Концерт для колобка с оркестром - Дарья Донцова

– Откуда?

Ксюша, всхлипывая, ввела его в курс дела. Как всегда, за пятнадцать минут до появления клиентки они должны были уйти, но девушек внезапно задержала мелкая неприятность, отчего-то сломался холодильник, на полу стала разливаться лужа, пришлось убирать безобразие. Короче говоря, из квартиры они выскочили поздно, открыли дверь и обомлели.

Прямо у порога лежала окровавленная Людмила.

Красные пятна были на двери, алели на стене, около звонка… Сестрам стало понятно: женщина сумела из последних сил подняться, протянуть руку к двери и упала.

Олеся и Ксюша обезумели от ужаса. В их мозгах металась одна лишь мысль: пропала доходная, непыльная, великолепно оплачиваемая работа. Сейчас заявятся грубые менты и начнутся расспросы: знаете погибшую? Зачем она к вам шла? Загонят в угол, прижмут, придется рассказывать правду…

Хоть и в панике, но девицы начали действовать.

Ксюша схватила несчастную Людмилу за ноги и потащила вниз. Лучше не описывать чувства, которые испытывала она, полагавшая, что тянет труп. Но еще хуже Ксюше стало, когда Людмила застонала, произошло это между этажами. Ксения чуть не бросилась бежать. Остановила ее лишь одна мысль: надо дотащить несчастную до самого низа, чтобы отвести подозрения от себя. Никто не должен даже предположить, что женщина шла к сестрам.

Пока Ксюша, чувствуя себя гаже некуда, пыталась справиться с каменно-тяжелой Людмилой, Олеся быстро мыла стену, дверь, ступеньки. На втором этаже сестры перевели дух. Олеся мгновенно обработала тряпкой лестницу и спросила:

– Может, оставить ее тут?

– Нет, – прошептала Ксюша, – надо до самого низа доволочь, пусть думают, что несчастную наркоманы ограбили.

– Похоже, будто ее и вправду обворовали, – прошептала Олеся, – смотри, во что превратили…

– Ты лучше иди еще раз проверь, не осталось ли следов на нашем этаже, – велела Ксюша.

Олеся поднялась наверх, потом сказала:

– Ой, подоконник-то! Мама родная.

– Не ори, мой быстро, – велела сестра, спустилась к телу несчастной Люды.

Но тут вдруг послышался стук двери и звук шагов.

Что оставалось делать Ксюше, которая знала, что Олеся сейчас в безумной панике домывает подоконник?

Ксюша опрометью бросилась вниз и налетела на Марию Степановну, Сашину соседку по площадке, милую, подслеповатую бабусю, которая, как и все жильцы, боялась пользоваться без конца застревающим лифтом.

– Убили! – заорала Ксюша.

Мария Степановна попятилась.

– Деточка, что случилось?

– Господи, – кричала Ксюша, – иду домой, она лежит!..

Пока Мария Степановна въезжала в ситуацию, Олеся успела вымыть подоконник и убежать.

Узнав правду, Саша растерялся и в ужасе стал ждать визита милиции. Но сотрудники правоохранительных органов не спешили в «Паоло», стилист слегка успокоился и решил, что беда миновала, тем более что парикмахерши откуда-то узнали: Людмилу ограбили бомжи. Но Саша на всякий случай временно закрыл дом свиданий.

– Подождем, когда все устаканится, перетопчемся месячишко, другой и снова за дело, – объяснял он Ксюше и Олесе.

Но тут явилась я, и Саша, перепугавшись, сказался больным, он хотел спокойно обдумать ситуацию.

– Вы мерзавцы, – налетела я на парня, – тащить раненую женщину за ноги по лестнице! Может, она бы и выжила, кабы не Ксюша!

– Я что? Я ничего, – бормотал Саша, – и потом, ее живую в «Скорую помощь» запихивали, с капельницей. Девки ей худа не сделали. Да, конечно, они плохо поступили. Но их тоже понять можно: испугались очень, ну и запаниковали.

Чтобы побыстрей попасть к негодным девицам, я взяла машину и попросила водителя:

– Гони скорей.

– Я не вертолет, – ответил парень, – пробку видишь?

Кое-как, проклиная все: современное автомобилестроение, продавцов машин, водителей, Генри Форда, Волжский автозавод и тех, кто придумал торговать «тачками» в кредит, я наконец-то добралась до станции метро. Может, на личном джипе и комфортней, но при помощи подземки явно быстрее доберешься до нужного места.

Вагон, слегка раскачиваясь, быстро летел сквозь тьму. До нужной станции я добралась за считанные минуты и, страшно довольная собой, понеслась на пересадку. В большом зале было многолюдно, но не слишком шумно. Потоки пассажиров текли в разные стороны: кто на переход, кто на выход, а кто рвался к составу. Над толпой плыл ровный гул, изредка прерываемый либо громким смехом, либо детским визгом.

