Ответный сталинский удар - Василий Галин

«В Лондоне и Париже горько сокрушались по поводу двойной игры Сталина. Многие годы советский деспот кричал о «фашистских зверях», призывая все миролюбивые государства сплотиться, чтобы остановить нацистскую агрессию. Теперь он сам становился ее пособником. В Кремле могли возразить, замечал У. Ширер, что, собственно, и сделали: Советский Союз сделал то, что Англия и Франция сделали год назад в Мюнхене — за счет маленького государства купили себе мирную передышку, необходимую на перевооружение, чтобы противостоять Германии. Если Чемберлен поступил честно и благородно, умиротворив Гитлера и отдав ему в 1938 году Чехословакию, то почему же Сталин повел себя нечестно и неблагородно, умиротворяя через год Гитлера Польшей, которая все равно отказалась от советской помощи?» Аналогичную мысль высказывает М. Карлей: «Советское правительство, все время порицавшее Францию и Британию за «умиротворенчество», теперь взяло на вооружение ту же самую политику и по тем же причинам. И если уж «ревизионисты» так горячо ратуют за англо-французскую политику умиротворения, то почему бы им не сделать того же в отношении ее советского эквивалента?» Примечательно, что главный обвинитель от Великобритании X. Шоукросс на Нюрнбергском процессе заявил: «Нацисты перешли от подготовки к агрессии непосредственно к самой активной агрессии» в начале февраля 1938 г… Т. е. с аншлюса Австрии и захвата Чехословакии, которые были осуществлены с молчаливого согласия, а потом и признания Англии, Франции и США.

После войны, отмечает М. Карлей, Даладье «обвинил французских коммунистов в предательстве за то, что они поддержали пакт; но сам он несет не меньшую ответственность за то, что случилось в августе 1939 года… Точно так же, как Чемберлен, в особенности Чемберлен. Англофранцузская беззаботность при подготовке переговоров в Москве просто невероятна, если не допустить, что она явилась отражением антисоветской настроенности, нежелания лишаться последней надежды договориться с Гитлером и, в случае Франции, недостатком решительности, который и заставил ее следовать за англичанами… Если не считать творцов англо-французской политики — Чемберлена, Галифакса, Даладье, Боннэ — дураками, каковыми они определенно не были, то их политику в отношении Советского Союза в 1939 году следует считать не грубым промахом, а скорее слишком хитроумным риском, который не оправдался».

«В основном западное общественное мнение возлагало вину за пакт с нацистской Германией на Советский Союз, — пишет М. Карлей. — Однако сами британские дипломаты вовсе не были так уверены в этом». Один их клерков Фо-рин Оффис так просуммировал сложившуюся ситуацию: «Наша политика в отношении Советского Союза была по сути своей аморальна, навязана нам необходимостью, и чем меньше мы будем говорить о ней, тем лучше». Когда Л. Фишер, известный американский журналист и историк, попросил у Галифакса эксклюзивной информации для статьи, осуждавшей советскую политику, Галифакс отказал, считая, что «не так уж невероятно, что эти материалы заставят краснеть нас самих…»

А. Тэйлор, по словам М. Карлея, удачно подметил, что отрицательное отношение Запада к нацистско-советскому пакту о ненападении «родилось из мнений политиков, которые ездили в Мюнхен… Русские, на самом деле, осуществили то, чего надеялись добиться государственные мужи Запада; горечь Запада по этому поводу была горечью разочарования, смешанной со злостью, по поводу того, что исповедание коммунистами коммунизма оказалось не более искренним, чем исповедание ими самими демократии». Сейчас «мы располагаем существенной частью тех архивных записей, и они, — отмечает М. Карлей, — подтверждают многие из предположений Тэйлора».

Навряд ли кто будет сомневаться в антикоммунистических взглядах У. Черчилля, но в этот раз он был явно на стороне Кремля. Как всегда он был оригинален, на этот раз встав на защиту «ленинских норм»: «Подписание секретного протокола было, конечно, отступлением от ленинских норм внешней политики социалистического государства, международного права и морали, и подлежит осуждению. Советская страна опустилась до уровня тайной дипломатии, действовала методами империалистических держав (т. е. в первую очередь Англии, Франции и США. -В.Г.). Но договор потому и был подписан, что он диктовался жизненно важными интересами безопасности СССР, позволял лучше подготовиться к неизбежной схватке с фашизмом». «Невозможно сказать, кому он [пакт] внушал большее отвращение — Гитлеру или Сталину. Оба сознавали, что это могло быть только временной мерой, продиктованной обстоятельствами. Антагонизм между двумя империями и системами был смертельным. Сталин, без сомнения, думал, что Гитлер будет менее опасным врагом для России после года войны против западных держав». У. Черчилль подчеркивал: «Если их (русских) политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной», международные события августа 1939 г. «знаменовали всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет».

