Роза и семь братьев - Луиза Олкотт

— Пожалуйста, позвольте мне лечь в постель.

— Это самое лучшее место для тебя, моя дорогая. Отнеси ее наверх, Алек, я уже велела приготовить горячую воду, а после хорошей ванны она выпьет чашку настоя шалфея, заснет и проспит свою простуду, — весело ответила леди и ушла давать необходимые распоряжения.

— У тебя что-нибудь болит, дорогая? — спросил дядя Алек, неся девочку наверх.

— У меня болит бок, когда я дышу, и мне как-то нехорошо. Но это пустяки, не беспокойтесь, дядя, — прошептала Роза, прижимая горячую маленькую руку к его щеке.

Но доктор, казалось, очень беспокоился, и было от чего. Когда Дэбби вошла в комнату с грелкой в руках, Роза попробовала засмеяться, но не могла, у нее от сильной боли захватило дыхание, и она заплакала.

— Плеврит, — со вздохом констатировала тетушка Изобилие, наклоняясь над ванной.

— Пьюмония! — проговорила Дэбби, заворачивая в простыни грелку.

— А это плохо? — спросила Фиби, чуть не уронив от страха ведро с горячей водой. Она понятия не имела о болезнях, и слова Дэбби показались ей особенно ужасными.

— Тише! — сказал доктор таким тоном, что все примолкли и принялись за работу.

— Постарайтесь устроить все как нельзя лучше, а когда она будет в постели, я приду к ней, — прибавил он, когда ванна была готова, а одеяла висели у камина.

Он зашел к тетушке Спокойствие, чтобы ободрить ее, сказав, что это всего лишь простуда. Потом долго ходил взад-вперед, пощипывая бороду и хмуря брови, — верный признак большой тревоги.

— Я воображал, что мне повезет, и я за этот год не потерплю ни одной неудачи. Да будет проклято мое упрямство! Зачем я не послушал Майру и не оставил Розу дома. Нехорошо, что ребенок страдает из-за моей безумной самоуверенности. Нет, она не будет страдать из-за меня! Однако, это действительно пневмония. Но я не боюсь ее! — и он толкнул ногой индейского идола, который попался ему на глаза, как будто эта безобразная кукла мешала ему.

Однако как ни бодрился доктор Алек, сердце его болезненно сжалось, когда он снова увидел Розу. Страдания девочки усилились, и ничто: ни ванны, ни теплые одеяла, ни горячее питье — ей не помогло. Несколько часов бедный ребенок сильно страдал, и мрачные образы носились в умах тех, кто с нежной заботой ухаживал за ней.

Во время сильного приступа кашля пришел Чарли с каким-то поручением от матери.

— Что такое случилось? Вы смотрите так мрачно, точно вышли из могилы, — спросил он у Фиби, которая выходила из комнаты Розы с горчичником, не принесшим никакой пользы.

— Мисс Роза сильно больна.

— Черт возьми, что с ней?

— Не говорите так, мистер Чарли. Роза в самом деле очень больна, и всему причиной мистер Мэк.

И Фиби рассказала о случившемся в достаточно резком тоне, потому что в эту минуту была готова объявить войну всем мальчишкам на свете.

— Ну, уж задам же я ему, будьте покойны, — топнул ногой Чарли. — Но неужели Роза опасно больна? — прибавил он с беспокойством, когда увидел тетушку Изобилие, которая быстро шла с какой-то склянкой.

— О, да! Доктор мало говорит, но он больше не называет это простудой. Теперь это плеврит, а завтра, пожалуй, будет пьюмония, — ответила Фиби, с отчаянием глядя на горчичник.

Чарли засмеялся над новым произношением слова «пневмония», а Фиби посмотрела на него с презрением, причем черные глаза ее сверкнули огнем, и сказала с трагическим жестом:

— Как у вас хватает духу смеяться, когда она так страдает. Прислушайтесь и потом смейтесь, если посмеете.

Чарли прислушался, и лицо его приняло такое же серьезное выражение, как и лицо Фиби.

— О, дядя, пожалуйста, сделайте так, чтобы боль утихла, дайте мне немного отдохнуть! Не говорите мальчикам, что я так малодушна. Я стараюсь удержаться, но боль так сильна, что я не могу не плакать.

На глазах Чарли выступили слезы, когда он услышал этот слабый, прерывающийся голос. Но ведь мужчины не плачут, и мальчик, пытаясь оправдать свои слезы, быстро нашел им объяснение. Проводя рукой по глазам, он сказал Фиби:

— Не держите так близко горчичник, у меня от него текут слезы.

— Не понимаю, как это может быть, когда в нем нет никакой крепости. Это сказал доктор Алек и послал меня купить новый, — проговорила Фиби, нисколько не смущаясь тем, что ее крупные слезы капают на горчичник.

— Я схожу за горчичником! — и Чарли на некоторое время исчез, очень довольный так кстати подвернувшимся случаем.