Я, желая сократить путь, хотела прошмыгнуть между двумя тучными тетками, одетыми во все черное, но тут одна из них резко остановилась, сложила руки на животе, разинула огромный рот и заорала:

– Алла…

На секунду я замерла, но тут же поняла, что происходит. Женщины с ног до головы в черном, волосы их покрыты траурными платками, большие кисти рук сцеплены там, где у нормальных людей бывает талия, и орет одна из них: «Алла…»

Сейчас она закончит: ..х акбар, Аллах акбар", приведет в действие детонатор, и прогремит взрыв.

Очевидно, такая мысль осенила не только меня, потому что люди как подкошенные рухнули на пол, я обвалилась вместе со всеми, закрыла голову руками и тут увидела маленького ребенка, лет пяти, испуганно озиравшегося по сторонам. Он, очевидно, потерялся в суматохе.

– Алла… – вопила тетка, – а-а-а-а.

Быстрее молнии я взвилась с пола, схватила малыша в охапку и прыгнула вместе с ним под лестницу, которая вела на переход. Сейчас рванет, в разные стороны полетят гайки, гвозди, осколки… Ступеньки довольно крепкие, они должны спасти нас.

– Алла… а… а… – метался над станцией трубный голос.

– Пусти меня, – завизжал малыш.

– Тихо, – велела я.

– Отцепись, – зарыдал ребенок, – к маме хочу… у… у…

В ту же секунду он довольно больно укусил меня, но я не отпустила его.

– Успокойся, сейчас придет милиция, арестует тетю, и ты найдешь маму.

Внезапно малыш затих.

– Какую тетю милиция возьмет? – заинтересовался он.

– Тихо.

– Которую?

– Потом.

– Скажи-и-и!

– Ту, что кричит, у нее бомба, но не пугайся, нас не ранит.

– Это моя мама орет, – с гордостью сообщил малыш, – у нее голос чисто ревун, с одного берега реки на другой докрикивается.

Я потрясла головой. Мальчик был одет в черные штанишки, того же цвета пуловер, а волосы скрывала темная вязаная шапочка.

– Это твоя мама вопит? – уточнила я.

– Ага, меня кличет. Слышишь?

– С какой стати она орет «Аллах акбар»?!

– Чего? – не понял малыш. – Хакбар? Это кто?

Она меня подзывает, дочку свою, слышите: «Алла, Алла». Я – Аллочка.

– Ты девочка?

– Ага.

– А почему в брюках? – глупо спросила я от растерянности.

– Не знаю, так одели.

– Да еще во всем черном, – бормотала я, наблюдая, как к бабе, покрасневшей от натуги, подбегает милиция.

– Мы едем тетю хоронить, – словоохотливо, совсем по-взрослому стала объяснять девчушка, – она померла от болезни. Сами мы живем в Борске, теткин дом в Кутьевске, пересадка в Москве, на вокзал шли, только я на бабку с игрушками засмотрелась, мамину руку отпустила.

– Стой, падла, – неслось над станцией.

– Офигели, дурни!

– Где пояс?

– Спасите, раздевают!

– Мама, – завизжала Аллочка и помчалась к бабе в черном, которой уже заломили руки менты.

Я в легком обалдении пошла по лестнице вверх.

Ну и ну, прокомментировать данную ситуацию не могу никак.

Глава 24

Олеся, открыв мне дверь, удивилась:

– Опять вы?

– Я.

– Вернулись?

– Верно подмечено.

– Зачем же? Забыли у нас чего?

– Забыла.

– И что?

– Спросить одну ерунду.

– Господи, – всплеснула руками Олеся, – ну неужели не понятно? Моя сестра пережила тяжелый стресс, а вы опять с расспросами! Дайте ей в себя прийти.

– Вы, очевидно, более крепкая, чем Ксюша, – ехидно улыбнулась я, – вам досталось не меньше, а выглядите вполне веселой и здоровой.

– Вы о чем? – насторожилась Олеся.

– На мой взгляд, отмывать лестницу и стены от крови так же трудно, как и тащить тело за ноги, – заявила я.

Олеся ухватилась за косяк.

– Что за чушь вы несете? Уходите.

– К вашему огорчению, я знаю все.

– О чем? – дрожащим голосом осведомилась Олеся.

– О доме свиданий, Саше-стилисте, поставлявшем вам клиентов, о черном ходе из «Паоло», в общем, о многом.

Лицо Олеси потемнело.

– Э… но… хотите денег?

– Нет.

– Мы хорошо заплатим, в валюте.

– Доллары мне не нужны.

– В евро.

– Вы не так поняли, мне ничего не надо.

– Ладно, тогда в рублях, нет проблем, – быстро пробормотала Олеся, – только в обменник смотаюсь.

– Речь идет не об оплате моего молчания, – заявила я, – если не хотите, чтобы все выплыло наружу, ответьте на несколько вопросов, но честно, больше не позволю водить себя за нос, ясно?

– Да, конечно, – засуетилась Олеся, – вы входите.