Историки Робертс и Сиполс считают, что советское движение к пакту о ненападении было просто результатом неопределенности положения и пассивности. Однако неизменным в их аргументации остается положение, что нацистско-совет-ский пакт явился результатом провала англо-франко-советских переговоров. Ванситтарт: «Мы никогда не оказывали им нашего доверия, не стремились установить с ними близкого контакта; именно этот факт и объясняет развитие изоляционизма, который набирает силу в России». М. Карлей: «Советский Союз не мог отказаться от пакта о ненападении с нацистской Германией, когда французское и британское правительства отвергали «всеобъемлющий» альянс, а Польша просто до самого конца плевала на предложения о советской помощи».

По мнению У Манчестера, война была крайне невыгодна Советскому Союзу, который только что встал на ноги: «Не знаю, какой степенью наивности надо обладать (если не сказать большего), чтобы обвинять И. Сталина, этого прагматика до «мозга костей», в желании войны с Германией». «Россия нуждалась в мире, каждый знал это, но (западные) демократии проявили нечувствительность». По мнению А. Тэйлора: «Советская Россия стремилась не к захватам, а к безопасности в Европе. Объяснение этого очевидно. Советские государственные деятели… не доверяли Гитлеру. Для них союз с западными державами представлялся богов лее безопасным делом… Советское правительство повернулось в сторону Германии только тогда, когда удостоверилось, что заключение этого союза невозможно». Русские историки, активные критики сталинизма эпохи перестройки, Р. Медведев и Д. Волкогонов, тем не менее также пришли к выводу, что Запад не оставил советскому правительству иного выбора, кроме как заключить пакт о ненападении с Гитлером. Известный историк и публицист А. Верт, рассуждая о «пакте», безоговорочно утверждал, что «у русских не было другого выбора».

«Если Москва сблизится с Берлином, — писал бывший американский посол в СССР Дэвис Рузвельту, — она пойдет на это, только исходя из своих потребностей по безопасности, а также из-за нежелания англичан и французов считаться с Советским Союзом… Советские товарищи, утверждал Дэвис, это честные люди, которых англичане и французы безрассудно изолировали… После перевода в Брюссель в апреле 1939 г. Дэвис даже предложил, чтобы его послали обратно в СССР со специальным заданием по подготовке российско-британского соглашения о ненападении».

В начале 1980-х «Гардиан» писала: «Из опубликованных документов 1939 года ясно, что Вторая мировая война не началась бы в этом году, если бы правительство Чемберлена прислушалось к совету русских. Союз между Англией, Францией и СССР предотвратил бы войну, ибо Гитлер не мог тогда решиться на конфликт с великими державами на двух фронтах». Почему же все-таки тогда не состоялся такой союз? Газета отвечает так: «Англия могла бы иметь приемлемый союз с Россией, если бы Чемберлен и его министры хотели этого. Россия нуждалась в союзе и хотела его. Англия нуждалась, но не хотела»».

Альтернативы

Мы обхаживали Сталина, говоря ему о чести, справедливости, свободе. Он ответил, что не хочет «таскать каштаны из огня» ради нашей выгоды. Германия говорила ему о войне, разделе территорий, революции: это язык, который он понимал.

А что было бы, если бы Сталин не заключил пакта с Германией? Помогло бы это избежать мировой войны или хотя бы уменьшить ее последствия?

К этим вопросам историки обращались неоднократно. Так, например, М. Семиряга склонялся к мысли, что «без пакта о ненападении с СССР Германия в это время вероятнее всего не рискнула бы напасть на Польшу». А. Некрич категоричен: Сталин «оказался недостаточно смелым и проницательным, чтобы остаться в августе 1939 года «вне игры», то есть не заключать соглашений ни с одной из сторон». МИД Франции в 1939 г. шел еще дальше: он считал, что даже сам факт заключения англо-франко-советского политического соглашения напугает Гитлера. В ответ французский посол в Москве Наджиар замечал: «Это ребяческая идея устрашить Гитлера пустыми словами, без каких-либо более веских доводов, которые могут заставить его задуматься: например, согласие Польши на военное сотрудничество с Россией».