет, свой аромат. А не как вши, растрясены по листу у некоторого щелкопера, производящего серое словоблудие. Темная тайна - письмо, а слово письменное - то дар Святого Духа. Письмовец- писатель - точно волхв, оправдывающий перед ликом Господа пребывание своего народа на земле. По-моему разумению, нужно пройти и рай и ад прежде, чем взяться за перо. Чтобы слово письменное стало светлой тенью того Слова, что было вначале. И смысл любого письма в том, чтобы укрепить в человечестве дух добродетельности - наибольшей из благ. Чтобы позвать человека на проблеск света в темноте. Ибо тот, кто творит, ищет подпору у Творца. И писать следует простыми, весомыми и звонкими словами. Как тот гранослов-итальянец:

На полпути своих земных скитаний Попал я в лес угрюмый и густой, Тропинку потеряв в сплошном седом тумане, И вряд ли расскажу я, человек простой, Про лес кудрявый тот, суровый, дикий.

Точно обо мне написано. Но все же слово письменное бледное и вялое перед словом живой жизни.

Почтенный Джеордже хотел выхлопотать мне документы и послать на учебу в университет. Да я не соглашался. Что меня интересовало, я и так постигал во время поездок в Букурешт. А практика рядом с ним была неоценимой школой. Хозяйский сын занимался исключительно аптечными делами, а мы - больше с болящими. Одетый на людях панком, я ничем не отличался от горожанина. Однако то на поверхностный взгляд. Можно мужика вытащить из села, но село из него - никогда. Меня привлекали просторы полей, живописные хижины под соломой, загусшая тишина сельских проселков.

Как-то пан Джеордже обмолвился, что встретился ему больной с такой же фамилией, как у меня. И спросил, знаю ли я, что в румынском Банате, между Дунаем и Тисой, под Трансильванскими Альпами, несколькоми селами проживают мои земляки. С тех пор я ждал удобного случая попасть туда. И такая оказия подвернулась: медицинская академия поручила моему пану составить справку о продолжительности жизни в отдаленных горных районах. В то время он неважно себя чувствовал и откомандировал в Банат меня.

Милое это было для меня путешествие. Прорубленные в вековых лесах возовые-тележные дороги, тюканье топоров, скрип мельниц, стук деревянных праников-вальков на потоках, шелковый шелест кукурузных стеблей на отвоеванных у чащи просеках. Дымы из благих деревянных хижин тут пахли моим краем. А семейная беседа сжимала трогательностью сердце. Все тут было родным, узнаваемым, щекотливо близким. Будто сон вернул меня в отчие чертоги. Будто с неба заселялись эти люди в чужие межи.

Отнюдь, упали они сюда не с неба. Пригнали их сюда нищета и неумирающая у селянина надежда на лучшую, на вольную землю. Графу Вереши нужны были лесорубские руки, и он соблазнил сюда доверчивых русинов, точно свинью на кукурузный початок. Именно так, послав в Подкарпатье прихвостней с крупными кочанами - вот какая капуста родит в Банате! Бедняки и купились. Тут им продавали парцеллы - небольшие участки леса, которые они должны были вырубить, выкорчевать, осушить болото, разравнять нивы и слепить кой-какое жилье. А пока теснились в бурдеях - земляных ямах вдоль берегов, точно пещерные люди.

Граф нанимал их рубить его лес. Имел от этого тройную пользу: древесину сбывал, дровами выжигал известь, а оголенные площадки продавал переселенцам. Их привлекала сюда работа и довольно плодородная земля. Однако обособленные нивы за несколько лет истощали, и лесорубы вынуждены были обростать скотом, возвращаться к замкнутому мужицкому укладу, как и их старшие на родине.

Так лепилась улица хатенок под сытником - болотной травой. Когда зародила рожь, стрехи зазолотились соломой. Рабочий люд топорами (за них брались и женщины) зарабатывал себе и пахоту, и пастбище, и клочки леса. Столбили дороги, настилали мосты, воздвигали церквушки, садилы сады. Так основали села наподобие русинско- мараморошских - Гусарка, Корнуцел, Копачеле, Зориле, Черешня, Кричево.

Я ходил здесь и чувствовал себя среди своих, хотя меня и называли паном. Местная челядь поражала добропорядочностью, рассудительностью, хотя почти все были неграмотны. На школу еще не собрались с деньгами. Да и времени на науку у детей не было. Кто со скотом ходил, кто служил у зажиточных румын.

При мизерном достатке люди в Банате живут дальше, чем по всей Румынии. Эту примету мне и предстояло изучить. С чего я начал? Человек есть то, что он употребляет. На четырех столбах держался обеденный стол банатян - курукуза, фасоль, овощи и молоко. Более простой и здоровой пищи не придумать. Мамалыга и токан сытны и легки, очищают и омолаживают организм. Да еще с брынзой либо кислым молоком, как привыкли кушать здесь. Я бы назвал эту еду главным блюдом долгожителей.

Фасоль, бобы полностью заменяют мясо, однако не старят, как оно, тело, не закупоривают сосуды. Фасоль у моих земляков на столе - самое малое дважды в неделю либо с капустой, либо подбита сливками с мукой, либо толченная с луком. «Токан и пасуля - то наша годуля», - говорят здесь.

На поливных грунтах хорошо родят огурцы, томаты, перец, капуста, зелень, дыня-гарбуз, которую секут на кашу либо варят на молоке. Луковица и чеснок всегда в тайстре лесоруба, как и ржаная краюха, и кусок солонины. Мясо тут употребляют лишь по большим праздникам, как и белый хлеб. Зато солониной подкрепляются едва ли не каждодневно. Нарезанные пласты солят, наперчивают, натирают чесноком, заворачивают во влажную полотнину и ложат в погреб отстояться. Плитка такого сальца для желудка - что смазка для воза. Тепм более, что животных жиров тут почти не употребляют, только подсолнечное масло.

Отдельное слово о молоке. Оно основа питания. Чистое молоко пьют только дети, а взрослый народ больше уважает сыр, брынзу, вурду, жентицу, гуслянку, ряженку, дзер. Весьма хороши выходят с добавлением молока разные дзямы- бульйоны, щи с насеченной зеленью и травами - лебедой, крапивой, кваском, свекольной ботвой, чебрецом.

Я приметил, что тут любят горькое и кислое (хорошо для печени и желчи). Заквашивают овощи в бочонках. А в зной готовят киселицу: в колодезную воду крошат огурцы, свеклу, лук, укроп, тмин, солят и выставляют на солнце. Получают витаминное освежающее питье. Яиц почти не употребляют, их меняют в казенной хате на инструменты и полотно.

Из садовины на первом месте яблоки, черешни и сливы. Усадьбы обсаживают волошскими орехами, считающимися наилучшим лакомством для детей. Говорят, если каждодневно съесть семь орехов, то и проживешь на семь лет дольше. В бочки собирают падалицу из-под деревьев, а потом скисшую кериню-брагу перегоняют на ароматную паленку. Но пьют мало, где-нибудь в застолье единственная тридцатиграммовая чарочка обходит всех гостей. Больше уважают медовуху, наваренную из меда и выстоянную несколько месяцев в дубовых кадках.