В пекло по собственной воле (сборник) - Светлана Алешина

Фима снимал на пленку экскаватор, уже роющий фундамент под новое здание консервного завода, который, как выяснилось, решили восстановить в кратчайшие сроки. Я удивилась, увидев у котлована наших спасателей из Владивостока. На вопрос, почему они здесь, ведь Чугунков приказал снять спасателей с восстановительных работ, их старший, средних лет мужчина, кутавшийся в штормовку под моросящим нудным дождем, сплюнул в заполняющийся вслед за ковшом экскаватора водой котлован и заворчал раздраженно:

— У него семь пятниц на неделе, у твоего Чугункова. Мы по лесу полазили на горе часа четыре, а потом — всех срочно сюда, на восстановление рыбзавода. А я строителем не нанимался! В гробу я это видел — грязь тут месить под дождем, пусть вербуют сезонников, те и построят им все что хочешь — хоть черта лысого!

Я оставила его у котлована и подошла к Фимке, только что вылезшему из ковша экскаватора, куда он забрался в поисках наиболее эффектной точки съемки.

— О! Наконец-то я нашел тебя! — нагло заявил Ефим, хватая сразу же меня за руку и таща куда-то в сторону от котлована.

Он впихнул меня в вездеход, стоящий неподалеку, и принялся сразу же тараторить как сорока.

— Оленька, я все твои просьбы выполнил! — заявил он, слегка озадачив меня множественным числом слова «просьба», я его просила, насколько мне помнится, только об одном: связаться с геофизиками и выяснить у них все, что можно, о причинах цунами и возможности их прогнозировать.

— Ты представляешь, меня там чуть не арестовали! — продолжал Фимка. — Какой-то козел с майорскими погонами и генеральскими замашками. Столкнулся со мной около палатки геофизиков, они катер с «Витязя» ждали, и начал сразу орать — кто я, видите ли, такой, да что я тут делаю, да есть ли у меня допуск в пограничную зону? Хотел мою фотокамеру отобрать, представляешь? Я его чуть не убил на месте, спасибо ему вот, оттащил меня от этого дурака, а то не знаю, что было бы…

Ефим показал рукой на молчаливого человека, зябко кутавшегося в штормовку, которого я в тусклом полумраке сначала не заметила. К моему удивлению, им оказался тот самый очкарик, который докладывал на совещании, проводимом Чугунковым, первым и вызвал неудовольствие генерала своими научными речами. Он, как мне показалось, тоже узнал меня.

— Нашли своих японцев в океане? — спросил очкарик, протягивая мне руку. — Моя фамилия Финкельштейн. Самуил Моисеевич Финкельштейн, хотя чаще меня называют Семеном Михайловичем, как Буденного.

— Кого? — переспросила я.

Очкарик пожал плечами.

— Буденного, — ответил он недоуменно. — Был такой деятель… Я думал, его еще помнят.

— Ах, этот! — рассмеялась я. — Простите меня за такую реакцию! Я просто не сразу вас поняла. Дело в том, что нашего министра тоже зовут Семен Михайлович, и это тоже кличка или прозвище, что ли… Настоящее имя у него сложнее и не очень удобно для произношения.

Я давно заметила, что когда сообщаешь людям об этом факте, они как-то просто машинально спрашивают: «А как же его зовут?» Но этот, к моему удивлению, такого вопроса не задал.

— Ефим сообщил мне, что вы интересуетесь процессами образования и распространения динамического возмущения в больших массах воды, — сказал вдруг он, слегка огорошив терминологией, сквозь которую я с трудом продралась до смысла сказанного.

«А Чугунков-то был, пожалуй, прав, — подумала я, — когда просил его разговаривать на простом, общедоступном языке, а не читать лекции».

— Вы не ошиблись, — ответила я с живейшим интересом. — Именно я интересовалась этой информацией. Правда, для себя я сформулировала область моих интересов несколько проще… Я хотела бы выяснить поточнее причины цунами, обрушившегося на Шикотан, и возможности их раннего прогнозирования.

Пока мы говорили, Фимка крутил головой то на меня, то на него, потом тяжело вздохнул и заявил:

— Ну, третий, как говорится, лишний. Я надеюсь, вы и без меня тут прекрасно поворкуете, тем более на таком труднодоступном для меня языке. Я как-то привык в своих материалах попроще выражаться, чтобы понятно было абсолютно всем…

Вылезая из вездехода, он поманил меня пальцем и, когда я высунула голову наружу, сказал извиняющимся шепотом:

— Оля, я ни черта не понял, что он там мне объяснял! Потому и приволок с собой. Он, знаешь, кто? Сотрудник какой-то хитрой лаборатории во Владивостоке, они как раз прогнозами занимаются. Его наблюдателем сюда послали…

— Слушай, Фима, — перебила я его. — Кто это тебя арестовать хотел? Только давай без всякой пурги, я же понимаю, что тебя очкарик у майора отбил, а не наоборот, как ты сказал…

— Да я — ничего… — пробормотал смущенный Ефим. — Я откуда знаю, кто это такой. Он мне документы не показывал. Рожа не русская какая-то — то ли казах, то ли киргиз, черт его знает!

