Товар для Слона - Андрей Хазарин

После завтрака молча сопроводила господина в больницу, сдала с рук на руки лейб-гвардии гренадерского полка медсестре Софье и помчалась на работу. Промелькнул Андрей, доложил, что убывает по заданию Вадим Андреича и исчез раньше, чем я успела спросить, о каком таком задании идет речь и когда это Вадим Андреич успели выдать ему задание. Шварц продевал через форточку на кухне антенный кабель, который собирался воткнуть в маленький телевизор.

— Откуда ящик? — с подозрением спросила я.

— Из дому, у Машки узурпировал.

— Может, реквизировал?

Все меня сегодня злило, даже Серегины вечные выкрутасы со словами.

— Может, и так, но, по-моему, все же узурпировал — с мясом оторвал.

Потом, с небольшим запозданием, до меня дошло, что кабель идет сверху и где-то он его должен был подключить.

— На крышу лазил?! — в ужасе заорала я.

— Не-е, у Ильинишны зацепился. На крышу я боюсь.

И когда это он успел так близко с Резниками сойтись? Хотя они туристы, ребята контактные.

— И что, интересно узнать, ты собрался смотреть в рабочее время: футбол или их нравы?

Серега уставился на меня ошалелыми глазами:

— Слушай, Осина стоеросовая, ты что, не похмелилась с утра?

Я огрызнулась в том духе, что не ваших привычек и не имеюобыкновения с утра опохмеляться.

— Сегодня же Коваля хоронят!

Я нахмурилась. Действительно, за обидами забыла все на свете… хотя не то, в общем, зрелище, без которого мне не прожить.

— И какую оперативную ценность представляет для нашей фирмы это печальное событие?

Шварц повернулся ко мне, укоризненно покачал головой:

— Мы расследуем версию об убийстве мэра или нет? А убийца всегда является на похороны жертвы, это же общеизвестно! Книжки надо читать, Ася Георгиевна.

Доконал он меня. Была у нас когда-то сотрудница Альма — нет, это не собаку так звали, а её саму. Она время от времени такое высказывала, что глаза на лоб лезли, и я до сих пор не знаю, действительно она была наивная или у неё так чувство юмора функционировало. Порой Сереженька мне её напоминает. Хорошо, что у нас он работает по другой линии. Программист царя небесного…

Однако, когда в двенадцать часов начали передавать гражданскую панихиду из здания мэрии, я тоже не выдержала, бросила работу и подошла к телевизору. Играли Шопена, показывали толпу на улице перед входом, зал и почетный караул у гроба. Гроб, конечно, был открыт, несмотря на болтовню пресс-Мовчана, лицо… не знаю, был он сейчас похож на себя или нет, я никогда к Ковалю особенно не присматривалась, хотя показывали его в городских новостях часто.

Но я больше не на гроб смотрела, а на проходящих мимо него людей. И меня поразило, что среди явных должностных лиц, представителей и заместителей общественности, мелькало множество просто человеческих. Отличить всегда можно…

Постепенно и меня начало охватывать специфическое похоронное настроение, я почувствовала, что все равно работать не смогу, и решила пока сбегать в больницу. Димка, конечно, хамло, но все-таки больной. А мозги я ему успею дома прочистить, когда поправится и наберется сил. Хотя пьянствовать с алкашами от юриспруденции ему сил хватило!

В общем, оставила я Шварца одного выискивать на глазок убийцу среди провожающих и ускакала.

Однако в больнице тоже смотрели телевизор — правда, размерами побольше и с поразительно яркими цветами. Его японцы прислали для чернобыльской клиники. Ничего, не прогадали, о таком событии неделю галдело и радио, и телевидение, за простую рекламу куда больше заплатили бы…

Колесников меня заметил, помахал рукой и сдвинулся, освобождая полстула. Иногда в тощем сложении есть свои преимущества.