Когда он возвратился, следов волнения на его лице уже не было видно. Отдав Фиби коробку с самыми крепкими горчичниками, какие только можно было найти, Принц ушел, чтобы задать трепку Мэку. По его мнению, это было необходимо. Чарли исполнил это так энергично и добросовестно, что бедного Червя охватило отчаяние. Мэк мучился угрызениями совести и, ложась спать, чувствовал, что недостоин теперь называться честным человеком и что на челе его горит печать Каина.

Благодаря искусству доктора и преданности его помощников Розе к полуночи сделалось лучше, и все надеялись, что опасность миновала. Доктор Алек ничего не ел и не пил с тех пор, как Роза заболела. Тетушка Изобилие настаивала на том, чтобы он хотя бы напился чаю. Фиби как раз заваривала чай у камина в кабинете, когда в окно кто-то постучал. Фиби вздрогнула и посмотрела в ту сторону, откуда раздался стук. В окне она увидела чье-то лицо, но не испугалась, потому что, взглянув еще раз, поняла, что это было не привидение и не вор, а Мэк, лицо которого было особенно бледно при зимнем лунном свете.

— Впустите меня, — попросил он и, войдя в комнату, крепко сжал руку Фиби и угрюмо спросил: — Что Роза?

— Слава Богу, ей лучше, — ответила Фиби с улыбкой, которая успокаивающе подействовала на бедного мальчика.

— И завтра она будет совсем здорова?

— О нет. Дэбби говорит, что у нее будет ревматическая лихорадка, если не пьюмония, — ответила Фиби, уверенная, что правильно произнесла название болезни.

Лицо Мэка снова приняло грустное выражение, и, мучимый раскаянием, мальчик спросил с глубоким вздохом:

— Я думаю, мне нельзя будет ее навестить?

— Конечно нет, особенно теперь, ночью, когда мы пытаемся сделать все, чтобы она заснула.

Мэк открыл рот, чтобы сказать что-то, и вдруг чихнул так громко, что эхо раздалось по всему дому.

— Как же вы не удержались? — упрекнула его Фиби. — Вы, пожалуй, разбудили ее.

— Я не ожидал, что это случится. Такое уж мое счастье, — проворчал Мэк, собираясь уйти и боясь, что его присутствие наделает еще больше беды.

Но вдруг голос с лестницы тихо произнес:

— Мэк, подойди сюда, Роза хочет тебя видеть.

Он поднялся и увидел дядю, который ожидал его.

— Что заставило тебя прийти сюда в такой час, мой мальчик? — спросил дядя шепотом.

— Чарли сказал, что я всему виною, и если она умрет, так это из-за меня. Я не мог заснуть и пришел узнать, что с ней. Никто не знает об этом, кроме Стива, — сказал Мэк с таким волнением, что у дяди не хватило духа его отругать.

Прежде чем он успел сказать еще что-нибудь, слабый голосок из комнаты позвал:

— Мэк!

— Побудь одну минуту, чтобы доставить ей удовольствие, и уходи. Я хочу, чтобы Роза заснула, — и с этими словами доктор впустил Мэка в комнату.

Лицо на подушке было бледным, и улыбка, которой Роза приветствовала Мэка, была очень слаба, потому что девочка все еще страдала. Но она не успокоилась до тех пор, пока не сказала двоюродному брату слов утешения.

— Как мило, что вы пришли меня проведать, несмотря на столь поздний час. Не беспокойтесь, мне теперь гораздо лучше. И не корите себя, ведь я сама во всем виновата, а вовсе не вы. Глупо было с моей стороны стоять и мерзнуть, потому что я обещала ждать вас.

Мэк поспешил разъяснить ей ситуацию, осыпал себя упреками и умолял не умирать; так сильно подействовало на бедного мальчика нравоучение Чарли.

— Вот уж не знала, что я в такой опасности, — Роза посмотрела на Мэка с выражением какой-то торжественности в больших глазах.

— О, надеюсь, что опасности нет. Но, знаете, иногда люди умирают так неожиданно, и я не мог успокоиться. Мне хотелось, чтобы вы меня простили, — пробормотал Мэк.

Роза лежала тихо, золотистые волосы ее рассыпались по подушке, и на бледном лице застыло выражение страдания.

— Я не думаю, что умру, дядя не даст мне умереть, но если что-нибудь случится, помните, что я вас простила.

Она посмотрела на Мэка с нежным выражением в глазах и, видя, как он глубоко огорчен, ласково добавила:

— Я не хотела вас поцеловать под омелой, но теперь поцелую. Хочу, чтобы вы были уверены: я прощаю вас и люблю так же, как и прежде.

Бедный Мэк был полностью уничтожен. Он едва смог пробормотать несколько слов и стремглав выбежал из комнаты. Придя в гостиную, он лег на диван и лежал, мучаясь мыслью, что вел себя, как ребенок. Но, потом все же заснул, устав от усилий не «хныкать, как девчонка».