«Рожа нерусская должна и фамилию иметь нерусскую, — подумала я, — например, Турсунов, майор то ли ФСБ, то ли вообще диверсант из группы Конкурента. Час от часу не легче. Он меня по пятам преследует. Или, наоборот, — опередить хочет. Вот бы Фима перетрусил, если бы узнал, что его чуть ФСБ не арестовала… Пожалуй, еще не поверил бы, да и правильно, в сущности, сделал бы. Я тоже не верю, что этот Турсунов и в самом деле из ФСБ».

— Ладно, — пожалела я его. — Наверняка придурок какой-нибудь наехал! Просто ты ему под руку попался. Ерунда. Я могу подсказать тебе кое-что для материала в газету.

По Фимкиным глазам я увидела, что он тут же сделал собачью стойку.

— Только что на заставу привезли одного из охотников, унесенных в океан. Его подобрал авианосец «Стремительный». Сейчас у врачей на заставе, они над ним колдуют. Говорить, правда, пока не может почему-то…

Последнюю фразу я договаривала в пустоту — Фимка уже несся к ближайшей машине. Я усмехнулась и нырнула в вездеход.

— Извините, Семен Михайлович, — бросила очкастому геофизику. — Я в вашем полном распоряжении.

— Знаете, — сказал он вдруг, — я не люблю двусмысленностей. Оттого, возможно, и выражаюсь наукообразно. Но это затем, чтобы мои слова нельзя было истолковать иначе, чем в соответствии с тем смыслом, который я в них вкладываю.

Я чуть не покраснела, сообразив, на что он намекает. Мою последнюю фразу и в самом деле можно было истолковать по-другому. Но какое для этого нужно иметь буйное воображение! Вместо того чтобы покраснеть, я разозлилась.

«Да он же просто по носу меня щелкнул! Никакое у него не буйное воображение. Он роли между нами распределяет! Привык, наверное, что ему в рот смотрят там у них, в лаборатории! Кстати, что за лаборатория такая?»

— Семен Михайлович! — подавила я свое раздражение, по крайней мере внешне. — Полностью согласна с вашей сокровенной мыслью о том, что мужчины несравненно умнее женщин и гораздо более пригодны к занятиям наукой, чем пол, им противоположный.

— Я этого не говорил, — пробормотал он, отводя глаза в сторону.

— Вы этого даже не думали! — согласилась я. — Это у вас в крови, вернее — этим вы себя утешаете…

— Что вы несете?.. — начал он, но я его перебила:

— Я несу вам истину, от которой вы старательно отворачиваетесь, чтобы не видеть самого себя таким, какой вы есть на самом деле. Дайте мне, пожалуйста, вашу руку.

Он нерешительно протянул мне левую руку, но потом вдруг резко ее отдернул и посмотрел на меня презрительно.

Я рассмеялась:

— Да нет! Я не собиралась по руке читать ваш характер, просто хотела убедиться, что вы женаты, посмотреть, есть ли у вас на пальце обручальное кольцо. Столь педантичный, как вы, человек обязательно должен носить кольцо, раз уж существует такая традиция. Я тоже не верю ни в какую мистику. Но в то, что женились вы неудачно и теперь мстите своей жене таким вот закамуфлированным образом, презирая женщин вообще и считая их существами низшими по сравнению с мужчинами, я верю. Вернее сказать — я это знаю. Вы не любите свою жену. Не любите скорее всего оттого, что она не любит вас. Но признаться в этом самому себе вам страшно, а главное — стыдно, не правда ли?

Он взглянул на меня, и сразу же я пожалела обо всем. В его глазах стояли слезы! Очки увеличивали их, и они казались несоразмерно с глазами большими.

«Скотина ты все же, Ольга! — сказала я самой себе. — Размахалась кулаками! Когда только ты сама-то перестанешь мстить мужикам?»

Очкарик отвернулся, и мы минуты три сидели молча. Потом одновременно сказали:

— Извините…

И оба рассмеялись.

— Все! Забыли! — заявила я и увидела на его лице полную готовность пойти навстречу и поддержать мое предложение.

— Если из двух человек один нуждается в помощи, а другой может помочь, они всегда найдут общий язык, если только не будут жестко распределять роли, — сказала я. — Коль скоро я сейчас нуждаюсь в помощи, это вовсе не значит, что через секунду мы не поменяемся ролями. Верно?