На экране репортеры из «Саймона» и «Семь-плюс» приставали к людям, выходящим из зала. Пожилая женщина говорила:

— Не знаю, почему другие пришли, у них спросите, а мне Александр Николаевич помог выбраться из подвала, живем теперь с сыном, невесткой и внуком в нормальной квартире…

Димка усмехнулся, я тоже. История с подвалами в свое время нашумела на весь город. Буквально с третьего дня после вступления в должность Коваль велел всех торгашей, желающих занять подвальное помещение под магазин, адресовать к нему лично. И каждому доверительным шепотом обещал немедленное разрешение с оформлением и передачей в полную собственность, если уважаемый бизнесмен семью такого-то, проживающую там-то, переселит из подвала в нормальную квартиру. Если же бизнесмен начинал ныть, что это ему не по карману, мэр разводил руками, извинялся, что ничем не сможет помочь и вынужден будет направить уважаемого господина имярек в управление нежилым фондом для рассмотрения вопроса в порядке общей очереди в следующем году. А подвалы в самых оживленных местах — на Хазарской, Полтавской и Грушевской шли за две квартиры…

— Пока Коваль не навел порядок в архивах, — рассказывал старый мужчина с орденом Отечественной войны на пиджаке, — мне платили пенсию по минимуму, а с января у меня восстановлены все документы, полная пенсия и льготы участника боевых действий…

И с этим делом Коваль придумал красиво: на лето собрал со всех вузов переносные компьютеры и послал с ними в руках два курса экономического и исторического факультетов на практику в архивы. Совершенно случайно среди практикантов оказались и студенты милицейского университета, в результате два особо ярых ревнителя секретности и неприкосновенности документов пошли под суд за вымогательство и взятки.

Тем временем режиссер переключился на зал — там начались речи. Через тридцать секунд слушателей (в моем лице, по крайней мере) потянуло на мат и противоправные деяния. И как у людей совести хватает говорить такими суконными, казенными, затертыми словами! Это же не про посевную и уборку мусора, человек умер — и совсем не плохой, по их же словам.

Допустим, выплыл он на своем умеренно диссидентском прошлом, но не стал в тысячный раз клеймить забывших о народе коррумпированных партократов, а занялся делом. И оказалось, что хватает у него не только твердых убеждений и честности, но и смелости — не боялся Коваль ради дела подставить собственную шею под удар.

Никому не сосчитать, скольких лет жизни стоила ему одна только история с налогами. Чураев — город-донор. Большой научный и промышленный центр, а заводы и институты, в отличие от бизнесменов, не научились увертываться от уплаты налогов, и львиная доля собранных средств уплывала в столицу, на поддержание областей более хилых, зато политически горластых. И вот свежевыбранный мэр улетает в столицу и, неизвестно уж какими путями, добивается уменьшения этой самой львиной доли. Так у него появилась возможность что-то сделать за счет городского финансирования.

Чуть не каждый выступающий вспоминает третью линию метро и самодельные троллейбусы. Может, не так и много значат эти троллейбусы сами по себе, но открыто показывают: шевелите мозгами, придумайте что-то действительно нужное для людей — и поможем, и поддержим…

И вдруг Колесников больно стиснул мне руку.

Председательствующий объявил, что от имени кавказских беженцев, которых приютил город Чураев, выступит глава землячества Алан Александрович Арсланов.

К микрофону подошел высокий, красивый, наверное, сильный мужчина, немного похожий на Абдуллу из «Белого солнца пустыни». Говорил он со слезами в голосе, по-кавказски цветисто, но почти без акцента. Он прощался с погибшим мэром, благодарил его лично и всех горожан за сердечное тепло, за предоставленный кров, за сочувствие и помощь. Нигде больше, ни в каком другом городе так много не делалось для поддержки обездоленных людей. Стольковнимания уделялось — и квартиры, и материальная поддержка, и рабочие места, и школы для детей…

В голосе Арсланова звучали ноты искреннего горя — а я не могла ничего с собой поделать, я не верила, что человек, испытывающий искреннее горе, может говорить так красиво и витиевато…

И, заглушая отрепетированные фразы Арсланова, звучала в ушах дурацкая фраза Сережки Шварца: «Убийца всегда является на похороны жертвы».

Борис Олегович Дубов смотрел на экран — и презрительно кривился. Дешево, дешево, господин Арсланов! И модное черное пальто до пят, и черные пальто охраны — все дешевка… Пой, ласточка, пой!.. Недолго осталось. Это тебе не кавказское застолье, тут витийство твое недорого стоит. Зарвался, наглец, рано себя князем почувствовал… Ишь, разговорился, «беженец»! Жулик ты мелкий, шпана, а туда же — «крестным отцом» себя вообразил! Ладно, почирикай, пока не понял, в каком дерьме по уши сидишь…

Сам Дубов на гражданской панихиде не появился. Подождал, пока тронется от мэрии траурный кортеж, плеснул себе в рюмку джина «бифитер», молча помянул покойного. Велел подать «жигули», сел рядом с Антоном, негромко сказал: