София и тайны гарема - Энн Чемберлен

За минувшие два года Айва продолжала неусыпно заботиться о здоровье моей госпожи. Я постепенно привык к ее штучкам — впрочем, как и она к моим. И в первую очередь к тому что мы с моей госпожой куда более близки, чем это обычно бывает между евнухом и его хозяйкой.

Девочка рабыня вежливо, как я ее учил, помогла повитухе освободиться от накидок и вуалей и повесила их возле жаровни, чтобы просушить. Но не успела она это сделать, как, увидев кислое выражение лица повитухи, я уже догадался, что сегодня наша гостья чем-то взволнована. Да и вела она себя нынче куда более резко и бесцеремонно, чем обычно.

Надо было попробовать хоть как-то ее успокоить. «А мы и не чаяли увидеть вас у себя в Константинополе в ближайшие пару месяцев», — вот первое, что пришло мне в голову. Но потом я отмел эту мысль. Куда вернее будет предложить ей подушку, причем помягче, вроде тех, к которым она привыкла, — тем более что на данный момент мне намного важнее было устроить поудобнее ее, а не устроиться самому.

Честно говоря, меня точило любопытство. В последний раз мы имели удовольствие видеть повитуху в нашем доме незадолго до того, как судостроительные верфи закрылись на зиму. В то время Эсмилькан все еще сильно надеялась, что Сафия вернется в столицу, чтобы пробыть тут до весны. Но эта надежда вскоре угасла, сменившись, однако, куда более удивительными и радостными новостями. Оказывается, в том, что Сафия не может приехать, виновата ее беременность — в таком положении нельзя было подвергать ее опасностям и тяготам долгого путешествия. Иначе говоря, ребенок моей госпожи уже перестал быть долгожданным наследником королевской крови, надеждой всей империи.

— Конечно, ты должна поехать к ней, — сказала моя госпожа.

— Сафия родит не раньше, чем через три, а то и четыре месяца после вас, госпожа, — вмешался я. — Повитуха проследит, чтобы вы, да будет на то воля Аллаха, благополучно разрешились от бремени, и у нее еще останется достаточно времени, чтобы отправиться туда и помочь появиться на свет ребенку вашего августейшего брата.

Но Эсмилькан, сделав вид, что не слышит моих протестов, обратилась прямо к повитухе:

— Твоя помощь понадобится Сафие. А что до меня… Я уже столько раз проходила через это, что справлюсь и сама.

Айву не потребовалось долго уламывать. За час она собрала свои вещи и успела на последний корабль, идущий к Золотому Рогу. Итак, она отправилась заботиться о здоровье Сафии и ребенка, которого та ждала.

— Ребенок, который, если будет на то воля Аллаха, родится у моего брата, станет наследником трона, — задумчиво проговорила Эсмилькан, когда наконец мы остались вдвоем. — Он нуждается в услугах лучшей повивальной бабки. А я, в конце концов, обойдусь…

И вот Айва вернулась обратно — всего лишь через три месяца, не больше. Моя госпожа еще не успела разрешиться от бремени. Закрытые на зиму судостроительные верфи только-только открылись, и лишь немногие корабли решались выходить в море. Впрочем, возможно, повитуха вернулась сушей, предположил я. А может, она и вообще не ездила в Магнезию.

Что означал этот визит? Распиравшее любопытство подтолкнуло меня предпринять еще одну попытку завязать разговор.

— Можем ли мы надеяться, что вы останетесь у нас на какое-то время, госпожа? — не утерпел я.

Если повитуха собиралась снова переехать к нам и остаться здесь, как было все то время, пока Эсмилькан тщетно пыталась выносить хотя бы одного из своих несчастных младенцев, мне следует знать об этом, чтобы отдать все необходимые распоряжения. Это как-никак одна из моих обязанностей, поэтому Айва не посмеет оставить мой вопрос без ответа.

Во взгляде, которым она уставилась на меня, горело едва сдерживаемое раздражение — примерно так же, наверное, отреагировал бы и я, если бы вдруг заговорила табуретка.

— Нет. Я только заглянула ненадолго, — процедила она.

В этот момент в комнату вошла моя госпожа, так что я как обычно встал на свой пост возле двери, предоставив Эсмилькан выведать у повитухи все интересующие меня подробности.

Но потом Айва добавила:

— Лишь на то время, чтобы посмотреть, как себя чувствует моя любимая пациентка и новорожденный, да благословит Аллах вас обоих.

— Со мной все в порядке, благодарю за это Аллаха, — ответила Эсмилькан. Потом чуть подвинулась, чтобы повитуха смогла наклониться и почтительно поцеловать край ее покрывала, как это требовалось в присутствии особы королевской крови. — А что до ребенка… Что ж, на все воля Аллаха. Ну, а я могу только молиться за него и стараться, чтобы он родился живым и здоровым. А как ваше здоровье, госпожа?

Ответа не последовало. Айва заговорила только спустя некоторое время — когда распрямила согнутую в почтительном поклоне спину и смогла хорошенько рассмотреть мою госпожу. Я увидел выражение лица повитухи и застыл на месте. На нем было написано такое изумление, словно Эсмилькан вытащила из-под покрывала пистолет и прицелилась старухе в голову. И без того всегда бледное лицо повитухи совсем позеленело и приняло какой-то мертвенный оттенок. От этого пух, пробивающийся у нее на щеках и подбородке, стал еще более заметным.

— Госпожа, в чем дело? — Эсмилькан встревожившись, попыталась поднять с ковра свое погрузневшее, неловкое тело — наверное, перепугалась, что ее гостье сейчас станет дурно.

— Ничего, — ответила старуха таким тоном, что сразу стало ясно: она лжет.

— Принести вам что-нибудь? Может, разбавленный йогурт? Или шербет?

Не дождавшись в ответ ничего кроме слабого движения руки Эсмилькан послала за тем и за другим, велев заодно принести и горячий мясной бульон.

— Присядьте, госпожа, умоляю вас. — Эсмилькан с трудом поднялась на ноги и заботливо подхватила нашу гостью под локоть. После чего приказала всем, кто был в комнате, — и мне в том числе, — побеспокоиться насчет ковра и подушек.

Я как раз хлопотал возле повитухи, взбивая поудобнее подушки, на которые она должна была опуститься своим похожим на спелую айву задом, когда она наконец нашла в себе силы запротестовать.

— Так ваш ребенок все еще не появился на свет, ваше высочество? — потрясенным голосом спросила она. Волнение ее было непритворным: я видел, как тряслись ее руки, сжимавшие тяжелую золотою цепь, обычный подарок для новорожденного. Видимо, повитуха совсем забыла о ней. Или была слишком взволнована, чтобы незаметно спрятать ее.

— Машалла, нет еще, — отозвалась Эсмилькан. — Но не стоит сейчас беспокоиться из-за меня.

— Но мы считали…

— Да, мне тоже казалось, что это должно произойти немного раньше. — Эсмилькан пожала плечами. Похоже, сейчас ее занимало другое. — Просто этот более упрямый, чем остальные, вот и все. Все в руках Аллаха. Может, он и сохранит ему жизнь.